Я: Почему так получилось, что Сиэтл стойко ассоциируется с наркотиками?
— До того, как героин обрел свою популярность и множество людей, записывавшихся на «Sub Pop Records», стали его принимать, выбор сводился к MDMA, психоделикам и экстази. Вот чем закидывались подростки, но крутые пацаны кололи героин, поэтому всем сразу стало интересно. Те, кто в 1986 году и подумать не мог об этом том, уже в следующем году считали, что героин — это круто. Друзья влияли на друзей. Курт был одним из последних, кто попробовал героин. Кроме него все уже кололись. Когда я с Куртом познакомился, он курил травку, бухал. Единственная причина, по которой он, я думаю, влюбился в героин — это его жизнь в Абердине. Ему нужно было забвение. А если влюбляешься в забвение… пиши пропало.
После того, как Курт начал употреблять наркотики, у него еще больше усилились паранойя и злоба. Он стал более нервным: он хрустел костяшками пальцев, царапал лицо. Он стал думать, что все вокруг что-то против него замышляют — соответствовало это действительности или нет. Он стал еще более недоверчивым к «посторонним» (забавно, учитывая общее отношение жителей его города к остальному миру) и все больше уходил в свою музыку и опиаты.
Изгнание певца из дома Шиллингеров в августе 1986 года было неизбежным. Ситуация накалилась после поистине ожесточенной схватки с Эриком и Стивом. На следующее утро Курт дал Стиву 10 долларов, чтобы тот отвез его вещи в дом Дэйла Кровера. И снова Курт оказался на улице. Следующий месяц он днем спал в библиотеке, а по ночам вламывался к своим друзьям. Иногда он ночевал в фургончике Криста и Шелли, иногда в доме своей матери — без ее ведома, когда она была на работе, иногда в комнате над парикмахерской матери Криста.
В сентябре того года Курт выпросил у матери 200 долларов в долг — он смог заплатить депозит и месячный взнос за проживание по адресу: Абердин, Ист-Секонд-стрит, 1000 1/2 («лачуга»). Дом был полной развалиной — Курт переехал туда вместе с Мэттом Люкином; повсюду стоял запах протухшей пищи и скисшего пива. К счастью, Люкин был хорошим плотником. Они просверлили дырку в полу под ванной Курта для черепашек — прямо в центре гостиной, — чтобы грязная вода утекала вниз. Конструкция была не очень надежной: вода просто собиралась в стоячие лужи под домом.
Тот факт, что Курт жил с одним из «Melvins», означал, что ему придется постоянно тусоваться и играть и с самой группой, и с постоянным кругом ее приспешников. «Лачуга» приобрела репутацию чуть ли не ночного клуба.
Курт устроился уборщиком в отель «Полинезиан» в Оушн-Шорз. Он был не самым ответственным работником: частенько он валялся на кровати в каком-нибудь из номеров, мечтая о том дне, когда у него будет собственная рок-группа и он отомстит всем, кто относится к нему как к грязи под ногами.
— Абердин — это ужасное место, бесцветное и пресное, — говорит бывшая совладелица «K records» Кэндис Педерсен. — Сначала мы забирали Дэйла и Базза — они работали в Монтесано; потом мы ехали к Курту и Мэтту. Странно, но там никогда не было девушек. Они встречались с девушками, но не ходили с ними на вечеринки. И вот мы шли на эти вечеринки, которые были не похожи на вечеринки — люди просто сидели и пили пиво. Мы были там единственными девушками: только у одного из ребят была постоянная девушка — Шелли. Многие в Абердине считали нас долбанутыми.
Вернемся к «Skid Row», группе, которую Курт основал вместе с Кристом…
— «Skid Row» — это была очень крутая группа, — говорит Слим Мун. — Я считал их песни просто отличными. Они играли тяжелую музыку. Курт наряжался по полной — даже надевал туфли на платформе, словно пародируя всех этих глэм-рокеров. Вы должны помнить, что это был 1987 год — пик популярности «Guns N’ Roses» и «Poison». Основу их песен составляли риффы. Они долго-долго играли один рифф, Курт орал в микрофон, затем бросал гитару и начинал баловаться с цифровой задержкой и издавать какие-то дикие звуки вместо гитарного соло, затем опять брал гитару и продолжал играть рифф и орать в микрофон. Уже тогда он был шоуменом.
С ними играл Дэйл Кровер, а он был самым тяжелым ударником на свете, поэтому у них все получалось классно, если они строили песню так: рифф — соло — рифф — концовка. Их песни строились не по принципу: куплет — припев — куплет; они состояли из риффов — это были незаконченные вещи.
Вскоре после этого в клуб «GESCCO» пришло уведомление от колледжа Эвергрин [Эвергрин — хиппи-колледж в Олимпии, оазис либеральной мысли и педагогики в рабочем окружении.], что поскольку страховка не покрывает внекампусную деятельность, то они сокращают наше финансирование. Мы получили это извещение за четыре дня, поэтому я быстро организовал концерт и поставил играть группу из Такомы, свою группу «Nisqually Delta Podunk Nightmare» и «Skid Row». Крист был пьян и ничего не соображал, «Skid Row» не хотели пускать на сцену. Мы опротестовали это решение, выдвинув три контраргумента: это реально крутая группа: мы успокоим Криста, и… какая разница? Это последний концерт. Что может случиться, если он что-нибудь натворит, — нас закроют? Они сыграли, и все произошло именно так, как я и говорил. А потом у «Nirvana» было так много концертов, что я и не вспомню, в какой последовательности они шли.
Глава четвертая
«Приятный звук, полумертвый город»
Gentle sound
half-fi nished town… drinking water from wells
Watching shows, kiss and tell
Walk down the railroad tracks
Never look back
(Приятный звук,
полумертвый город…
Пьешь воду из колодцев,
ходишь на концерты, целуешься, болтаешь,
гуляешь по железнодорожным путям,
никогда не оглядываешься назад).
«Olympia», «The Legend!», 2000
На первый взгляд, Олимпия, штат Вашингтон, — не самое красивое место на земле.
Конечно, отсюда виден Капитолий штата, там, на холме, — впечатляющий купол и белые колонны; старые железнодорожные пути, ведущие к красивым рощам парка Прист-Пойнт; деревянные домики, никаких бордюров или оград — один заброшенный сад переходит в другой; пришвартованные лодки и тротуары рядом с магазином натуральных продуктов; квартиры, где живут меломаны-панкеры, которым для вечеринки не требуется даже алкоголь — только хорошая музыка (хотя алкоголь тоже не повредит); крошечный парк рядом с кофейней «Старбакс» и ее заброшенной эстрадой; обваливающийся кинотеатр «Кэпитол»; доки; грязные берега рек; соборы, в которых не служат мессы, а работают независимые лейблы; колледж Эвергрин-Стейт высоко в холмах с его мрачной бетонной архитектурой и ухоженными лужайками — родина радио «KAOS».
Конечно, все это есть.
Но нужно узнать город получше, чтобы понять его, — отыскать дома, где абсолютно спонтанно устраиваются вечеринки и где до сих пор выступают искренние музыканты-одиночки; рабочие клубы, в которых проводят андеграундные рок-фестивали; бары хипстеров и ночные попойки работяг — невероятное количество музыки и искусства не для всех.
Сойдя с грейхаундского автобуса — два часа по трассе номер 5 из Сиэтла, через гору Ренье, остановка в Такоме и Форт-Льюисе, — вы оказываетесь в тесном, маленьком здании, где повсюду снуют понурые люди. Экономическое положение Олимпии не ахти: все работают либо в Сиэтле, либо на расположенном неподалеку заводе «Боинг» — мало резонов оставаться в городе, если вы не студент или музыкант. Не благоприятствует туризму и погода: всегда идет дождь; а если дождя нет — облачно. Магазины знавали лучшие времена, а в последние годы центр города заполонили бродяги: власти Такомы и Абердина слишком бедны, чтобы бороться с этим; власти Сиэтла — слишком богаты. За пределами центра города — четырех кварталов — нет ни души. Временами Олимпия напоминает город из фильма «Назад в будущее».
Напротив автобусной станции — отель «Раманда», где по слухам жила Мадонна, когда давала здесь концерт в «Tacome Dome». Никому бы и в голову не пришло искать ее здесь. Мы отправляемся на поиски штаб-квартиры «К», проходим мимо гостиницы «У Мартина», где когда-то жил основатель «K records» и фронтмен группы «Beat Happening» Кэлвин Джонсон, а также многие местные музыканты и художники, например, Тоби Вэйл, Эл Ларсен, Никки Макклюр, Лоис Маффео, Стелла Маррс, Кэтлин Ханна, Кэндис Педерсен… по большому счету, практически все члены нового движения «Riot Grrrl», начало которому было положено после международного фестиваля андеграундной музыки, прошедшего в Олимпии в 1991 году. Тоби съехала оттуда одной из последних — после землетрясения в 2001 году, повредившего фундамент здания.
Мы спускаемся по Стейт-стрит вдоль старых трамвайных путей к большому складу — здесь обретается «К». В нижнем этаже — большая комната, заваленная компакт-дисками, винилами и футболками инди-групп. Наверху — несколько пустоватых офисов и огромный холл: звукозаписывающая студия «Dub Narcotic» — именно здесь Кэлвин записал большую часть своих клиентов, от «Jon Spencer Blues Explosion» и «The Gossip» до… Пожалуй, если «The White Stripes» тут не записывались — это большая оплошность со стороны Джека Уайта.
А в центре города, в офисе лейбла «kill rock stars», Тоби Вэйл взвешивает коробки с товарами, которые нужно куда-то отправить. Планировка офиса открытая — поэтому отовсюду видна площадка, заставленная до потолка дисками и винилами. Через весь потолок тянутся круговые металлические трубы. За одним компьютером сидит сестра Тоби Мэгги с овчаркой Джексоном и слушает по радио «Ramones»; владелец лейбла Слим Мун сидит за одним из соседних столов и договаривается с каким-то парнем пойти на баскетбол. Парочка музыкантов и стажеров беззлобно ругаются. Кто-то собирается сбегать за пивом: мы хватаемся за голову и издаем тяжкий стон — прошлая ночь была настоящей вакханалией.
