«Пересвет» часто приходил ко мне в кубрик, вяло перебирая своими ватными ногами по комнатам ПВД, и вёл со мной душеспасительные разговоры. Это он так отдыхал от кровожадности «Лешего». «Леший» же, обвешанный холодным и огнестрельным, бесцельно метался по длинной «взлётке» коридора и вслух мечтал об ожерелье из укропских ушей. Поначалу мне казалось, что это злая разбойничья шутка. Но потом, убедившись в том, что чувство юмора не входит в добродетели «Лешего», начал читать ему морали и обещал прострелить ему левую коленку, если увижу подобное непотребство. Он дико щерился и уверял меня, что всё сделает тихо. Так, что я даже не замечу.

В среду пришла команда «понос». Это когда вышестоящее начальство обосралось и русскому воину прибрать за ним придётся срочно.

На этот раз нужно было срочно отправиться брать очередную «Херяновку». Это мелкое степное местечко пробовали взять уже раз 20. Разные «пидроздилы» и баты. Получалось не очень. Пару раз удавалось закрепиться, но потом оттуда наших снова выбивали. Про это село пошла дурная слава. Там полегло немало добрых русских людей.

Узнав про поставленную задачу, казаки поступили совершенно по-разному. Колючий и острый «Леший» стал мягким и податливым как пластилин. Он запятисотился. Разорвал контракт и сдриснул домой. «Пересвет» же оказался пельменем из стали. Загрузил своё рыхлое тело в старый УАЗ и поехал на БЗ.

Удивительно, но в этот раз эту сраную «Херяновку» взяли «на лайте». Хорошо поработала арта, предварительно забрали высоты и обходную балку. Потерь не было. «Пересвет» долго ехал, потом долго шёл, потом долго полз, потом немного бежал, немного стрелял и немного кричал. Это всё, что он делал в тот день. Не более. Его не наградят за тот бой. Но если бы спросили меня, то я бы сказал, что «Пересвет» настоящий казак, а «Леший»… Чепуха, а не казак!

Дети

Мы шли по утренней серости через незнакомые нам «полки», на точку рандеву. Карты у меня не было, приходилось рассчитывать на свою память. Наша группа состояла по большей части из детей лет 20–22, для которых это был первый боевой выход. Это внушало оптимизм.

Неожиданно на небо выпрыгнуло солнце и осветило все кругом. Мы явно запаздывали. Это ничего, подумал я, солнце встаёт обычно с востока, оно сейчас слепит украм глаза и видеоаппаратуру. Нас ещё не видно. Держа дистанцию в 30 метров, мы растянулись вдоль живописного озера, поросшего по берегам высоким тростником. Красиво и тихо. И безопасно.

Тростник скрывал нас с головой. Вся земля под ногами была набита суббоеприпасами: лампочки, лепестки, колокольчики, стрелы и т. д. Поэтому идти размашисто и равномерно не получается, приходится семенить, переступая через них. Знаками указываю идущим за мной парням места расположения замеченных мною мин.

За спиной РДшка, рюкзак, забитый минами и БК, всего в нем тридцать кг. Плюс броник на мне, ещё пятнадцать кило, плюс автомат и двенадцать заправленных магазинов. А иду я всё равно легко и упруго. Я не спал уже сутки и за весь день перекусил только половиной банки тушёнки шесть часов назад, но ни усталости, ни голода не чувствую. Это результат мобилизации организма в условиях боевого стресса.

Боевой приход. Во время этого состояния человек может не спать трое суток и не есть столько же. Только пить надо чаще. Потому, что здесь жарко. Пять утра, а уже жара. Выходим на поляну. Она появилась в результате прилёта снаряда. Что-то очень крупное. Калибр определить не могу. Вдоль тропинки лежат черепа и улыбаются. На одном из них казачьим оселедцем изящно изогнулась крупная серо-зелёная ящерица. Хвост её закрывает черепу глазницу. Она медленно им помахивает, греясь на солнце. Череп как будто подмигивает нам, живым и проходящим мимо.

Добравшись до точки рандеву, мы никого не обнаруживаем, ждём связи, но её нет… Укры глушат этот район. Весь день мы слушаем пение жаворонка, жужжание дронов и вой артиллерийских прилётов. Вечерней серостью уходим на базу. Боевое задание завершено. За весь день мы не встретили ни одного живого человека. Ни наших, ни хохлов. Прошли в полной выкладке 24 км. Дети перестали быть детьми. Теперь это бойцы. Такая это война.

На «фишке»

Как-то на рассвете я стоял на «фишке», ну то есть на часах. Охраняя вверенный мне сон своего подразделения, я сидел под навесом, замаскированным под огромную мусорную кучу. Уже было достаточно светло и вполне прохладно. Я кутался в куртку, держа свою «двенашку» у себя на коленях.

Автомат Калашникова 12-й модели всем хорош. И складным прикладом, и весом, и планкой Пикатинни, уже встроенной в его конструкцию. И сбалансирован он как надо, и кучность у него отличная. Но портит всё дебильный диоптрический прицел. Прицелиться и попасть с ним практически невозможно. Поэтому частенько и устанавливают на «двенашку» коллиматоры.

Но в этот раз идиотское изобретение спасло немало жизней. В тишине и спокойствии утра, которое не нарушалось даже птичьим пением, я услышал топот, кряхтение и угрожающие всхлипы множества людей, приближающихся ко мне. Это хохлячий «накат», понял я.

Через кусты, напролом, с матом и криками неслась на меня группа вооружённых людей с обезумевшими глазами. Тренировки пошли впрок, незамедлительно большим пальцем правой руки я снял автомат с предохранителя и сразу же начал выцеливать впереди бегущего. Это произошло просто мгновенно. Я принимаю бой и готов нести смерть врагу. Указательный палец мотыльком переместился с корпуса автомата на спусковой крючок…

И в этот момент за искажённой маской бегущего я узнал лицо парня с соседней точки. Он посмотрел в мою сторону, и глаза его ещё больше расширились. Он увидел меня и дуло моего «калашмата», направленного ему в грудь и, пригнувшись, рыбкой нырнул ко мне под навес. А за ним ещё четверо. В последний момент я чуть приподнял непривычный мне диоптрический прицел и пустил короткую очередь над их головами.

Они лежали вповалку у моих ног и натужно дышали, с хрипом втягивая в себя утренний воздух. Я отпрыгнул в сторону, как на учениях, перешёл в положение стрельбы сидя, перевёл автомат на стрельбу одиночными и стал выцеливать направление — откуда прибежали парняги. «Держу!» — заорал я, готовясь прикрывать их, пока они не встанут в окопчике левее меня и не начнут поливать свинцом преследующих их неприятелей. Но они продолжали лежать, прижимаясь друг к другу как щенки в коробке из-под телевизора.

Это был дрон, он преследовал их по пятам через кусты и буераки, и именно от него они бежали сломя голову. Покружившись над нами, «мавик» скинул одну за другой две гранаты и спокойно улетел, недовольно жужжа. Каждый выстрел должен быть осмысленным, понял я в тот день. Боевые инстинкты — это очень хорошо, но этого мало.

Мы извинились друг перед другом с пацанами. Они — за то, что забыли пароль, я за то, что чуть не скосил их очередью. И они пошли дальше. А я остался стоять на «фишке».

Почему наши солдаты ненавидят шмелей и причём здесь арбалеты?

Русский солдат ненавидит шмелей. А также ос, пчёл и всех крупных двукрылых насекомых, издающих при полете характерный гудящий звук. Этот звук слишком напоминает мерзкое гудение приближающегося дрона. А дрон — это смерть. С высокой степенью вероятности.

«Полет шмеля» Римского-Корсакова русский солдат тоже ненавидит, за компанию. Эти гудящие звуки сбивают с толку, не дают отдохнуть, раздражают и нервируют. Ты не уверен в происхождении звука. А неуверенность — это самый главный враг солдата.

Если в ту войну в плен не брали огнемётчиков, то в эту войну не повезло операторам дронов.

Их обвиняют в подлости, в глумлении над телами погибших, в играх и издевательствах над своими жертвами. Часты случаи, когда вражеские дроноводы гоняют солдата по полю, заставляя его бегать, ползать, кататься по земле, падать и подыматься вновь. И лишь затем поражают его. Хотя могли это сделать сразу.

Один из моих товарищей как-то объяснил свою ненависть к этим «жужелицам» — «Я весь такой тактикульный, опытный рэкс, накачанный и храбрый воин, могу погибнуть от рук прыщавого задрота, который даже не оценит моей храбрости и военного искусства… Он сидит в абсолютной безопасности, в десятках километров от смерти и просто играет, получая очки и баллы. Да ещё и зарабатывает на моей смерти донаты, ведя прямой эфир. Разве это благородно?..»

В ненависти к дрону есть что-то, отсылающее нас к Средневековью, когда рыцари ненавидели чушков с арбалетами. Ведь рыцарь, закованный в дорогущую броню профессиональный воин, с детства тренирующийся воевать, мог быть убит чумичкой, вооружённым арбалетом и прошедшим короткий инструктаж.

С появлением на поле боя дрона можно сказать, что очередная прекрасная эпоха рыцарства ушла в прошлое. А операторам дронов, этим пубертатным мальчикам, можно лишь пожелать не попадать в плен к нашим благородным донам.