— Неужто вы допускаете и такое? — У Блэкфорда дернулся в тике угол рта.

— Я должен в равной степени допускать всё! — отрубил Мелвин и обратился к Ланке: — Доктор, не сочтите за труд показать еще раз, где вы стояли, когда увидели своего, так сказать, двойника.

— Пожалуйста! — Ланке увалистой походкой подошел к выходу. — Вот здесь!

— Тогда объясните, как вы оказались у двери и что тому предшествовало?

— Что предшествовало? — переспросил тот и вдруг хлопнул себя по лысой макушке. — Господи, какой же я осел! Из-за этих треклятых мистификаций я совсем забыл о главном! Записка!.. Понимаете, инспектор, под вашей дверью я обнаружил записку, причем очень странного содержания. Она не могла затеряться и должна быть где-то здесь…

Он упал на четвереньки и принялся описывать по комнате круги.

Ни Мелвин, ни Блэкфорд не успели ему помешать и теперь со смешанным чувством жалости и недоверия следили за необычными маневрами коллеги.

Сопя и охая от натуги, Ланке обшарил углы, заглянул в шкаф. Потом на очередном заходе залез под кровать, покопался там и с довольным урчаньем извлек помятый листок.

— Смотрите, так и есть! Наверное, в беспамятстве я выронил ее из рук, а может, сам бросил, не заметив…

Мелвин взял бумажку, пробежал глазами текст и нахмурился.

— Ну что? — с надеждой спросил доктор.

Но у Мелвина после прочтения и вовсе помутилось в голове.

«Да, тысячу раз был прав Рейдер, — уже в который раз повторил он себе, — нет никаких космических чудес! Ясно одно — здесь орудует хорошо организованная шайка, и похищение Джесси — их рук дело!..»

Оказавшись не в состоянии охватить объем информации в целом, он уже поневоле стал замыкаться на какой-то его части, спешно переориентируясь и вырабатывая план скорректированных действий.

Между тем Ланке вспомнил, что до сих пор не одет, и бросился разыскивать рубашку с брюками.

— Странное дело, инспектор! — сказал он срывающимся голосом. — Я ведь проснулся, словно в предчувствии… незадолго до всего. И мне снился черный крест… именно таким, как изображал его Тэйлор. Помните? Потом я еще лежал и размышлял… «Объект» никак не выходил у меня из головы, не давал покоя. И знаете, к каким выводам я пришел? Чем глубже мы погружаемся в область неведомого, тем больше попадаем под влияние каких-то немыслимых сил, не представляя и в отдаленной степени их истинную значимость. Возможно, мои суждения покажутся неразумными, но с некоторых пор я постоянно улавливаю в себе признаки постороннего воздействия. Не могу сказать, в чем оно проявляется и не берусь сравнивать его с ранее известными мне ощущениями. Нет, всё не так… Будто тебя исподтишка разглядывают, изучают, оставаясь при этом на недосягаемом уровне… Не знаю!.. Образно говоря, для меня эти думы чем-то напоминают попытку выразить скрипичную партию языком контрабаса. Нет, всё намного тоньше, своеобразней, сложней…

Мелвина словно жаром обдало. Ланке точь-в-точь передал его собственное состояние, обозначил и материализовал бессистемные интуитивные позывы и вновь пробудил те самые, не поддающиеся уяснению колебания.

— Вы попали в точку! — откровенно признался он. — В тот момент, когда Джесси стала исчезать, мне тоже почему-то вспомнился и крест, и кратер… — Но тут же спохватился и вернулся к опросу: — Итак, вы проснулись. Что было дальше?

Путаясь и перескакивая с одного на другое, Ланке поведал о своих приключениях. Его слушали не перебивая. Лишь однажды, когда доктор чересчур увлекся описанием личных переживаний, Мелвин попросил его излагать короче. К счастью, рассказ длился недолго. Вскоре Ланке умолк.

— Выходит, мы стали кому-то мешать и от нас решили избавиться, — подвел первые итоги Мелвин.

— Да. Но есть еще кто-то, и он пытается информировать нас, — вставил свое предположение Ланке.

— А может, это и был тот самый, кто хотел познакомиться с вами поближе? — в раздумье произнес Мелвин, продолжая со всех сторон рассматривать загадочное послание. Но тут же возразил себе: — Впрочем, нет! Если у него было что сказать, он, пожалуй, нашел бы иной способ войти в контакт.

— Действительно странно! — счел нужным согласиться Блэкфорд.

— Там упоминается о каком-то дневнике… — вновь подал голос Ланке. — Что вы думаете об этом, инспектор?

— Ровным счетом ничего! Текст составлен наспех. Строчки разбросаны. Написано явно из неудобного положения. И тот, кто это сделал, зачем-то хотел видеть меня. Зачем? Среди людей, которых я знаю, нет ни одного альбиноса и, кажется, нет человека по имени Сьен. — Он сложил записку и, поколебавшись, спрятал ее в нагрудный карман.

— Да, есть над чем подумать! — с постной миной проговорил Блэкфорд.

— Сделаем так, — подвел черту Мелвин. — Я возвращаюсь в полицию. Вы остаетесь здесь. Если преступники действовали через окно, то искать Джесси в отеле нет смысла. Хорошенько запритесь и никому не открывайте. Проверьте еще раз окна и потушите свет. Старайтесь не выдавать себя, а лучше всего — ложитесь и, если сумеете расслабиться, отдыхайте.

— А как же вы? — одновременно воскликнули Блэкфорд и Ланке.

— А вот теперь и в самом деле нельзя терять ни минуты! — ответил Мелвин и выдавил на измученном лице улыбку. — И еще один вопрос — последний! Как вы думаете, профессор, что это было — массовый гипноз, коллективные галлюцинации или опять что-то из области невозможного?

Блэкфорд вздохнул, скользнул по нему рассеянным взглядом и чуть слышно пробормотал:

— Право, я в крайнем затруднении. Информация так скудна и отрывочна… Могу лишь с уверенностью заявить — ничего подобного в моей практике не наблюдалось. Полагаю, вы всерьез спрашиваете… не разыгрываете меня?

— Какой к черту розыгрыш, когда я чуть богу душу не отдал! — задохнулся от возмущения Ланке.

Они тут же включились в тихую, но жаркую перепалку, а Мелвин бесшумно выскользнул за дверь и заспешил вниз, успев отметить, что время перевалило за третий час ночи.

16

— Так что же там могло произойти? — звенящим от напряжения голосом спросил Растини. Он беспокойно ходил взад-вперед по берегу, опасливо поглядывая на осевшие под облачным панцирем отроги.

Над водой повисло молчание. Не дождавшись ответа, Растини вновь обратился к напарнику:

— Скажите, Хаусман, у вас был предусмотрен запасной вариант?

— А как же! При потере связи они должны были выйти к вертолету.

— Где он находится?

— Примерно в ста километрах отсюда.

— Когда должны были выйти?

— Сегодня к полудню.

— Почему же не вышли?

— Не знаю. Погода не в счет. Заблудиться они не могли — район предварительно был изучен. Не хотелось бы брать на себя роль провидца, но поневоле закрадывается подозрение, что там стряслось нечто из ряда вон выходящее.

— Меня не интересуют ваши подозрения. Лучше выкладывайте, пока есть время, как проходила подготовка!

— Мы действовали в соответствии с программой. Выбрали подходящее место, завезли груз. Высадили их и сразу же убрались. Мои люди устроились здесь, а экипаж остался ночевать в горах. Сегодня на рассвете я должен был всех собрать и вернуться на основную базу. Но тут испортилась погода. Из-за облаков полет пришлось задержать, а потом и вовсе отменить. Вчера вечером мы провели с ними сеанс связи. Следующий назначили на шесть утра. Но в шесть они не вышли… в семь тоже… Пилоты сообщили, что ночью их разбудили раскаты грома, доносившиеся от места высадки. Еще они будто бы видели огненное зарево. Больше никаких сведений нет…

— Проклятье! — разъяренно прорычал Растини и, схватив увесистую палку, с размаху швырнул ее в реку.

Палка со свистом пролетела над головой Стефана, ударилась о воду и, покачиваясь на поднятой волне, медленно поплыла по течению. Стефан замер. Теперь он жадно ловил каждое слово, хотя никак не мог понять смысла разговора, больше походившего на спор или даже ссору. Откуда взялись эти люди и что они затевают?.. Судя по отдельным высказываниям, речь идет о каких-то действиях в горах. И там высадились неизвестные лица. Интересно! Надо попробовать выяснить, в чем дело… Профессиональный инстинкт сработал безотказно. Дрожа от страха и боясь шелохнуться, он доверился судьбе и обратился в слух…

— Что еще передавали пилоты? — чуть погодя раздался напряженный голос Растини.

— Утром они видели, как несколько военных вертолетов кружили над равниной. С какой целью — неизвестно. Но уже сам факт появления армейской авиации не может не насторожить. Неужто они что-то пронюхали? Но как?.. Подготовка проведена безукоризненно, загодя, в уединенном месте. И как теперь выяснить, что им стало известно? Мы оказались в дурацком положении, так как сами не знаем, чем всё закончилось… А может, утечка произошла сверху? Или ваш друг со свойственной ему самоуверенностью что-то прошляпил или недоглядел?

— Не говорите ерунды! Об этой операции знали всего несколько человек. Нет, причина в другом. Надо хорошенько пошевелить мозгами. И вы должны мне в этом помочь.

— Конечно же! О чем речь! Только сперва я займусь рацией. — Хаусман надел наушники и надолго затих.

Так прошло минут десять. Всё это время Растини, сцепив руки за спиной, с мрачным видом вышагивал по берегу. Его облик, голос, манера поведения выдавали человека властолюбивого, привыкшего распоряжаться и подчинять себе других, а примятый черный костюм, белая рубашка с галстуком и темные лакированные туфли свидетельствовали о том, что оказался он здесь случайно и без соответствующей подготовки.

Наконец, Хаусман рывком сорвал наушники и бросил их на корпус рации.

— Всё! Дальше ждать бесполезно. Надо сворачиваться и уносить ноги!

— Перестаньте скулить, черт бы вас побрал! Оставьте в покое рацию и рассказывайте всё как есть! — Растини окинул его неприязненным взглядом и остановился рядом, покачиваясь с пятки на носок.

— Что вас интересует прежде всего?

— Абсолютно всё! Я только вчера вернулся с того конца света и о вашей операции почти ничего не знаю.

Хаусман с силой провел волосатой пятерней по раскрасневшемуся лицу и, не отрывая глаз от земли, глухо заговорил:

— Мне стало известно, хоть это и не входит в мои обязанности, что минувшей ночью должен был проводиться какой-то хитроумный эксперимент, связанный со звездами. Об этом как-то вскользь упоминал тот, второй, который был со Сьеном. Ну а дальше мне не составило труда догадаться о настоящей цели приготовлений… — Он глотнул воздуха, прочистил горло и, с опаской поглядывая на грозного напарника, поспешил добавить: — Я знаю правила и не собираюсь лезть куда не надо. Наша группа должна была обеспечить негласность подготовительных работ и личную безопасность исполнителей. С этой задачей мы справились. А в том, что произошло, моей вины нет.

— Хватит оправдываться! — перебил его Растини. — Все мы виноваты, и об этом разговор впереди. Лучше скажите, на какое время был назначен эксперимент?

— Эти двое были не ахти как разговорчивы и с нами почти не общались. Но я вспоминаю, как один из них — не Сьен, а тот, второй — обмолвился, будто основная часть работы должна проводиться ночью так, чтобы луна и солнце не мешали чистоте эксперимента.

— Больше они ничего не говорили? — В голосе Растини пробились нотки заинтересованности. Он перестал раскачиваться и присел на трухлявый пень.

— Как же, говорили! Произносили какие-то мудреные слова, но я их не запомнил. Никого не подпускали к своим коробкам и при нас их не открывали.

— Что еще?

— Не знаю, как сказать, но… — Хаусман запнулся, будто со всего маху наскочил на столб.

— Ну, говорите же!

— Понимаете, господин Растини, я хотел бы поскорей закончить это дело, получить расчет и забыть те кошмарные дни.

— Вас что-то напугало?

— Если бы так! Всё оказалось гораздо хуже. Если б вам довелось пожить в той атмосфере, побыть в одной компании с напарником Сьена, ощутить на себе его взгляд, от которого до сих пор мороз по коже дерёт… О-о, тогда бы вы заговорили по-другому. Наши нервы были на пределе. Печать таинственности и зловещих предзнаменований лежала на всем, к чему бы они не прикасались, о чем бы не говорили! Там, где они появлялись, нависала жуткая пустота. Даже птицы замолкали и отворачивались цветы… Не знаю, как это выразить… За ними постоянно тянулся шлейф многозначительных недомолвок. Они ничего не говорили о своих делах, но их поведение было красноречивее слов. И это было самое страшное — видеть и не понимать!.. С той поры, как я узнал Сьена, он сильно изменился. Я видел, как в его глазах прячется дикий, непередаваемый ужас, который он пытался подавить спиртным. Особенно часто это бывало после их долгих уединений. Что там происходило — одному господу известно… а может, и самому сатане!.. В последние дни Сьен вообще не просыхал и, как мне кажется, уже тогда предчувствовал конец…

— В то, что вы рассказываете, трудно поверить. У Сьена вместо нервов трехдюймовые канаты. Недаром патрон держит его при себе.

— Но я не лгу!

— Ладно, не будем об этом. Вы уверены, что во время эксперимента в районе не было посторонних?

— В общем-то, да!

— Что значит — в общем?

Хаусман сморщился так, будто его схватил приступ зубной боли, и нехотя проговорил:

— Видите ли, господин Растини, летом в горах работали заготовители. Недавно их вывезли. Этот вопрос мы специально уточняли… Так вот, сегодня выяснилось, что один из них по совершенно непонятным причинам остался на своей делянке.

— Как остался? — Растини вскочил и снова забегал по песку. — Вы знаете, чем это вам грозит?

— Да! Знаю! — взорвался Хаусман. — Знаю и был уверен, что всё идет по плану! Разве я мог предполагать, что какому-то идиоту приспичит сидеть в лесу, в то время как остальные разъехались по домам?!

— Идиот вовсе не он, а вы сами! И вам еще придется объясняться по этому поводу с патроном! Как хотите, но сведения об этом субъекте должны быть собраны немедленно!

— Уже собрал, — сквозь зубы процедил Хаусман. — Его зовут Стив Гартнер. Живет здесь, в Гартенберге.

— Ну вы даете, Хаусман! — по-змеиному прошипел Растини. — Если этот тип что-то видел, он может рассказать другим.

— Понимаю, — исподлобья зыркнул на него Хаусман. — И так места не нахожу… потому и вас вызвал.

— Как обстановка в городе?

— Полная тишина. Никто ни о чем не догадывается. Военные тоже не появлялись… Как вы думаете, — в его голосе затеплилась надежда, — а может, ничего страшного не случилось и всё обойдется?

— Не обольщайтесь! — отрубил Растини и снова зафыркал. — В любом случае операция оказалась сорванной… Но не будем отвлекаться. Где вы остановились?

— В отеле «Танцующий лебедь» под видом заезжих негоциантов.

— Старайтесь не привлекать внимания. Они обязательно сюда нагрянут, и тогда у вас появится возможность что-нибудь разузнать. Я заночую в лесу, в машине. Окончательный план доработаем завтра. Думаю, в ближайшее время многое изменится… Кстати, как вы поддерживаете связь с вертолетом?

— Пилоты прослушивают меня в назначенные часы. Но выходить в эфир я разрешил только в исключительных случаях.

— Разумно. Завтра с утра вызывайте вертолет — попробуем провести разведку.

— Если погода позволит. Не нравятся мне эти тучи. Смотрите, как быстро они наступают. Если зарядят дожди с туманами — а здесь такое бывает — мы рискуем и вовсе застрять.

— Ладно, старина, не падайте духом, — голос Растини чуть смягчился. — Будем искать выход вместе. Ну и наделали вы шума своим вызовом! Я даже переодеться не успел — прямо в машину и сюда!

Хаусман пропустил мимо ушей его реплику и вновь вернулся к тому, что больше всего его волновало:

— Если там был взрыв, они наверняка погибли! Надо собирать манатки, предупредить людей и сматываться, пока в город не заявились фараоны.

— А что они вам сделают? Вы негоцианты, торгаши. Занимайтесь своими делами, ни во что не вмешивайтесь.

— Думаете, там одни дураки?

— Ерунда! С вас взятки гладки, если, конечно, сами не наделаете глупостей. Хуже другое… Если те двое остались живы и попали в лапы полиции, они могут заговорить. А этого нельзя допустить…

— Понятно, господин Растини. Будем думать… Но объясните, бога ради, что это был за эксперимент? Зачем понадобилось разыгрывать спектакль и даже составлять специальную инструкцию?

— Вы, кажется, забываете, где работаете! — жестко отрубил Растини. — Глупо, но приходится напоминать — у нас не задают лишних вопросов. Откровенно говоря, я не завидую вашей участи. Надо было видеть лицо патрона, когда ему передали сводку.

— Неужто сам патрон…

— Молчите и не перебивайте! — Глаза Растини вспыхнули яростью. — Если вам дорога шкура, никогда не произносите вслух, да и про себя тоже, никаких имен!

— Но я не собирался никого называть, — сделал попытку оправдаться Хаусман.

— Всё равно вы слишком болтливы! Лучше думайте о том, как исправить положение и выпутаться самому. Ха-ха-ха!.. — Растини похлопал его по плечу с видом палача, которому предстояло в следующую минуту отправить свою жертву на эшафот.

— Исправлять положение нам придется вместе, — не раздумывая, парировал Хаусман. — И не пытайтесь сделать из меня крайнего. Еще не известно, чья вина больше!..

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего! Говорить я больше не буду — спасибо за урок! А вот показать кое-что могу… — Он извлек со дна чемодана пухлую тетрадь в черном клеенчатом переплете и выставил ее перед собой как щит.

— Что это? — удивился Растини.

— Дневник. Эту тетрадь выронил тот, помоложе, когда в спешке выгружали его снаряжение. Я нашел ее в вертолете под сиденьем и спрятал подальше.

— Вы читали ее?

— Нет, только просмотрел. В ней много цифр, а я в них не смыслю. Но тетрадь эта не простая — тут меня не проведешь! И там такое имеется… Как знать, может найдется человек, который по достоинству оценит стоимость этих бумаг.

— Считайте, что уже нашелся, — изменил тон Растини. — Давайте ваш дневник. Для начала я должен ознакомиться с ним.

— Пожалуйста, — поколебавшись, ответил Хаусман и передал тетрадь.

Какое-то время Растини молча листал сплошь исписанные листы. Потом настороженно вскинул брови

— Здесь фотографии. Откуда они?

Вместо ответа Хаусман издал нечленораздельный звук и тупо мотнул головой.

— Постойте! — вдруг изумленно выдохнул Растини. — Да ведь это же Сьен!.. В таком виде?! Он что — пьян?

Хаусман по-прежнему молчал и только следил за реакцией старшего компаньона, изображая собой некую помесь ежа и ехидны.

— Просто глазам не верю! — Растини был поражен до крайности. — Вам же категорически запрещалось сниматься!

В ответ раздался мелкий дребезжащий смех.

— Чему вы радуетесь, разрази вас гром! Лучше взгляните сюда! Тут красуется и ваша физиономия!

— Точно, — ткнув пальцем в одну из фотографий, выдавил Хаусман и вновь зашелся в приступе бессмысленного смеха.

— Прекратите истерику! — Растини схватил его за шиворот и стал трясти, как недоумок погремушку. — Говорите, каким образом фотографии попали к вам и кто их изготовил?

— Это всё он!

— Кто?

— Альбинос!

— Вы уверены? — Растини разжал пальцы, и Хаусман грузно осел в траву.