Эвелин Скай

Сто историй любви Джульетты

Посвящается Тому…

Эта книга — мое признание в любви.

Тебе, нам с тобой.

«И в небе, и в земле сокрыто больше,

чем снится вашей мудрости, Горацио».

Уильям Шекспир, Гамлет, акт 1, сцена 5

(Перевод Михаила Лозинского)

Элен

Аляска в январе — волшебная страна. Заиндевевшие ветви деревьев сверкают в бледном свете луны, словно кружева, сотканные Снегурочкой. Сосульки под крышами мерцают, будто застывшее во времени Рождество, а танцующие в воздухе снежинки подмигивают мне как живые. Сказка, да и только. Во всяком случае, такое у меня сложилось впечатление от сегодняшнего вечера.

На тридцать первом году жизни, проработав энное количество ничем не примечательных лет новостным репортером в The Wall Street Journal в Лос-Анджелесе, я решила осуществить свою давнюю мечту — написать роман. Мою собственную книгу! Это совсем не то, что рассказывать чужие истории. Начиная с подростковых лет я постоянно писала короткие зарисовки, кусочки будущего романа, а теперь у меня наконец появилось время сложить их воедино.

Честно говоря, мне это сейчас очень нужно. В недавнем прошлом я прошла через настоящий ад. По большому счету я бы с удовольствием полила бензином и бросила в костер последние лет десять своей жизни. Смерть двух любимых золотистых ретриверов; «почти бывший» муж, гаммельнский крысолов, без зазрения совести изменявший мне с секретаршами; бесстыдно подсидевшая меня так называемая лучшая подруга.

Впрочем, подруга, сама того не подозревая, оказала мне услугу. Если бы меня повысили до обозревателя, я бы никуда не уехала. Окажись она настоящей подругой, я застряла бы в прежней жизни и не решилась бросить своего никчемного «спутника жизни».

Ее предательство стало, так сказать, спичкой, которая помогла мне сжечь прошлое.

Прощай, старая Элен Янсен. Да здравствует новая, лучшая Элен!

Моя мама утверждает, что ничего не случается просто так, и я ей верю. А посему, когда мне подвернулись невероятно дешевые билеты на Аляску (туристы редко стремятся попасть сюда в январе) плюс недорогой коттедж в аренду в рыбацком городке, я увидела в этом знак судьбы: именно здесь я должна писать свой роман и строить новую жизнь. Думаю, я приняла верное решение. Мне уже гораздо легче.

Напевая себе под нос, я запираю дверь коттеджа и не спеша иду по улице в поисках уютного местечка для ужина. На часах только половина седьмого, а уже давно стемнело: надеюсь, к этому можно привыкнуть. Как и к прогулкам по снегу в неуклюжих зимних ботинках, хотя пешком всяко лучше, чем за рулем. В гараже стоит взятая напрокат машина, но я так измучилась, пока доехала сюда из аэропорта, что с меня хватит. Я привыкла ездить по солнечным калифорнийским бульварам, обсаженным пальмами, и не собираюсь лишний раз испытывать удачу на обледенелых дорогах Рыбной Гавани.

К счастью, от моего съемного домика рукой подать до живописного центра города. На углу стоит симпатичный книжный магазин, отделанный в морской тематике; с ним соседствует сувенирная лавка для немногочисленных туристов, которые приезжают летом из Анкориджа и Кетчикана. Над площадкой для барбекю поднимается древесный дым, наполняя воздух ароматом жареной грудинки и ребрышек. Чуть дальше вижу музыкальный магазинчик с виниловыми пластинками (не знала, что они до сих пор существуют, и это приводит меня в восторг), несколько пекарен и кофейня.

При виде бара под названием «Ледяная выдра» я понимаю, что именно здесь хочу провести свой первый вечер в Рыбной Гавани. Он напоминает салун на Диком Западе, только с аляскинским колоритом: синяя краска потускнела от снега и дорожной соли. У входа деревянная статуя: бородатый охотник на пушных зверей с ружьем в одной руке и кружкой пива — в другой, из динамиков в зале доносится веселенький регтайм.

Обогнав меня, в бар с хохотом, шутками и прибаутками врываются трое укутанных в толстую фланель лесорубов; похоже, они знакомы не первый год. Я проскальзываю в дверь вслед за ними.

Именно таким я представляла себе внутреннее убранство «Ледяной выдры». Две трети столиков заняты, а посетители так же эклектичны, как обстановка. Лесорубы направляются в дальний угол и усаживаются под большой картиной с изображением сердитой выдры. На заднем плане, под выцветшим рекламным плакатом прошлого века, сидит компания женщин постарше, ни дать ни взять добрые бабушки с вязанием в корзинках. На плакате — реклама дикого аляскинского лосося с надписью «Клондайк!» и мультяшным королевским крабом в позолоченной короне. Постер приводит меня в восторг. Почти все остальные посетители — мужчины, вероятно, рабочие с завода по переработке морепродуктов, но есть и несколько семей: дети едят куриные палочки, а родители пьют пиво.

— Добро пожаловать в «Ледяную выдру», — приветствует меня шустрая белокурая официантка. — Недавно приехала?

— Неужели так заметно? — смеюсь я.

— Ну, городок у нас маленький, я всех тут знаю. — Подмигивает она. — И у тебя волосы темно-золотистого цвета — такой получается, когда темно-русые выгорают на солнце, а тут у нас все бледные поганки, витамина D не хватает. Я Бетси. Садись где хочешь. Первый напиток — за счет заведения. Что будешь?

— Местное пиво, может, светлый эль…

— Сейчас принесу.

Я нахожу кабинку поменьше у стены, откуда виден весь зал, и устраиваюсь на потрескавшемся дерматиновом сиденье. Надо мной висит чей-то охотничий трофей — ужасающе огромная голова лося. Тем не менее она идеально вписывается в перегруженный колоритными деталями стиль бара. Бетси приносит мне эль.

— Твои часы сбились с пути, подруга, — замечает она, указывая на мое запястье. — Переведи их на местное время.

— Нет, — качаю головой я. — Они сломаны.

Это самые обычные часы для дайвинга, синие с серебристым. Раньше они принадлежали моему отцу и остановились после глубоководной экспедиции с аквалангом. Он не удосужился их починить, так и носил сломанные. «Время не главное в жизни, — часто говорил нам с сестрой папа. — Если ты живешь, постоянно поглядывая одним глазом, сколько осталось, то уже проиграл».

Я не сразу усвоила урок и только теперь приняла папину мудрость. Вот почему я ношу сломанные часы. Пусть они не показывают время, зато напоминают о том, как я хочу жить: смотреть обоими глазами в настоящее.

В ресторан вваливается новая шумная компания — семь человек. Зал взрывается радостными возгласами, и все поднимают бокалы.

— Кто это? — спрашиваю я.

— Ловцы камчатского краба со шхуны «Алакрити», — поясняет Бетси. — Каждый раз, вернувшись с промысла, они приходят сюда отпраздновать удачный улов.

— Понятно, что им весело, а остальные чему так радуются?

— Чистая выгода, — ухмыляется Бетси. — Себастьен, капитан «Алакрити», легендарно щедр. Он каждый раз покупает выпивку всем присутствующим. Кстати, я пошла за стойку, вот-вот пойдут заказы.

Я благодарю ее и устраиваюсь поудобнее. Отпиваю глоток пива с приятным медовым послевкусием, и в это время самый высокий из краболовов снимает пальто и поворачивается к бару. Его силуэт окружен золотистым сиянием, льющимся с потолка. У меня покалывает затылок, по спине пробегают мурашки. Дежавю. Я его откуда-то знаю…

— Угощаю всех! — объявляет Себастьен, и зал вновь разражается ликующими возгласами.

Одна я молчу, глядя на знакомый профиль. Много лет назад, когда надо мной издевались в школе, я придумала себе лучшего друга, и он помог мне это пережить. Воображаемый друг остался и вырос вместе со мной, хотя мне давно пора отказаться от детских игр. А еще он был героем каждой моей зарисовки.

И вот стоит передо мной. Во плоти. Трудно сказать, сколько ему лет — по такому лицу не определишь. Но если это тот самый парень, которого я рисовала в воображении, то ему тоже около тридцати.

Его черты до боли знакомы: густая копна темных волос, задумчивые голубые глаза, таящие множество секретов. Шрам от ножа на подбородке — после драки в португальском баре, о которой у меня тоже есть рассказ. Широкие, чуточку сутулые плечи, как будто он много повидал на своем веку и все-таки выжил.

В зарисовках, написанных мной за много лет, мы с ним пережили приключения и радости, познали сладость первой любви, преданность и верность. Я видела, как ветер треплет его волосы, когда он ныряет со скалы в океан. Знаю соленый вкус его кожи. Помню его голос, когда он тихонько напевает колыбельную перед сном, и ритм его дыхания.

Но мы никогда не встречалась — до сегодняшнего дня я даже не знала его настоящего имени. Себастьен. Несмотря на холод, у меня потеют ладони. Разве может выдуманный персонаж существовать на самом деле?

Себастьен подходит к бару, чтобы помочь Бетси разнести пиво. Меня это не удивляет, потому что соответствует моим представлениям о нем. О выдуманном герое.

Я слежу за каждым его движением. Он идет по залу и раздает пиво. Ничего особенного не говорит, только широко улыбается. Люди тянутся за напитками, дружески похлопывают капитана по спине, трогают за плечо в знак благодарности, радостно улыбаются. Видно, что Себастьена здесь все любят.