Себастьен

Ночью я просыпаюсь от криков. Я заснул на вахте, а такого никогда не бывало. Кто-то стучит в дверь рубки.

— Человек за бортом! Человек за бортом!

Сердце выпрыгивает из груди. Я выбегаю в шторм, поскальзываюсь на мокрой палубе. На судно обрушиваются порывы ветра с мокрым снегом, высокие волны бьются о корпус. Матросы уже включили ночные огни. У рейлингов стоит Пиньерос.

— Кто? — кричу в шторм.

— Меркульеф! Ловушка для крабов оторвалась и ударила его по голове.

На один кошмарный миг вспоминаю несчастный случай с Адамом. Ловушка весит восемьсот фунтов. И вновь ее жертвой может стать Меркульеф. Черт, если Колина ударило по голове, он, скорее всего, бултыхается без сознания в бушующем океане. Это гораздо хуже, чем нога Адама.

— Где? — кричу я.

Пиньерос указывает взглядом на черную пенящуюся мглу, похожую на взбесившееся морское чудовище. Колина не видно.

Я сбрасываю куртку. Пиньерос испуганно выпучивает глаза.

— Что вы делаете, капитан?

— Я за Колином.

— Нельзя, сэр! Вы утонете!

— Черт меня побери, если я оставлю его здесь! — кричу я, задыхаясь от мокрого снега, бьющего в лицо. Воспоминания о Перл-Харборе свежи в моей памяти, и мысль о потере еще одного члена экипажа в море для меня невыносима. Единственное лекарство — действие. Я стаскиваю ботинки и вглядываюсь в воду.

— Дайте мне как можно больше света!

Пиньерос колеблется.

— Скорее! — требую я.

Может, я и сумасшедший, но команда пока выполняет приказы. Пиньерос уходит, чтобы добавить света. Я ныряю.

Видимость почти нулевая. Ледяная вода бурлит. Я не чувствую себя бессмертным и в то же время знаю, что, если потеряю сознание от холода, мое тело все равно каким-то образом всплывет на поверхность, и команда сможет меня выловить. Проклятие всегда находит способ вмешаться, даже когда я хочу умереть. Сегодня такая неуязвимость очень кстати.

Что касается Колина, то он продержится в таких условиях не больше нескольких минут, и то если не пошел на дно мгновенно.

Я готов на все ради своих людей, а ради Колина особенно. Он совсем ребенок, и я пообещал Адаму оберегать мальчика.

Один из краболовов, Джонс, кричит что-то в мегафон; из-за шторма не разобрать. Пиньерос направляет прожектор.

Вот! Я вижу Колина, метрах в пятидесяти! Его тело напоминает тряпичную куклу. Море, словно взбесившийся кракен, свирепо швыряет свою добычу на волнах.

Океанская пасть пытается проглотить меня целиком. Захлебываясь ледяной соленой водой, которая попадает в рот и в нос, я продолжаю плыть.

Разбушевавшееся чудовище, не желая отдавать добычу, использует против меня все средства: холод, многоэтажные волны, мокрый снег, ветер и темноту, которую неспособны рассеять прожекторы «Алакрити».

Я стискиваю зубы. «Не отдам его!» — мысленно кричу океану. Я всего в нескольких ярдах от Колина. В лицо бьют ледяные соленые иглы. Щиплет глаза, я ничего не вижу. На несколько секунд я забываюсь и вновь попадаю в Перл-Харбор: барахтаюсь в воде, отчаянно пытаясь спасти моряков. Воют сирены, воздух загустел от дыма. Я плыву, осознавая, что мои усилия тщетны, люди утонут, я не смогу их спасти…

Волны хлещут по лицу, ледяной апперкот вырывает меня из прошлого и возвращает в настоящее. Я не смог спасти своих людей в Перл-Харборе. А этого смогу.

— Это мой мальчик, ясно? — рычу я океану, пробиваясь ближе к Колину.

Его голова уходит под воду.

— Нет!

Захлебываясь новой порцией обжигающей соленой воды, я ныряю на ощупь, ничего не видя в пенной тьме, в том направлении, где скрылся Колин. Плыву изо всех сил и сталкиваюсь с безвольным, тяжелым телом. Обхватываю его руками и пробиваюсь наверх. Когда я выныриваю на поверхность и хватаю ртом воздух, океан, разъяренный похищением, ревет еще громче.

Я в изнеможении сражаюсь с бурлящими волнами, из последних сил пытаясь плыть. В воду летит спасательный круг.

Джонс и еще двое — Сю и Грюнберг — поднимают нас с Колином, и как раз вовремя. Когда мы падаем на скользкую палубу, я понимаю, что мои конечности онемели.

Грюнберг немедленно начинает делать Колину искусственное дыхание. Все моряки знают необходимые приемы. Такая у нас работа.

Я смотрю на Колина, и меня окатывает ужас. Он достигает апогея, когда кончается адреналин. Колин бледнее кальмара и не подает признаков жизни. Грюнберг заставляет его дышать, чередуя вдохи с качанием грудной клетки. Я не могу отвести взгляд, даже когда меня рвет на палубу.

Пиньерос уже развернул лодку и взял курс на порт. Нам придется бороться со штормом всю обратную дорогу.

Джонс опускается на колени рядом со мной и накидывает мне на плечи тяжелое одеяло. Сю включает грелки для рук и тела из комплекта первой помощи и надевает на меня. Мы не спускаем глаз с Грюнберга и Колина.

Пожалуйста, не умирай, пожалуйста, не умирай, пожалуйста, не умирай!

Грюнберг ритмично надавливает на сломанные ребра. Я дергаюсь при каждом нажатии, как будто сам там лежу. Лучше бы я. Колину всего восемнадцать, у него вся жизнь впереди. А с меня уже хватит — даже слишком.

Внезапно мальчик кашляет, и из его легких выливается целое ведро морской воды.

— Слава гребаному богу! — кричит Сю.

Грюнберг садится на корточки рядом с Колином, проверяет пульс и подтверждает, что наш новичок жив.

По моему лицу текут слезы — черт возьми, мы все плачем, — но каждый отводит взгляд, притворяясь, что мокрый снег попал в глаза. Краболовы прячут сердца под непробиваемой броней. Такая у нас самозащита, когда работа связана с постоянной опасностью и риском для жизни. Я тоже умею скрывать чувства.

Конец ознакомительного фрагмента