И да, «женские расчёты» очень подвержены стрессу и перепадам настроения, что тоже влияет на точность стрельбы. Короче, «Полина» — изобретение богомерзкое, но на «оружие перемоги» не тянет. За 30–40 секунд между прилётами можно сныкаться в убежище и переждать. Главное не ссать и не сдаваться!
Я стал артиллеристом совершенно случайно. Никаких выдающихся математических способностей у меня нет. Но, как выяснилось, их и не требуется. Русская артиллерия, она как автомат Калашникова, сделана для того, чтобы даже в Руанде, Луанде и Луганде можно было стрелять. И за это я полюбил артиллерию вообще и миномёт в частности.
Я обожаю наш миномёт. Старый, раздолбанный, 1943 года выпуска, работающий как часы. К нему нужно приноровиться, его нужно полюбить и тогда на нем можно работать по высшем разряду. Его нужно чистить после каждой стрельбы и тогда он тебя не подведёт. Прекрасное оружие с рябым от перегревов стволом и маркировкой «Сделано в СССР».
Для того чтобы выстрелить из миномёта и попасть, нужен артиллерийский расчёт. Он может состоять минимум из двух бойцов и максимум пяти. Я могу выполнять функции любого «номера» расчёта. Командир расчёта, буссолист, заряжающий, наводчик, пучковяз — любую функцию я могу выполнять. Хотя основная моя специальность командир миномётного расчёта.
Я отвечаю за всё. За расчёты, за выбор позиции, за выбор боеприпаса и порохов, за слаженную работу бойцов, за недолёт и перелёт. Без расчёта миномёт не стреляет. Без слаженной работы расчёта невозможно не только выстрелить, но и, что самое главное, попасть. Командир даёт команды на прицеливание, наводчик наводит орудие, пучковяз готовит мину, заряжающий закидывает в ствол. И если все сработали штатно (и здесь на месте стрельбы, и ранее на стадии подготовки), то мина выходит с шумом и дрожанием земли. Заряжающий кричит дурным голосом: «Выстрел!» Это значит, что мина покинула ствол и спустя 30–40 секунд разорвётся, клюнув землю в двух-трёх километрах от миномёта. В полете она приводится в боевое состояние и поёт песню смерти: «Аууукккккуууууууу…»
Это невероятно завораживающее зрелище — работа слаженного миномётного расчёта. Это балет. Это театр мимики и жеста. Симфония человеческого тела, стали и огня. В это невозможно не влюбиться.
Однако бывает так, что мина из ствола не вылетает. Заряжающий ещё более дико орёт «Аборт!» и старается бочком отбежать от орудия подальше. По техническим причинам мина во взведённом состоянии не летит навстречу вражеским позициям, а аккуратненько прячется в недрах ствола. Если она шипит и журчит в стволе, то стоит подождать пару минуток, авось ещё полетит. Может, отсырел порох 1975 года выпуска, или иранский пролетарий плохо проработал характеристики мины, или северные корейцы прислали партию бракованных вышибных зарядов. Ответа нет, остаётся только ждать. Но долго ждать нельзя. Чем дольше ты на позиции, тем больше шансов, что тебя распетрушат ответным огнём. И вот тогда командир расчёта, который обычно меньше всех занимается физическим трудом, должен взять ответственность на себя и извлечь мину из ствола. Эта процедура и называется «аборт». Наклоняя ствол, командир ловит выскальзывающую из него мину, стараясь не касаться взрывателя. Одно неверное движение — и мина разорвётся либо в стволе, либо прямо в руках. А радиус сплошного поражения у данного боеприпаса двадцать метров. То есть от ловкости и выдержки командира зависит жизнь всего расчёта.
Мне приходилось делать «аборты». Это не трудно физически. Но психологически это серьёзная нагрузка. Держать в руках три кг готовой к взрыву смерти занятие для людей с тестикулами. Однажды из двенадцати выпущенных мин мне пришлось сделать восемь «абортов». Прислали партию персидских мин. Иранская промышленность не чета советской, они косячат будь здоров. В тот день после стрельбы парни освободили меня от всех работ. Я весь вечер сидел и пил чай с барбарисовыми конфетками. Снимал стресс.
Не существует абсолютного оружия. У всего есть ограничения. Ограничения по дальности, по пробивной способности, по скорости перезарядки, по времени использования, по возможности быстро отработать и уйти от ответного огня и т. д.
И вот для того, чтобы нивелировать недостатки конкретного вооружения, существует наука под названием тактика. Она учитывает недостатки вооружения, и тупость пользователя, и рельеф местности, и время года, и погоду, и скудость поставки БК и т. д.
И с учётом этого даёт ответы о максимально эффективном использовании оружия в этом месте и в конкретное время.
Мы умеем играть в тактику. Но рассказывать об этом я не имею права. Это, так сказать, военная тайна.
Но зато могу рассказать о том, как играют в тактику «немцы». А они тоже умеют.
Например, расскажу про веломиномёт. Но сначала пример еврохохлячей тактики. Если у нас каждый солдат — это специалист широкого профиля, в том смысле, что он и окоп себе копает, и жратву носит, и позицию готовит и после того, как он от всего этого зае… устает, идёт в атаку, то у укров иначе. У них есть «копатели», которые готовят окопы и позиции. Есть «поднос» — они доставляют БК (боекомплект) и сопутствующее снаряжение — и есть, собственно, «специалист». Он придёт налегке, не уставший, выспавшийся и сытый, поставит свой немецкий пулемёт RMG.50 и начнет строчить. В это время другие группы ведут наблюдение за противником (то есть за нами) при помощи «крыла» (дрона-разведчика), а группа «фипивишников» запускает несколько мелких дронов-камикадзе.
Все они находятся на радиосвязи друг с другом. Задача пулеметчика не заключается в том, чтобы попасть в нас. Он заставляет нашу пехоту залечь, поливая все огнём. Залёгших солдат фиксирует «крыло» и направляет туда дроны-камикадзе, а также корректирует по ним огонь артиллерии. Солдат не может встать под огнём пулемета, не может отстреливаться от дронов и не может убежать из опасного сектора достаточно долгое время. За эти несколько минут арта хохлов наводится на этот квадрат и накидывает туда огня.
Каждое по отдельности их этих орудий смерти неприятно, но не очень эффективно. Всегда есть возможность для маневра или для поиска укрытия. Но в совокупности эти орудия дают смертельный результат. Этот приём называется «зажим». Однажды нас так зажали, что мало никому не показалось. Вот что значит тактика.
Но вернёмся к веломиномёту и тактике его применения.
У укров, стоящих на «полке» напротив нас, было три миномёта 82-го калибра, разбросанных по «полкам» на значительном расстоянии. Может, метров по 800 между ними было. Что делал противник? Ночью его группы подноса расставляли орудия на БГ (боеготовность), выцеливали их, доставляли БК и ждали утра. Утром два хлопчика садились на один велосипед и под прикрытием лесополки и рельефа местности ехали к первому миномёту. Выкидывали оттуда в беглом темпе 5–6 мин, снимали прицел и ехали к следующему. Там тоже накидывали 5 мин. И ехали к третьему миномёту. Отстрелявшись из него, скрывались от возможной ответки в бетонном бункере, вкопанном в холм.
Смешно было наблюдать, как два здоровенных мужика в броне и касках едут на велосипеде. Один крутит педали, а другой сидит перед ним на раме и по-девичьи обнимает его.
Задумка укропов была хороша. За пару минут, требующихся для выстрелов 5 мин, невозможно определить место стрельбы и нанести ответный огонь. Цели поражены, а ответка, если и прилетит, то тогда, когда они уже будут в безопасной глубине укрепа. Отличный тактический ход.
Но… не срослось. И кому мы можем сказать спасибо? Правильно! Слава русской дроннице!
Русский солдат врунишка и позёр — он хочет казаться хуже, чем он есть. Он строит из себя циничного наёмника или мобилизованного недотёпу, которого злое государство отправило незнамо куда, незнамо зачем.
Например, все эти шевроны «ничего личного, нам заплатили», «все кроме нас, с хера ли мы?», «глаза боятся, руки из жопы, но мы не сдаемся» и т. д. Якобы всё это должно дополнить образ кровавого, как говорят на Украйне, «найманца», кидающего жестокую «джамбу» во все стороны, словно осколочную гранату в подвал здания.
Кроме «джамбы» к этому искусственному образу наёмника чаще всего присовокупляют солдатские разговоры о зарплатах. Обычно в курилках, щурясь от едкого дыма, солдаты с бывалым видом рассказывают друг другу, как и где их нагрело на бабки начальство, ноют о нехватке средств на карте, рассуждают об офицерских пайках и о том, что за эти копейки не стоит умирать…
Иногда несведущим людям кажется, что внутренний мир солдата вращается вокруг его банковской карты и ежемесячных переводов семье куда-нибудь в Поволжье или Сибирь.
И вот в такие моменты, когда посторонний наблюдатель уже готов разочароваться в русском солдате, когда он захочет сказать, что армия России в широком смысле слова — это просто люди, выполняющие трудную, но работу, и получающие за это заработную плату чуть выше чем в среднем по стране, этому странному наблюдателю стоило бы просмотреть плейлист любого рядового. Взять без спросу его телефон и посмотреть, что за песни слушает этот «солдат удачи», когда моется в душе или готовится ложиться спать…