— Проклятье! — впадая в бешенство прорычал Эрестелли. — Этого я как раз не могу обещать.

— Надо быстрей сворачиваться и уходить, — рискнул высказать свое мнение Агуарто.

— Заткнись, болван! — Эрестелли всё больше свирепел и уже не стеснялся в выражениях. — Твои мозги совсем проспиртовались и высохли от безделья! Мне нужен гразер… сейчас… в ближайшее время!.. Это единственная возможность вернуть утраченное!

— Но оставаться здесь нельзя. Это чистейшее безумие!

— Подожди, — отмахнулся Эрестелли. — Дай подумать.

И тут я решил, что пробил мой час. Стараясь выглядеть как можно более безразличным, я поведал о пещере Рио де Плато, расставив акценты так, будто лучшего места для наших целей не сыскать.

— А что? — оживился Эрестелли. — Неплохая идея. Только где она, эта пещера?

— На юго-восточных склонах хребта Охонгас.

— Далековато! — Оживление сменилось разочарованием. — Но выбора, кажется, нет… — Он немного поразмыслил и уже другим, решительным тоном добавил: — Да! Выбора действительно нет! И потом нельзя забывать о том, что, разыскивая нас, они перевернут весь Континент, а туда заглянуть не догадаются. Это не наш почерк. И в этом наше спасение!

— Прекрасная мысль! — воскликнул Агуарто, нисколько не обидевшись на грубую выходку патрона. — Мы устроимся под землей и на этот раз оставим их с носом.

Эрестелли заметно повеселел.

— Теперь слушай внимательно, — обратился он далее к Агуарто. — Мой самолет для этой цели не подойдет. Завтра я пришлю транспорт с экипажем из наших парней. Сборы начинайте немедленно. Но учти — ни одна душа не должна догадаться о том, чем тут занимались…

Убедившись, что Агуарто всё правильно понял, он обратился ко мне:

— Запомните, Адамс, разработки должны быть завершены в срок. Отправляйте всё, что посчитаете нужным. Остальное не ваша забота. Вопросы и предложения давайте сразу, пока не начали демонтаж.

Я с трудом сдерживал радость и сказал первое, что пришло в голову.

— Прежде всего надо переправить электростанцию из подвала. Без нее не обойтись.

— Ты слышал? — тут же следует взгляд в сторону Агуарто. — Делай, что хочешь — ломай стены, вскрывай полы, но чтобы к утру распоряжение было выполнено.

— О’кей, патрон! — с готовностью ответил тот.

Через час Эрестелли улетел, а мы стали собираться. К вечеру дом походил на взятую штурмом крепость. Молодчики Агуарто крушили всё подряд. Со звоном вылетали стекла, рушились перегородки. Известковая пыль забивала легкие, разъедала глаза. В лучах заходящего солнца изуродованное ранчо имело еще более неприглядный вид. Я глядел на него с чувством искреннего сострадания и не без грусти думал о предстоящей разлуке с полюбившимися местами. Как бы там ни было, а именно здесь идея окончательно сформировалась, приобрела надлежащую форму. И мне никогда не забыть тех радостных минут, в которых навсегда соединились и чудные красоты дикого побережья, и приглушенное дыхание приправленного подглубинной синью моря, и вспышки озарения, всегда такие неожиданные, но вместе с тем подготовленные самим отсчетом времени, и сладкая истома в предчувствии великих, еще никем не сделанных открытий… Я знал, что установка моя далека от совершенства. Но это ничуть не огорчало меня. Не сомневаюсь, в будущем гравитационные преобразователи будут иметь иную форму. Но это когда еще произойдет!.. Пока же мой аппарат остается первенцем и выполнен так, насколько позволяет уровень современной инженерной мысли. Конечно, несколько тонн основных и вспомогательных конструкций — это многовато. Но, с другой стороны, это ничто по сравнению с массой ныне действующих стационарных ускорителей.

Да, теперь окончательно ясно — Эрестелли ставит на меня, как на последнюю карту. Или он выигрывает, или, в лучшем случае, лишается своих капиталов. Но выигрыша ему не видать. А пока я буду играть ту роль, которую мне определили…

Взгляд Эрестелли… Его невозможно забыть!.. Так смотрят на обреченных. Жуткая смесь ненависти, жестокости и презрения. Нет! Не могу передать словами то, что пробивается в чертах его лица. Теперь я хорошо понимаю Агуарто, который в присутствии патрона начинает дрожать и запинается на каждой фразе. Страшный человек! И я тоже его панически боюсь. Жаль все-таки, что его не было при испытании синтезатора. Как бы он повел себя?..

После всей этой кутерьмы страшно болит голова. А завтра трудный день. Подручные Агуарто управятся только к утру, поэтому мне вряд ли удастся выспаться. По всему дому раздается такой топот, будто внизу резвится стадо слонов. Вот-вот должны отключить свет. Надо поторопиться, чтобы успеть сделать последние приготовления.

30 июля

Как и следовало ожидать, в пещеру после меня никто не заглядывал. Вещи и аппаратура, которая была оставлена за ненадобностью, оказались в полной сохранности и даже не были тронуты сыростью. Разветвленная система ходов в сочетании с просторными камерами позволила нам разместиться ничуть не хуже, чем на ранчо. Глухие окрестности, прекрасная естественная маскировка… Нас здесь наверняка не найдут. Тем не менее Агуарто приказал укрыть вертолет и запретил разводить открытый огонь в любое время суток.

Трудно сказать, прав он или нет. За эти дни я только два раза слышал гул самолетов, пролетавших на большой высоте. Даже зверья в округе не было. Одни лишь птицы перекликались в каменных торосах. Но вскоре и они не выдержали нашего соседства.

Пилоты обслуживающего нас вертолета, а их трое, большую часть времени возятся с машиной. Два раза в сутки — утром и вечером — Агуарто отзывает их на связь с шефом, и тогда они уединяются в кабине.

Я тоже предоставлен себе и делаю, что захочу. На первый взгляд может показаться, что люди тут живут, не замечая друг друга, и практически не общаются. Но это далеко не так. Я слышал, как однажды Агуарто отчитывал охранника, задремавшего на посту. Можно было подумать, еще немного — и от того останется мокрое место. Агуарто тоже необуздан в гневе, и я уже несколько раз в этом убеждался. Он не церемонится со своими соумышленниками, а те ему ни в чем не прекословят. Наверное, им платят большие деньги, и ради этого они готовы терпеть. К тому же Агуарто партнер Эрестелли, его наместник, а с тем вряд ли кто осмелится спорить.

Я быстро перестроился и легко наверстал упущенное. Теперь меня не столько беспокоит вопрос сборки преобразователя, сколько выбор места предстоящих испытаний. Дело в том, что подступающая к пещере гряда и ровное как стол плато мало отвечают условиям эксперимента. Нужен более надежный щит от боковых помех. Лучше всего подошла бы глубокая межгорная впадина. Придется искать, а значит, подключать к работе вертолет. Иного выхода я не вижу, поскольку искусственная защита не даст результатов.

Вчера поделился своими соображениями с Агуарто. Тот долго не соглашался, ссылаясь на недопустимость демаскировки, и вообще договорился до того, что считает мои требования чудачеством, капризом и даже скрытым саботажем. Он был изрядно пьян, поэтому я решил не обращать внимания на его слова. Но должен заметить, в последние дни он стал совсем другим — часто срывается, переходит на крик и вообще позволяет себе черт знает что. Пришлось применить испытанное средство. Я сказал, что больше не буду покрывать его безобразия и обо всем доложу Эрестелли. Этого оказалось достаточно. Агуарто притих и, немного поворчав, отправился договариваться с экипажем.

Рекогносцировку решили начать через два дня. Не знаю, управятся они сами? Не хотелось бы в такое время отрываться от основных дел. Всё, что требовалось, я объяснил. Ничего сложного здесь нет. Надо найти округлую симметричную котловину диаметром три-четыре километра, защищенную со всех сторон толщами скальных выходов и с удобной площадкой внизу. По замыслу гразер должен быть направлен строго вверх так, чтобы луч не задел какую из вершин. Если на дне окажутся деревья, их надо спилить. Вот и всё. Была бы карта — вопрос бы решился за несколько минут. Но всего не предусмотришь…

К дневнику, чувствую, остыл. Личные переживания отошли на задний план и как-то затушевались. Предстартовая лихорадка всё больше дает о себе знать. Впервые в жизни стал принимать снотворное, но и это мало помогает. В последнее время пристрастился сидеть в пещере у костра и бездумно смотреть на танцующие языки пламени. Скорее бы!..

Часть третья. Дорога в никуда

1

Дорога на Рио де Плато затейливо петляла меж покрытых курчавой порослью круч. Едва намеченная в слежавшемся гравии колея настолько заросла травой, что временами терялась, и тогда Мелвин, как заправский следопыт, был вынужден отыскивать ее чуть ли не на ощупь. В этих местах редко кто бывал. И если здесь проезжали после весеннего паводка, то в последний раз — никак не позже начала лета.

Поездка в пещеру Адамса организовалась, можно сказать, случайно. Члены комиссии внимательно изучили дневник, но с выводами не спешили. «Эффект Адамса» ошеломил всех. Проблема «Объекта Крейц» получила совершенно новое истолкование. Вместе с тайной большей частью рассеялись и подкрепляющие ее домыслы. Но вместе с тем записки Адамса высветили множество новых вопросов.

Как только стало известно о последнем пристанище Адамса, Блэкфорд и Ланке решили побывать на Рио де Плато и осмотреть пещеру. В ней могло остаться что-то из применявшегося при проведении опытов оборудования. Это помогло бы понять принцип действия гразера, так как приведенные в дневнике расчеты уничтожил огонь.

Рейдер предложил вертолет, но они отказались. Решили отправиться в горы наземным путем, как это в свое время делал Адамс.

Узнав о готовящейся поездке, Стефан Циммер не остался в стороне. Действуя всеми правдами и неправдами, он уговорил Рейдера и помог Джесси Фрайтон вырваться из-под опеки наблюдавших за ее здоровьем врачей.

Сборы были недолгими. Рейдер выделил в распоряжение экспертов служебную машину, пожелал удачи и предупредил, чтобы долго не задерживались.

Большую часть пути Блэкфорд и Ланке молчали. И не потому, что говорить было не о чем. Дорога, маршрут следования, сменяющиеся картины — всё это в какой-то мере сближало их с Адамсом, помогало понять его настроение, переживания и, возможно, даже мысли. Дневник раскрыл душу этого человека, его боль, трагедию, с годами переросшую в болезнь.

Стефан и Джесси сдержанно переговаривались. Мелвин был за водителя.

Осенние краски становились всё ярче. В листве прижавшихся к обочине осин то тут, то там вспыхивали багряные и желтые мазки, еще более контрастные на фоне глубокого осеннего неба. Рядом веселой змейкой вился ручеек. Он то и дело пересекал колею, сыпал в открытые окна свежестью и жгучими брызгами. По радио передавали концерт струнной музыки. Светлые прозрачные аккорды как нельзя лучше передавали благолепие увядания.

Но вот показался остроугольный зуб останца, который возвышался посреди долины ручья.

— Здесь должен быть поворот на плато, — сказал Мелвин и, притормозив на краю подмытого водой берега, развернул добытый у спелеологов план.

— Вы рассчитываете подняться на эти скалы? — спросил Ланке, разглядывая внешне недоступные склоны с отпрепарированными наслоениями застывших лавовых потоков.

— Всё будет зависеть от дороги, — ответил Мелвин и показал на уходящий вправо каньон. — Смотрите, здесь, кажется, есть проход. И место соответствует плану.

— Верно, — поддержала Джесси. — Это вулканическое плато дальше сменяется массивом известняков, а там, на границе, находится пещера.

— Постараюсь вести машину с предельной осторожностью, — сказал Мелвин. — А в случае опасности мы прервем маршрут.

— Вот-вот! — кивает Ланке. — Нам следует всего остерегаться. Особенно сейчас, когда до развязки остались считаные часы. Чем дальше мы забираемся в горы, тем более странные мысли одолевают меня… Конечно же, Адамс был сумасшедшим. И ни один нормальный человек не сможет повторить того, что удалось ему.

Торжественно и скорбно прозвучали заключительные аккорды скрипичного финала. Обзор новостей сводился главным образом к освещению итогов предвыборной кампании. Мелвин выключил приемник и направил машину в гору.

Подъем оказался не столь безнадежным. Справа впритык подступали многоярусные каменистые осыпи, сменяющиеся массивными выходами вулканических туфов. Слева тянулся невысокий бордюр из крупных, уложенных как попало глыб. За ним откос резко обрывался. Туда, в глубину ущелья, старались не смотреть, а следили больше за дорогой, взбиравшейся крутым серпантином к изрезанной кромке заоблачного плато.

Наверху их встретил сильный встречный ветер. На краю останавливаться не стали. Двинулись к изрезанным морщинами гольцам. Где-то там, на подступах к ним, находилась конечная цель путешествия.

Неожиданно, как и тогда, на подходе к «Объекту», Мелвина охватило неприятное чувство, будто за ним исподтишка наблюдают. «Откуда всё это… — прислушиваясь к самому себе, в очередной раз подумал он. — Кругом голые камни. Не только человек — мышь не проскользнет незамеченной». Он выбил из пачки сигарету, закурил и, чтобы отвлечься, попросил Блэкфорда включить радио.

Из динамиков ударил разноголосый вой помех. Блэкфорд убавил громкость и занялся настройкой. Но эфир словно взбесился. Режущие слух звуки слились в сплошную какофонию, вызывая недоумение непривычным сочетанием вынырнувших из бесконечности тональностей и тембров. Сквозь плотный шумовой заслон не пробивалась ни одна станция. Какое-то время так и ехали под аккомпанемент хриплого скрежета, разбойничьего посвиста и улюлюканье всех демонов мира.

Первой не выдержала Джесси.

— Довольно, профессор! Прекратите! — взмолилась она. — Сил больше нет слушать это.

Блэкфорд выключил приемник.

— Странно! — вполголоса пробормотал он. — Что бы это могло значить…

2

Тем временем граница верхнего структурного этажа надвинулась вплотную. Места, мимо которых они следовали, в полной мере оправдывали свое название. Повсюду царили красные и коричневые тона самых разных оттенков. Одновременное сочетание бордовых, алых, сургучных и черных цветов придавало местности фантастический вид, а разбросанные по осыпям пятна рыжих железистых охр еще больше усиливали цветовой контраст.

То тут, то там вспыхивали под солнцем осколки снежно-белых и голубоватых халцедонов. Жирным смолистым блеском выдавали себя золотисто-шоколадные опалесциты. Обломки и даже целые стволы окаменевших деревьев, накопившиеся на ровной поверхности плато за сотни лет выветривания, в беспорядке лежали поверх пластов разрушенного туфа и были прямыми свидетелями некогда разразившейся здесь катастрофы. Желтые, зеленые, красные яшмы из жил и прослоев, отмытые дождями и отполированные ветром, слагали массивные, далеко тянущиеся нагромождения.

— Так почему все-таки взорвалась установка? Что недоучел Адамс и как это увязать с первыми, удачно проведенными испытаниями?.. — Эти вопросы прежде всего интересовали Мелвина.

— Мне трудно утверждать что-то с уверенностью, — издалека начал Блэкфорд. — Эффект сработал. Причем в полную силу. А этого никто не ожидал. Трудно… очень трудно восстановить, как это было. И всё же я попробую. Итак, главная причина неудачи мне видится в неисправности самого гразера. В схему закралась ошибка, и впоследствии она сыграла роковую роль. Как и предполагалось, образование вакуум-эффекта привело к искажению гравитационного поля, но не постепенному, а скачкообразному. Адамс это предвидел, но рассчитать не смог. Как всё происходило, остается только догадываться. Возможно, первичный импульс усилился гразером, а может, до этого не дошло. Возможно, действительно возникла микрочернода, о которой Адамс упоминал в дневнике. Ясно одно — эксперимент стал неуправляемым. А дальше сами знаете… Наверное, сначала был обычный взрыв. И даже не очень сильный. Но гравитационный всплеск, зародившийся несколько ранее, продолжал возрастать и через какие-то доли секунды достиг колоссальных значений. Взрывная волна на полпути затормозилась, а потом с еще большей силой устремилась к центру, вызвав тем самым повальные разрушения в лесу. Волна остановилась, по ее границе произошло замыкание части пространства, и в результате сжатия образовался протонит: сперва в виде рассеянного ореола, а потом — в конечной стадии цикла — единой массой в эпицентре…

— Скажите, профессор, а вы допускаете мысль, что в момент срабатывания вакуум-эффекта пространство — в какой-то его части — способно стать анизотропным или, другими словами, неоднородным в разных направлениях? — спросила Джесси.

— Анизотропным? — Блэкфорд подумал. — Наверное, нечто подобное могло бы иметь место в случае… скажем, в случае возникновения сфокусированного гравитационного импульса, в частности усиленного гразером. А почему это вас заинтересовало?

— Кажется, я догадываюсь, откуда взялся крест.

— Вы!.. — недоверчиво пробормотал Ланке, но тут же прикусил язык и обратился в слух.

— Да, я долго об этом думала. Крест стал для меня как бы заклятьем, замком, не открыв который, не постичь тайны «Объекта». Его видели — значит, он был. Объяснение феномену черного креста есть. И лежит оно в основах классической кристаллофизики. Пространство, конечно, в самом общем смысле можно представить в виде кристалла с однородными по всем направлениям свойствами. Скорость распространения света в такой среде одинакова по всем координатным осям: влево, вправо, вверх, вниз. А что произойдет, если с одной из осей совместить гравитационный луч? Очевидно, в этом направлении изменится результирующий гравитационный потенциал, а как следствие, кривизна пространства — времени. Изменятся свойства пространства, и оно перестанет быть однородным.

— Допустим, это так, — сказал Блэкфорд. — Но при чем тут крест?

— Согласно положениям кристаллооптики, в природе существует три вида кристаллов: изотропные, одноосные и двухосные. Изотропный кристалл однороден, и луч света распространяется в нем по всем осям с одной и той же скоростью. Абстрактная модель такого кристалла — шар с центром, соответствующим началу координат. Одноосные кристаллы являются примером анизотропии первого рода. В них вследствие особенностей атомных упаковок скорость распространения волн вдоль одной из осей отлична от двух остальных координат. Если выбранную в качестве иллюстрации сферу сплюснуть по этой оси, то она превратится в эллипсоид вращения. А это и есть модель одноосных кристаллов, причем чем больше разница скоростей, тем более уплощенный вид приобретает эллипсоид. И, наконец, двухосные кристаллы представляют собой пример анизотропии второго рода. В них все три направления характеризуются разными свойствами. Модель таких кристаллов — более сложный эллипсоид, в котором координатные оси различны. Очень эффектно выглядят кристаллы в поляризованном свете, причем каждый тип отличается своими кристаллооптическими свойствами и набором коноскопических фигур [Коноскопическая фигура образуется при исследовании кристалла в поляризованном свете. Поляризованный свет получается из обычного путем пропускания его через прозрачные кристаллические среды. Широко используется в кристаллооптике.]. Так вот, главной коноскопической фигурой одноосных кристаллов, что больше всего подходит под наш случай, как раз и является черный крест, окруженный интерференционной радужной оболочкой. Эта фигура точь-в-точь попадает под описание Гартнера и Адамса. Видите, как всё оказывается просто. И никаких чудес…