Сады Версаля. Маттео сидит на веслах и восхищенно смотрит на Амели, расположившуюся на корме лодки. Яркие фонари Гранд-канала очерчивают изящный профиль девушки с носиком-пуговкой, пухлыми губками и собранными на затылке белокурыми локонами. На заднем плане возвышается золотой дворец, будто король, наблюдающий за своим ботаническим королевством. В его сверкающих зеркальных залах властвуют политические интриги, коварство и предательство.

А здесь, в садах, царит обманчивое спокойствие. Обширные королевские владения с тенистыми рощами скрывают множество павильонов, среди которых вьются дорожки, ведущие к цветникам и оранжереям, статуям, вырезанным лучшими художниками Европы, и фонтанам умопомрачительной красоты. В центре всего этого великолепия протекает Гранд-канал, по которому плывут лодки. По воде пробегает легкий ветерок, и Амели смеется, поправляя шляпку с лентами.

С тех пор как два месяца назад Маттео прибыл во Францию в качестве посла Венецианской республики, они встречаются почти каждый день. Семья Амели — из французской знати, стоящей достаточно высоко в придворной иерархии, чтобы владеть резиденциями поблизости от Версаля, и в то же время не настолько высоко, чтобы Амели не могла амурничать с Маттео. У придворных Людовика XVI есть куда более важные дела, чем безобидный флирт влюбленной парочки.

— Тяжело грести, месье Басседжио? — спрашивает Амели. — Для меня мучительна мысль, что я наслаждаюсь прогулкой, а вы страдаете под палящим солнцем.

— Ради вас я на все готов, мадемуазель Лоран. Хотя, если не возражаете, я бы снял жилет. Понимаю, это не совсем прилично, но…

— Ах, бедняжка, вы, наверное, совсем взмокли. Конечно, снимите.

Двор Марии-Антуанетты снисходителен к подобным нарушениям этикета.

Снимая жилет, Маттео замечает нежный румянец, вспыхнувший на щеках Амели. Чего бы он только не отдал, чтобы поцеловать ее прямо сейчас! Нельзя: это нарушит равновесие лодки, и они окажутся в Гранд-канале. Маттео сдерживается и возобновляет ритмичную греблю.

— Расскажите мне о Венеции, — просит Амели. — Я никогда там не была, наверное, она ужасно романтична.

Маттео улыбается и замолкает, обдумывая, что сказать. Венецианская республика простирается от Адриатического моря вглубь страны до самого Миланского герцогства. Маттео живет в главном городе, Венеции, и недавно получил титул дожа, выборного правителя.

Они плывут дальше по Гранд-каналу, оставив далеко позади лодочную станцию, где кипит жизнь. Плеск воды напоминает Маттео о доме.

— Венеция — поэма, построенная на воде, — говорит Маттео. — По каналам бесшумно скользят гондолы, похожие на кареты ангелов. Море изо дня в день ласкает сушу, приливы целуют ступени кирпичных зданий, желая доброго утра или доброй ночи. Над городом возвышается, словно могучий страж, величественная колокольня на площади Сан-Марко. А мосты исполняют желания влюбленных, гуляющих по ним в лунном свете.

— Божественно, — вздыхает Амели. — Надеюсь когда-нибудь ее увидеть.

— Если хотите, я отвезу вас туда, — осмеливается предложить Маттео.

На щеках Амели расцветает румянец.

— Правда?

— Хоть сегодня.

— Ах, если бы! — смеется она.

Маттео вытаскивает весла из воды и кладет на колени. Лодка замедляет ход и плавно дрейфует.

— Почему бы и нет?

— Тысяча причин, — все еще улыбаясь, говорит Амели. — Во-первых, даже если бы я могла поехать, нужно собрать вещи, а это само по себе займет несколько дней. Во-вторых, незамужняя женщина не может так просто уехать за границу с мужчиной. Одно дело — встречаться здесь, при дворе, и совсем другое — отправиться без сопровождения в чужую страну.

— Тогда я прошу вашей руки.

Амели чуть не роняет зонтик в воду.

— Что вы сказали?

Маттео закрепляет весла в уключинах и осторожно придвигается к девушке, берет ее руки в свои.

— Мы поженимся, переедем в Венецию, и вы будете жить как принцесса на берегу моря.

Он чувствует, как бьется пульс девушки. Это уже не безобидный флирт. Их сердца стучат наперегонки.

Маттео надеется на положительный ответ. С самого первого дня, когда он увидел Амели, игравшую в крокет с группой придворных, он жить без нее не может. По утрам, когда дела Венецианской республики требуют его внимания, Маттео неустанно расхаживает по комнатам, протирая ковры. Ночью он беспокойно ворочается в постели и изводит прислугу требованиями принести то подушку помягче, то одеяло потеплее. Как будто ткань его души порвалась, и только ласковые слова и улыбка Амели способны вновь сплести нити воедино.

Она высвобождает одну руку и обмахивается веером. Другая остается в руке Маттео. Амели пока не приняла решение.

Он задерживает дыхание.

— Ваше предложение — полное безумие, — тихо говорит Амели и поднимает взгляд. В ее глазах пляшут солнечные зайчики с Гранд-канала. — Но я ни с кем так сильно не хочу сойти с ума, как с вами.

Сердце Маттео колотится, как у тигра, которого вот-вот выпустят на свободу.

— Значит, вы согласны?

— Вопреки здравому смыслу, да.

Амели улыбается, и Маттео окончательно понимает, что за всю историю человечества не было женщины красивее. С ней не сравнятся ни Нефертити, ни леди Годива, ни даже Мона Лиза.

Он подается вперед, чтобы поцеловать возлюбленную; лодка качается, и Амели протестующе машет рукой.

— Сядьте, не то мы перевернемся! — смеется она. — У нас есть целая вечность для поцелуев. Потерпите, пока мы не окажемся на суше.

Маттео изо всех сил гребет обратно к лодочному сараю. Как только их ноги касаются причала, он притягивает Амели к себе и впивается в губы — к черту этикет. Волосы девушки пахнут розами и летней грозой, она закрывает глаза и целует его в ответ, и Маттео вдруг осознает, что жизнь готов отдать за эти губы, эти ласки, эту любовь.

Я счастливо вздыхаю, закрыв блокнот, и почти совсем успокаиваюсь. Небо на горизонте розовеет, предвещая скорый рассвет. Мои мысли возвращаются на Аляску. К Себастьену.

Я не уверена, что настоящий Себастьен имеет что-то общее с лучшим другом моей мечты, с моей родственной душой. Видимо, они просто похожи внешне, или у меня разгулялось воображение. Я могла увидеть похожего парня на черно-белом снимке в рекламе Calvin Klein, или в моей памяти запечатлелся актер, который в ожидании звездного часа подрабатывал официантом (таких в Лос-Анджелесе хоть пруд пруди), и это лицо вошло в мои мечты.

Знаю точно, что его зовут Себастьен. Он капитан краболовного судна «Алакрити». А новые впечатления — ключ к пробуждению творческих сил писателя.

— Значит, решено, — произношу я вслух и позволяю себе улыбнуться.

Я спущусь на причал под предлогом поиска материала для написания очерка о Рыбной Гавани и постараюсь пересечься с Себастьеном. Вполне правдоподобно, я ведь работала журналистом. Если он там, буду действовать осторожно — и посмотрю, что получится. Если его там не окажется, я все равно расспрошу людей в порту, потому что, черт возьми, ловить камчатского краба действительно интересно, и, возможно, эти заметки войдут в мой роман. В любом случае, я потрачу время не зря.

Однако с этим придется подождать до завтра. Сегодня мой первый полноценный день на Аляске, и нужно разобраться с некоторыми важными делами. Причем поскорее, поскольку я не знаю, что где находится в городке, и не настолько уверена в своих способностях водить машину по снегу, чтобы делать это в темноте.

Я допиваю кофе и отправляю короткое сообщение маме и сестре, что свяжусь с ними по видеосвязи позже, они ведь хотят знать, как я устроилась. Затем я принимаю душ и одеваюсь, не забыв, как всегда, надеть папины сломанные часы.

Сегодня разберусь с бытовыми вопросами, а завтра отправлюсь в погоню за мечтой.