— А когда Ю заговорила про… бутылки. Ну, рассказала мне, чем вы занимаетесь, меня почти током ударило — вспомнила! Что у меня была этикетка с местного производства…

— То есть мы теперь знаем, где их берут для того, чтобы разливать «лекарство» от духарки, — не без улыбки проговорил я.

До сего момента мне казалось, что затея встала на дороге ржавой телегой и уже не двинется с места. А оказалось достаточно одной кошке едва махнуть хвостом, как она понесётся вниз к обрыву — не остановишь. «Сады Деметры» значит. Как там говорил отец про Рина Юноске? К нему приходят, когда отчаянье стоит за спиной, а все другие отказали? Удивлюсь, если он ничего не знает про подпольное производство.

— Будешь с ним говорить? — Эола как будто читала мои мысли, сразу же спросила про Юноске.

Я покачал головой. В конце концов, что он мне скажет? Признается мне во всем? Даже не смешно. Он попросту ухмыльнётся, плюнет мне в лицо и выгонит прочь. А следом заявит, что с нынешнего часа наш договор более недействителен и потребует выплатить долг. Нет уж, тут следует работать мягче.

Я встал и сделал несколько осторожных шагов по направлению к Линке. Та сжалась, будто я собирался бить её за дерзость. Странно, раньше так не реагировала. Вместо наказания я осторожно коснулся её мягких, черных волос. Она тут же широко раскрыла глаза и довольно улыбнулась, когда я пару раз провел ладонью по ее мягкому облачку.

— Ты молодец, Линка! Что бы мы без тебя делали?

* * *

Дождь на улице все усиливался, превратившись в настоящий ливень. Оставаясь под защитой каменных стен, я проверил телефон. Помимо сброшенных Александром рабочих сообщений, было несколько вопросов от отца. Не знаю почему, но ощутил к нему трогательную благодарность. Вспомнил, как хотел хотя бы раз за всю жизнь услышать от Зевса вопрос: — всё ли у меня хорошо? Но он был занят бесконечными поисками новой пассии, с которой можно было бы изменить Гере. А уже потом, когда появилась угроза гигантов, стало и вовсе не до того. Мой многократно «пра» внук сейчас сумел оказаться куда большим отцом, чем родной. Волновался, спрашивал, где я сейчас? Словно боялся, что в бушующий на улице шторм унесёт меня прочь.

И в самом деле могло. Людей на улице не осталось, всех кто не успел спрятаться будто сдуло. Кормившаяся с подачек нечастых посетителей архива бродячая собачка едва стояла на ногах, сносимая неистовым потоком ветра. Да что за чертовщина вообще происходит? Будь я самым обычным смертным, сказал бы, что боги гневаются…

— Какой разыгрался, а? — Эола чуть не обожгла мне ухо горячим дыханием. — В первый раз вижу такой чёрный шторм!

— Чёрный шторм? — тут же переспросил я и прищурился. В моей прошлой жизни не было ничего подобного.

— Да уж, — поддакнула Аюста, налив себе ещё одну чашку.

Наше маленькое расследование на сегодня закончилось. Линка, посетовав на то, что не может нырнуть в свою родимую уютную кроватку дома, улеглась спать на будто только для того и предназначенной лавочке. Она довольно замурлыкала, когда Аюста невесть откуда принесла шёлковое одеяло. Вместо подушки ей служила скомканная куртка. Старшая трепетно заботилась о младшей сестре. — В последнее время они случаются всё чаще и чаще…

— Я что, ничего тебе про них не рассказывала? — Эола хлопнула себя лапкой по мордочке. Мои девчонки словно желали посоревноваться друг с дружкой, кто пояснит мне первой. Я выбирать не стал, пусть лучше говорят обе.

— Никогда не забуду свой первый чёрный шторм, — продолжила говорить некомата. — Говорят — это воля Богов. Скверный, наверно, у них нрав, если творят подобное.

Поток ветра легко подхватил кучу мусора, заиграли в дикой пляске уносимые прочь конфетные фантики. На миг прилипший к стеклу ярко желтый блистер оставил шоколадный след. У меня вдруг засосало под ложечкой, безумно захотелось сладкого. Аюста разделяла мои желания. Она похлопала себя по карманам, словно у неё было что-то при себе.

— Помнишь Эвра? Который Бог ветра? — Эола смотрела куда-то вдаль. Конечно я его помнил. Он был насмешником, проказником, любил задирать хитоны, заглядывая девицам под подол. Он не участвовал вместе с нами в той знаменательной битве, лишь гордо обещал разнести по всему свету весть о нашей победе. А вышло ровным счётом наоборот. — Его поймали. Он пытался бежать, считал, что отовсюду можно смыться, от любого улизнуть. А они схватили его за хвост, словно шелудивого пса.

— Хочешь сказать, это он? — я кивком указал на творившееся за окном бесчинство. Эола тотчас же поддакнула.

— Он. Они запрягли его работать. Я… не пыталась понять сути этих поручений, не высовывалась. Он носится за стенами защитных куполов, избегает полисов.

Аюста смотрела туда же, куда и я. В её ладони вдруг появились два шоколадных батончика. Настырно сунула мне один в руку, второй со вздохом спрятала обратно, приберегла его для сестры.

— В детстве я была выдумщицей. Ну, до того самого момента, как столкнулась с корпорацией. Болтала ей, — кивнула на мирно спящую Линку, — всякие небылицы, а она и рада верить. Наверно, в её любви к книгам стоит обвинять меня. Одно время бедняцкий квартал был… гораздо хуже, чем сейчас. Не знаю откуда, но как-то отец сумел принести нам целый ворох книг. Мне было лень их читать, но я усердно делала вид, что занимаюсь этим. А потом пересказывала ей содержимое — сам понимаешь, какую тарабарщину я тогда несла. Она обижалась, говорила, что не могут сказки заканчиваться так скверно! Дулась и… так и научилась читать сама.

— А какие сказки ты ей рассказывала? — мне не удалось сдержать досужего любопытства. Аюста повела плечами, выдохнула, словно раздумывая, стоит ли отвечать? Повезло, я оказался в числе достойных знания.

— А вот про чёрный шторм и рассказывала. Знаешь, как забавно — это, оказывается, единственная небылица, которую я хорошо запомнила с тех времен. Не знаю, как было у тебя в шикарном доме, а у нас сквозняк добавлял атмосферы. Мама затыкала прорехи чем могла, у нас всегда пахло строительным клеем. Но это только когда приходил чёрный шторм, в остальные дни у нас было тепло, а то и жарко. Не суть. Я рассказывала ей о том, что это не просто непогода, а наши обиды и злоба. Кто-то вытаскивает из нас всё плохое, и потому оно — вот такое…

Эола аж замолчала, заслушалась вместе со мной. Красивая история…

— У нас с Линкой неписанное правило. Как только шторм уходил и унимался дождь — мы выбегали на улицу и скакали по лужами. Домой возвращались бесконечно грязные, но довольные. Мама ругалась, что снова приволокли ей кучу стирки, но папа всегда её успокаивал. А потом мы вместе отмывались.

— А чему радовались?

— Тому, что из нас вышла вся злость и обиды. Прошёл дождь — значит, пришло прощение. Глупо, наверно?

Я приобнял её за плечи. Прекрасно чувствовал, как ей хотелось простого человеческого тепла. Соскочившая на подоконник Эола смотрела вдаль, будто таила надежду узреть самого Эвра. Я не пытался, лучше буду помнить о нем хорошее, чем встречу настоящего. По крайней мере пока не соберу достаточно силы, чтобы освободить его.

— Запомни эту историю, Гермес, — пробормотала саламандра. — То, что она сказала.

— Зачем? — лениво спросил я.

— Когда ты освободишь его, вырвешь из титаньих пут, он будет в отчаянии. Он всю жизнь таскал полные стада тучных облаков, чтобы дождь орошал посевы смертных. Тушил пожары и успокаивал братьев, когда они проказливо устраивали на море очередную бурю. Не губить моряков зазря и не гневить Посейдона. А сейчас он приносит лишь мрак, мглу и жуткий холод — думаешь, он рад это делать? Расскажешь ему эту историю, чтобы он знал, что даже будучи пленником у титанов, он умудрялся делать чью-то жизнь лучше. Он оценит.

Я кивнул, давая ей такое обещание. Пусть будет так — самому же нравилось, когда смертные обращали внимание на мои старания…

— Что собираешься делать дальше? — спросила Аюста, неохотно отстранившись от моих объятий. Словно не мы только что слушали, чем она промышляла в детстве. — Будешь искать производственную фабрику?

— Она должна быть где-то в городе. Если бы ты была главой «Садов Деметры», где бы ты ее расположила?

Некомата громко хмыкнула. Одно это предположение показалось ей бесконечно забавным. Коснулась пальцем собственных губ, задумчиво запрокинула голову.

— Где-то в кварталах, где есть промышленные печи. Ты ведь знаешь, как оно производится?

В самом деле, мог бы догадаться и сам. Это место попросту обязано быть на самом виду, чтобы ни у кого не возникло даже подозрения, что там происходит что-то незаконное. Еще раз посмотрел на лежавшую на столе этикету, нижнюю часть затерли практически до белого, но адрес по-прежнему был четко виден. В очередной промышленной зоне, окруженной бедняцкими кварталами, которыми так изобиловал этот полис.

— Бутылка той дряни у тебя с собой?

Она метнулась к собственной сумке, выудила из неё недавно купленное варево. Пожала плечами на мой вопросительный взгляд.

— Та, которую ты мне дал, куда-то пропала ровно с того момента, как мы покинули полицейский департамент. Я даже звонила и спрашивала их о ней, думала — взяли как вещественное доказательство. Но там как обычно ничего не видели, ничего не знаем. Наверняка разбили ее и сделали вид, что никогда не было.