— Эти могут покупать и продавать, не вижу причин для отказа.

— Ну? — обвёл взглядом толпу Аркан. — Вот — Георг, он оптимат, из Заводи. Вот Ульрих — популяр, бывший невольник гёзов. А это — Язон, ортодокс. И все они могут пройти на ярмарку! Почему?

— Потому что они ваши люди, вашество… — глядя в землю, упрямо проговорил староста крупной деревни Шеврю-Барбю по имени Оскар.

— Проклятье!!! — рявкнул Аркан. — Ты же стоял тут и видел, в чём дело! Смотрел собственными глазами!

Скавр положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить. Рем резким движением сбросил ладонь баннерета, скрипнул зубами, а потом проговорил:

— Ты коренной? Родился в Аскероне, Оскар?

— Мой дед прибыл сюда одновременно с мессиром дю Шабри, вашество…

— А за каким чёртом лысым твой дед сюда прибыл? — продолжил спрашивать Аркан.

— Так от войны и чумы бежали, и почвы тут, и погодушка радует…

— Так вот уразумейте вы уже наконец все, что ежели хотите остаться тут, где мир и порядок, и нет войны и чумы, и есть почвы и погодушка — то вы будете мыть чёртовы руки просто потому, что так у нас тут заведено, если вам не хватает ума докопаться до настоящих причин! Все, кому не нравится мыть руки — могут собирать своё барахло и валить через границу — на Восток, Север или Юг, или через Последнее море — по собственному разумению. Я из своего кармана выплачу вашим господам неустойку за уход работников, слово Аркана! Уверен — они недорого возьмут за таких болванов…

Аркан вскочил в седло, Негодяй всхрапнул и заплясал на месте. Ситуация была тупейшая — как раз из тех, когда социальная, мировоззренческая и просто бытовая пропасть была так велика, что единственными приемлемыми выходами казались либо насилие и принуждение, либо — бездействие, по примеру предыдущих герцогов. Рем понимал отца, осознавал причины введения такой практики: три из пяти эпидемий холеры и сыпного тифа за последние двадцать лет начинались в оптиматских сёлах и кварталах, ещё две — завезли на кораблях. Идея постепенно приучить земляков-иноверцев к чистоте, не отрубая грязные руки всем и каждому, была уже верхом гуманности для Сервия Аркана, это следовало признать… Но эффективность подобной новации, по всей видимости, оказалась весьма спорной. Соляные бунты, медные бунты — теперь что? Грязные бунты?

— Так шо? — вдруг спросил кто-то из толпы. — Это надо руки в реке помочить и волосы вычесать, шоб продать зерно? И засим — всё? Это в еретицку веру можно не переходить? Эт придурь такая арканская? Ой, Божечки, делов-то! Вон старый дю Шабри как напьётся — так свиней в сани запрягает и в голом виде набеги на деревни делает, девок ловить! От то придурь! А тут — руки в реку и песочком повозюкать… Дуря́т господа, дурят… Эта дурость не из худших! А то — гиена какая-то, миязмы и великий понос! Пшли, мужики, волосы чесать! Тогда зерно у нас купят, я понял!

У Аркана отлегло от сердца.

— Это кто там такой умный? — выкрикнул он, пытаясь высмотреть единственного хотя бы условно адекватного человека среди всей толпы.

— Конец Тимоне придёт… — зашептались оптиматы. — Замордуют его, как есть замордуют!

— Тимоня? Тимоня, а ну покажись! — широко улыбнулся Аркан. — Клянусь — не обижу.

Люди расступились, и перед взором герцога предстал тощий и сутулый светловолосый молодой мужик с хитрющими глазами.

— Тимоня, хочешь быть моим человеком? — спросил Рем. — У меня оптиматских сёл в домене много! Нужен староста для самого большого из них, а то, может, и бургомистр для какого городишки! Кормлю сытно, одеваю тепло, плачу — много, спрашиваю — строго!

— Не, ну, вашество, оно, конечно, если сытно и много — тогда ага! А это… Волосы чесать и руки мыть… — поднял брови хитрющий Тимоня. — Это такое завсегда, что ли?

— Обязательно! Но зато — никаких гиен и великого поноса! — продолжал улыбаться Рем.

— Тогда… Щас расторгуюсь — и мигом за вами на пустом возу! Но вы уж грамотку справите, что я не беглый, вашество?

— А ты проследи, чтобы мылись и чесались твои шеврю-барбюйские остолопы как следует! Тимоня, на тебя вся моя герцогская надежда!

Тимоня даже грудь расправил от гордости.

Когда кавалькада Аркана отъезжала от ярмарки, Скавр спросил:

— Ваше высочество, на кой чёрт вам этот пройдоха-виллан?

— Мы ведь и понятия не имеем, чем они живут и на каком языке говорят, понимаешь? Это собственная вселенная, свой замкнутый мир, в котором чёрт ногу сломит… Я знаю ортодоксов, я знаю аристократов — наверное, чуть хуже… Но оптиматские низы не знаю вовсе. Здесь, в Аскероне, это тридцать процентов населения, десятки и сотни тысяч человек! Нам нужен кто-то, кто будет герольдом, переводчиком, связующим звеном… Тимоня может стать первым из многих. И тем более — впереди Монтанья, Лабуа, и — кто знает что ещё, верно? Нужно обзаводиться союзниками, пусть даже пока их ценность может казаться и неочевидной… — туманно ответил Буревестник.

И тарвальскому Цирюльнику в этих словах почему-то послышался треск пламени от горящих замков западных феодалов и рёв яростной толпы с вилами и факелами, идущей на штурм высоких крепостных стен.

Глава 5. Старый друг

Выехав из лесу, Рем придержал коня. Негодяй возмущённо фыркнул и покосился на хозяина дурным глазом: наконец-то простор, тут ведь можно наддать намётом так, что только искры из-под копыт! Аркан похлопал его по мощной шее, успокаивая, и прищурился, скрывая улыбку: вот он, дом! Свой собственный, такой, каким он и должен быть!

Цитадель на высоком холме темнела на фоне ясного неба: титанические башни, массивные куртины с контрфорсами, трепещущие чёрные флаги на турелях, изгиб моста через глубокий ров, разрезающий замковый мыс на две части… А ещё — монолитные, массивные врата Сверкер-Дума, изукрашенные рунным барельефом, и яркий, полный жизни портовый город у самой прибрежной кромки — Крачки!

— И подумал я, что это — хорошо! — всё-таки не сдержал усмешки Аркан. — Приятно, Скавр. Чертовски приятно видеть зримое воплощение дел рук своих.

Цирюльник вертел лысой башкой во все стороны, обозревая окрестности, и наконец ткнул пальцем в сторону перелеска:

— Вон ещё маршируют… Воплощения!

Перпендикулярно дороге, по которой двигалась аркановская дружина, вышагивал отряд новобранцев — сотни три, не меньше. В шапелях, кожаных доспехах, крепких сапогах, розовощёкие, крепкие телом, молодые — это были парни из окрестных ортодоксальных поселений, которые прибыли на обязательную военную подготовку после сбора урожая. Шлемы кое у кого из них сбились, алебарды натирали плечи, тяжёлые вещмешки лупили по спине, грязь покрывала рекрутов с головы до пят, но молодые воины старались держаться молодцами.

— Раз! Раз! Раз-два-три! — орал матёрый вояка-офицер, похлопывая себя стеком по голенищу ботфорта. — Р-р-р-раз! Р-р-р-раз!

— Виват, Шарль! — взмахнул знаменем Рем, приветствуя старого ветерана, который вырос в звании и давно щеголял лейтенантскими знаками отличия.

— А ну-ка, черти! — взмахнул стеком бывший аркановский телохранитель и махнул рукой. — А ну-ка: «виват, Аркан!»

— Бар-ра! Бар-ра! — Они тут же перехватили оружие за древки и отсалютовали сеньору как положено. — Виват, Аркан!

— Молодцом! — Рем дёрнул повод и направил коня вдоль рядов пехоты. — Молодцом, маэстру! Сегодня всем — по чарке вина из моих подвалов! Твёрдо уясните: крепче вас нет стен у Аскерона! Вы и ваши алебарды — это единственное, что защитит от ярости наших врагов и тёмных сил тех, кто останется дома! Учитесь усердно, постигайте военную науку настоящим образом, как написано в Уставе Надлежащем — и когда-нибудь это спасёт вам жизни. Вам — и всем! Всем нам! Предстоят удивительные и страшные времена, и я обещаю — подвигов и легендарных деяний хватит на всех… Да что рожи-то такие серьёзные у вас, а?

Буревестник спрыгнул с жеребца и всмотрелся в суровые, сосредоточенные лица ортодоксальных ополченцев. Похоже, переборщил с пафосом — забыл, с кем имеет дело. Ортодоксы — они такие, их хлебом не корми — дай только эсхатологический настрой поймать и преисполниться осознанием своей избранности…

— Веселей, веселей, парни! Пробегусь-ка я с вами, а? Скавр! Веди дружину в цитадель, мы будем следом… — поддался сиюминутному порыву Рем.

— Но ваше высочество…

— Давай-давай! — Скорее по привычке, чем умышленно, Аркан махнул рукой и через мгновенье вздрогнул.

— ХОП! — откликнулся строй новобранцев. — Давай-давай! Вместе с герцогом шагай!

— Хоп! Давай-давай! Сапогами грязь мешай! — Вот она, преемственность поколений!

— Хоп!

Аркан месил сапогами грязь во главе колонны, преодолевая подъём на холм, сжимал в руках древко знамени, вдыхал и выдыхал морозный воздух, и ему начинало казаться, что нужный момент — вот он! Наконец-то он имеет право и возможности приступить к главному делу своей жизни. Начать сшивать то, что другие пытаются разорвать на кусочки… В конце концов — все эти парни за его спиной, они в первую очередь — его люди! Они поверят своему господину, пойдут куда угодно, хоть на край света за штандартом с Красным Дэном…

И уже у ворот, там, где ожидала его конная дружина, Буревестник наклонился к Шарлю и сказал: