— Что, парень, теперь мы в одной лодке? — спросил тот, тоже явно узнавая. — Помнишь меня?

В голове у Гая щёлкнуло:

— Дум-Дум! Точно! — это был Думбийя, из команды Ксавьера Саважа. — И что теперь — будешь меня убивать?

— Жмых убьёт нас обоих — раньше или позже, — угрюмо проговорил зумбиец. — Я буду смотреть, как ты выгружаешь мумиё, попивать водичку и кушать пайку за твой счёт. Пока мне этого будет вполне достаточно…

Кормак пожал плечами — ему-то точно не хотелось обострять отношения с пиратом.

— Так что, Дон — двести кило?

— Двести кило. Ждём вас, ребятки!

Гай шагал по разлому обратно — мимо траншей и штолен, в которых суетились люди с лопатами и кирками, выбрасывая грунт на отвалы, где ожидали ещё работники — с лотками, в которых мяли и перебирали породу в поисках мумиё. Их тела были покрыты коростой и язвами, дыхание было тяжёлым, глаза слезились, из носа текло… Обычному человеку туго приходилось в Разломе.

Киборги, выполнявшие тут роль надсмотрщиков, сначала дёргались, увидев праздношатающегося каторжанина, но тут же отступали, разобрав цифру «3» на спине. Тройки — или генетики — были слишком мутными типами, чего ожидать от них — было неясно. Да и бойня у лифта была ещё слишком свежа в памяти.

Пять километров от базы модификантов до убежища одноглазого — это много или мало? Гай чувствовал, как Жмых начинает допекать его — лёгкие горели, а вестибулярный аппарат периодически давал сбои — головокружение и тошнота подступали волнами. Шаги давались всё тяжелее, и он переставлял ноги на автомате — до тех пор, пока не увидел знакомый утёс.

— Дядя Миша! — крикнул он.

Сверху высунулась лохматая рожа с капельками испарины на лбу.

— Чего орёшь? Лезь сюда!

— Боюсь, сейчас не получится… Лучше уж вы — вниз, у меня тут новости…

Медвежатки один за другим выбрались из пещеры, последним спустился дядя Миша. Рашены выглядели тоже не очень — болезненного цвета кожа, нездоровый пот… Одноглазый был бодрее всех:

— Не знаю как Гай, но вы, мужики, через денёк-другой обвыкнетесь. А как конвейер запустим — я подскажу вам какие препараты нужно заказывать в первую очередь — тогда вообще терпимо будет.

Дядя Миша только отмахнулся:

— Так что там с условиями?

— Два центнера — и Дон подпускает нас к конвейеру. Но если мы сломаем оборудование — модификанты нас убьют.

— Справедливо, — хмыкнул седой.

— Я знаю перспективную делянку, — сказал одноглазый. Никто не хочет её использовать — там рядом ручей, говорят — вода непригодна для питья и травмирует кожу… Я проверял — моей шкуре плевать на тамошние примеси. Можем обосноваться там. Инструменты у нас есть…

Гай задумался на секунду, а потом спросил:

— Это ваше мумиё — оно в воде растворяется?

— Не-а.

— Отлично! Тогда нам нужен будет материал, чтобы сделать желоба. Поиграем в золотую лихорадку, дядя Миша?

Старый рашен схватывал всё на лету — если устроить работу по принципу золотого прииска — дело может пойти быстрее! Кормак и рассчитывал на его гвадалахарский опыт — сам он представлял себе всю эту схему весьма примерно.

— Тогда перекусим — и вперёд и с песней, совершать трудовые подвиги, blyat'! — кивнул седой медвед.

Они дожевали остатки батончиков и запили их водой, собрали инструмент, полотняные мешки и плотной группой двинули к ручью.

— Это довольно близко к базе модификантов — километра полтора. Сами всё увидите — местечко приметное.

По пути они подбирали куски пластика, обрывки проводов и другой хлам, который можно использовать для изготовления желобов. Двигались в основном вдоль скал — чтобы избежать встреч с агрессивными киборгами — те просто могли задавить массой, если бы появилось такое желание.

— Нам бы тачку… — пробормотал рыжий, неудобно перехватывая гору поклажи.

— «Ладно, ладно, детки, дайте только срок, Будет вам и белка, будет и свисток!..» — процитировал что-то непонятное дядя Миша.

Место, действительно, было приметное. Мутно-красный поток воды стекал по стене разлома, бодренько лавировал между больших обломков известняка и скрывался метров через тридцать — в метровой дыре.

— Карст! — сказал чёрный. — Карстовый разлом. На такой глубине — это очень странно. Гранит и известняк рядом — тоже странно.

— Да тут всё странно, — одноглазый ткнул лопатой грунт под рыхлым слоем. — Пора приниматься за дело.

Они соорудили пятиметровый жёлоб, в который отвели часть водопадика со стены. На дно стока постелили тряпье. Сооружение протекало из всех щелей и брызгало водой — но на это, в целом, было наплевать. Медвежата так и сделали: поплевали на руки и взялись за лопаты. На сортировке остался одноглазый, Гай ухватил кайло — и процесс пошёл.

Кормак рыхлил землю, рашены черпали и швыряли в жёлоб — вода промывала его и уносила мелкие частицы прочь, оставляя камешки и комки мумиё. Одноглазый споро выбирал горную смолу и совал в полотняный мешок.

Монотонный, утомительный труд, гнетущая атмосфера, постоянный сернистый запах и ломота во всём теле — хотелось бросить всё и лечь полежать, но делать этого было нельзя. Гай в перерывах между ударами кирки пощупал языком зубы — кажется, коренные ещё не начинали резаться. На это была вся надежда — организм должен адаптироваться к чудовищным условиям Жмыха, точно так же, как это произошло на Ярре. В конце концов, Жмых убивал постепенно — даже эльф давал что-то около года.

— E-ey u-u-uhnem! — проревел дядя Миша, взмахнув лопатой.

Капельки пота летели на землю с его кудлатых бакенбард.

— E-ey u-u-uhnem! — подхватили медвежата.

— E-eshchyo ra-a-azik, e-eshchyo da raz! Е-ey u-u-uhnem! — ревели они в такт движениям.

Гай тоже подстроился под этот неторопливый ритм — и стало как будто легче. Сколько прошло времени, и сколько тонн грунта было перелопачено — об этом оставалось только мечтать. Он «ухал» вместе с рашенами и долбил киркой землю, пока не понял, что ещё один взмах — и он просто рухнет.

— Перекур! — сказал дядя Миша.

— Почему «перекур»? — удивился Гай. — Откуда тут табак?

— Говорят так, — пожал плечами медвед. — Перерыв.

— А-а-а… Тайм-аут, это да. Это необходимо, — Кормак посмотрел на свои покрасневшие ладони. — Одноглазый, как у нас дела?

— Полтора мешка! — оскалился тот. — Чёрт его знает, сколько тут в килограммах — точно не меньше тридцати! Процесс идёт!

— Давай меняться, — сказал чёрный. — Хватай лопату, а я в водичке поколупаюсь.

— И мне — лопату, — взмолился Гай.

У него жутко ныла поясница от махания кайлом — он даже разогнулся с трудом. Дядя Миша только хмыкнул, с хрустом распрямившись и протягивая парню инструмент:

— Махнём не глядя!

На глубине около метра комки мумиё стали попадаться чаще — и на сортировку отправили ещё и рыжего. На четвёртом мешке Гай таки сорвал мозоли на руках и попросился поменяться — всё-таки до медвежьих лапищ с ороговевшей ладонью и когтями его вполне человеческим конечностям было далеко.

Возможно, орудовать голыми руками с сорванными мозолями в красноватой мутной жиже, которую по ошибке называли тут водой, было и не лучшей идеей — но пятый мешок вместе с рыжим он наполнил. А уже потом принялся дуть на ладони и материться.

— Вот и посмотрим, из какого теста наш Гай, — буркнул дядя Миша. — Если у него завтра ручки отвалятся — значит, зря он с нами связался. Хватайте мешки, медвежатки. Потащили!

* * *

Дон был в явном удивлении. Завидев сгорбленные фигуры рашенов и еле волочащего ноги Кормака с мешками за спиной он восхищённо ругнулся и крикнул:

— Эй, гляньте как нужно работать!

Модификанты сгрудились вокруг конвейера, который как раз отправлял в ненасытную глотку приёмника порцию мумиё — довольно много, но по сравнению с грудой горной смолы, которую высыпали на ленту транспортёра медвежатки, это выглядело несерьёзно. Одна четвёртая от объёма, не больше.

Приёмник пиликнул, поглотив модификантскую добычу, и выдал на экран цифры — 44 килограмма 922 грамма. И зажужжал, подвигая к себе намытые тройками маслянистые комки.

— Гляньте, а? Сто девяносто шесть килограмм! За двенадцать часов! Впятером!

Гай ошалело помотал головой. Двенадцать часов — это сильно. Вот это работнули! Что значит — компания и мотивация. А вот рашены такой новости не удивились — то ли для них это было в порядке вещей, то ли в принципе удивляться было не в их традициях.

— Конвейер можно посмотреть? — спросил белый.

— Ну, у вас ещё четыре кило так-то, — зловредный Дон не мог не напомнить об этом. — Четыре кило — это восемьдесят литров чистой питьевой воды, чтобы вы себе представляли. Но я впечатлён вашими трудовыми подвигами, и скажу прямо — вот эта ваша отгрузка сейчас мне очень к месту…

— Дорога ложка к обеду, да? — проворчал дядя Миша.

Он вообще любил поговорки, как выяснилось. И пока медвежатки разве что не облизывали внутреннюю конструкцию конвейера, он балагурил с модификантами о житье-бытье, щедро пересыпая свою речь рашенским и межпланетным фольклором.

Гай просто сел на землю, привалился спиной к скале и прикрыл глаза — он смертельно устал. И когда рядом с ним кто-то присел, то даже не среагировал.