Оставалось лишь лежать и ждать врача. Больше никому звонить не хотелось. Бабулю волновать? Ни за что! Лучше я сразу насчет новой витрины позвоню, закажу, чтобы сделали как можно скорее. Из-за проклятой драки я теперь до самого Нового Года на гречке сидеть буду! Потому что помимо уже имеющихся долгов появится еще один…

Кое-как поднимаюсь с постели, нестерпимо нужно в уборную. В палате умывальник, над ним зеркало — заглядываю в него и ужасаюсь. В таком виде мне не покинуть больницу без посторонней помощи! На меня же каждый встречный будет пялиться! Голова забинтовала, волосы местами слиплись, похоже от крови, местами торчат в стороны… Голубое платье порвано и покрыто бурыми пятнами… Доковыляв до кровати беру в руки телефон и звоню подруге, прошу приехать ко мне. Хорошо, что у меня есть мобильный, без него я бы сошла с ума. Но интересно, как так получилось, что он со мной? Я что, потеряла сознание, но его из рук не выпустила? Вот это конечно круто… Или сердобольные врачи нашли рядом со мной и прихватили. Тогда их просто необходимо отблагодарить!

Подруга обещает быть через двадцать минут, за это время приходит врач и сообщает, что у меня все замечательно, даже сотрясения нет. И что меня выписывают.

Приятная новость, обещаю освободить палату через полчаса, и врач уходит. А я жалею, что про бандита не спросила. И я не имею в виду состояние его здоровья! Я все еще глубоко возмущена, зла и взбешена тем, что мне довелось пережить по его милости. И никак не возьму в толк, почему его в больницу повезли? Почему не в полицейский участок?

В палату влетает Наташка и я забываю обо всем.

— Боже мой! Что с тобой случилось? — вопит она с порога, взволнованная донельзя. — Бабуля знает?

— Нет! Ни к чему ее волновать! Мне уже можно идти, врач сказал я в норме… Можешь сходить за выпиской? Хотя вряд ли она мне понадобится…

— Так, ну ка ляг и лежи, — строго приказывает Нат. — Ты себя видимо в зеркало не видела. Вся в кровище, скула опухла. Я этих мясников знаю, лишь бы выписать! Ща выбью тебе нормальное обследование, с ними надо никак не по-хорошему разговаривать…

— Не надо, мне на работу… Мне витрину разбили, — жалуюсь слабым голосом.

— Боже мой! Тебя ограбили? В нашем городе? Какой ужас! — Причитает подруга. — Уму не постижимо… кошмар, до чего кризис людей довел. Что у тебя можно там взять-то… кроме мазни разнокалиберной.

— Ну знаешь, там есть неплохие вещи, — бормочу обиженно.

— Дорогая, я ни в коем случае не хотела тебя обидеть, — идет на попятный Наташка. — Ты ж знаешь, для меня все мазня. Но согласись, странно…

— Потому что ты меня не слушаешь! — перебиваю подругу. — Это не ограбление, была драка, и я в общем немного сама виновата… в том, что пострадала… а вот витрина…

Тут меня начинают душить слезы, потому что снова вспоминаю сколько стоит замена, и насколько вообще вероятна возможность что тебе в витрину бросят человека? Мизерна! И почему я такая невезучая?

С Наташкой спорить бесполезно, она ушла, а я послушно прилегла снова, на казенное белье…

Почему-то мне приснилась мама… О ней я еще не рассказала, вообще — редко вспоминаю родителей. Оба настолько экспрессивные личности, что зачастую, особенно в подростковом возрасте, мне хотелось держаться от них подальше…

Познакомились родители в танцевальном коллективе «Березка». Я же говорила, что в моей семье все обладают склонностью к искусству. Так вот, мама танцевала. Мечтала о балете и «Мариинке», но потянула лишь «Березку». Впрочем, ансамбль был хороший, мама объездила с ним всю страну… Папа пришел туда спустя два года, был баянистом. Начался бурный роман, потом свадьба, потом родилась Одетта, моя старшая сестра… Каким-то чудом, когда родилась я, бабушке, самому разумному существу в нашем семействе, удалось убедить маму, что не стоит называть меня Одиллия… При том, что мама решила с самого начала оставить себе свою девичью фамилию — Лебедева, а перед моим рождением поссорилась с отцом и подала на развод, заявив, что даст мне свою фамилию… Согласитесь, Одиллия Лебедева — это слишком экстравагантно. Поэтому я безмерно благодарна бабуле, чуть переделав мамину мечту, меня назвали Эмилией, или, как чаще всего называли меня сокращенно — Эми. Эмилия Лебедева — другое дело.

Мама и папа потом еще не раз сходились и расходились, а потом папа скончался, выпив какое-то некачественное пойло с друзьями по филармонии… Мама была безутешна, потом запила, потом закодировалась и ударилась в религию, познакомилась с каким-то проповедником из Америки и уехала туда. Мы вот уже лет семь, только открытки да посылки от нее получаем. Чему всегда очень радуемся — ведь это означает что с мамой все хорошо. В остальном посылки странные — то одежда огромных размеров, парашют можно сшить, иногда это сувениры, иногда даже интересные. Подозреваю что мама бродит там по барахолкам да секонд-хендам, которые как я слышала в Америке очень неплохи… Пара подсвечников, присланных на рождество, отлично вписалась в интерьер моей галереи….

Сестра тоже не сидит на месте, вся в маму. Все время с кем-то встречается, путешествует, причем любит экстремальный отдых. Тоже шлет открытки. Сестра старше меня всего на год, а ведет себя так, будто на десять лет. Любит ворчать и давать советы, а вот в свою сторону критики не приемлет. Одетта выше меня на голову, когда особенно достает, начинаю дразнить ее в ответ, точнее, это было в детстве, сейчас то мы повзрослели, стали мудрыми и самодостаточными…

Раньше я дразнила ее за сорок второй размер ноги, что всегда очень расстраивало сестренку. Женщина такой комплекции с именем Одетта — насмешка природы. Зато сестра рисует исключительно талантливо. Но делает это изредка и нехотя. Например, оставшись как-то в Амстердаме без копейки денег — ее ограбили, за пару дней набрала на билет, рисуя прохожих на улице.

А вот из меня художника мало-мальски талантливого не вышло, но я не унывала. Что с того, меня все равно тянет к искусству со страшной силой. Когда зачитали завещание деда, и я узнала, что галерея досталась мне… Вопли радости еще долго слышал весь квартал. А я сожалела лишь об одном — что при жизни так и не смогла найти общий язык с дедулей. Вот был бы он сейчас здесь, как бы я его расцеловала!

Глава 2

Несмотря на то, что все мое семейство настолько необычно, мы все такие разные — все очень любим друг друга, скучаем… Особенно сейчас… провалилась в сон буквально на несколько минут, и вот, проснувшись, чувствую опустошение и одиночество. Хочется, чтобы мама была рядом, обняла, по голове погладила, сказала, что все будет хорошо… Мне ужасно одиноко в больничной палате, сколько еще будет пропадать Наташка? С трудом отключаюсь от воспоминаний о семье на сегодняшние реалии. Надеюсь, с подругой все в порядке, а то ведь бешеный бандит, с легкостью способный расправиться с толпой людей… бродит неподалеку.

И тут лицо бандита встает передо мной как живое. Моргаю, пытаясь убрать эту картинку, но не выходит. А потом понимаю, что он стоит в моей палате… в реальности!

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает детина. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Чем больше смотрю на него, тем явственнее из прочих чувств выделяется… злость.

Кошу глазом на дверь, потом на тумбочку — оцениваю свои перспективы к отступлению. Бородач занимает весь дверной проем, так что путь к бегству перекрыт. В качестве оружия можно использовать лишь мой «ридикюль» (тоже бабушкино словечко) — моя сумка, которую прихватила по дороге ко мне, Наташка. Я как раз на днях забыла ее у подруги, вот Нат и привезла ее. Я туда даже не заглянула, но помню, там должны лежать кисти и краски… Не так много, наверное, не слишком солидный вес, если придется шандарахнуть бандита ридикюлем… Для этого до сумочки надо еще добраться… И жаль, если честно, тратить ручную работу на этого детину! Я сама сделала сумочку. Холст, вышивка, немного парчи… Получилась оригинальная работа.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает бородач хриплым голосом. — Мне очень жаль, что так вышло…

— Что не удалось убить меня? — спрашиваю язвительно.

— О чем это вы? С ума сошли, дамочка? Головой ударились? То есть… я понимаю, что вы ударились головой, и мне очень жаль. Я не видел вас…

— А уж как мне жаль — не представляете! Что вы выбрали именно мою улицу, для нападения на людей. Что с вами такое? Проблемы с контролем гнева? Или пересмотрели боевиков? Ван блин Дамм!!!

— С вами точно не все в порядке, — констатирует мужчина. Его, к слову, перевязали, рану на щеке заклеили пластырем. Он выглядит как Брюс Уиллис в финале «Крепкого Орешка»! Брутален, ранен, но полон жизненных сил. Вадик обожает смотреть эти Орешки… Я же — никогда не любила.

Странное смущение накатывает, ведь бородач разглядывает меня пристально. В его глазах замечаю смесь жалости и… интереса, что ли. И еще — сожаления. То ли он и правда раскаивается, что сотворил со мной такое… То ли проявляет мужской интерес, и сожалеет, что подобные обстоятельства знакомства, помешают ему в дальнейшем продвижении в плане флирта…

Ох, ну и надумала я! Аж краска к щекам прилила… Где Нат, когда она так нужна, позарез просто! Я ведь… я же с ума сойду окончательно, если еще на минуту в присутствии этого мужика останусь.