Семнадцатого августа, собрав ударный кулак, командование фронта предприняло новое наступление. За несколько дней боёв наши части смогли продвинуться лишь на пару километров, а местами и того меньше. В конечном итоге бились лбом об оборону противника, неся при этом немалые потери, аж до десятого сентября, когда Ставка отдала приказ о переходе к обороне. Безусловно, самым положительным результатом всех действий войск фронта стало освобождение шестого сентября города Ельня. А в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое сентября советские войска оставили Киев.

Мы вынуждены были изменить тактику. Теперь мы занимались сопровождением штурмовиков и бомбардировщиков, пытаясь спрятаться среди них. Часто это получалось, и, выскочив как чёрт из табакерки, мы уничтожали пытавшихся атаковать наших подопечных. Дошло до того, что немцы стали с опаской приближаться к любым краснозвёздным самолётам.

Однако выход они нашли. Отправляли в атаку пару, а остальные наблюдали со стороны. Естественно, позволить обижать своих мы не могли и сбивали этих либо храбрецов, либо невезучих, которым выпал такой жребий. А вот остальные тут же ретировались, видя, что им здесь не рады.

Как бы там ни было, но к концу сентября на счету эскадрильи было сто два сбитых самолёта противника. После вышедшего 19 августа приказа № 0299 «О порядке награждения летного состава ВВС РККА за хорошую боевую работу и о мерах борьбы со скрытым дезертирством среди военных летчиков» оказалось, что четверо лётчиков эскадрильи выполнили норму на звание Героя Советского Союза, а уж ордена заработали все без исключения. Да ещё и смеялись, что теперь денежной награды (тысяча рублей за каждый сбитый плюс выплаты за количество боевых вылетов) точно хватит и на коньяк, и тарелок закупить побольше. Свой личный счёт я довёл до сорока семи сбитых.

Все отчёты о боевой работе эскадрильи в целом и каждого пилота отдельно я ежедневно отправлял в штаб ВВС Жигареву. Оттуда заверили, что за наградами дело не станет. Кроме того, отправил в Москву представление на награждение комиссара эскадрильи Гайдара и начальника особого отдела младшего лейтенанта госбезопасности Данилина орденами Красного Знамени, как проявивших особую храбрость и мужество при непосредственной боевой деятельности.

В конце августа немцы решили разделаться с нами раз и навсегда. Рано утром, когда рассвет ещё только-только забрезжил на востоке, над аэродромом появились немецкие пикировщики Ю-87 в сопровождении целой своры Ме-109.

Спасло нас только то, что буквально накануне мы сменили место стоянки и перебрались на другую сторону аэродрома, поближе к импровизированному стрельбищу. Надоело, видите ли, сталинским соколам ноги бить и топать в такую даль, чтобы пострелять вволюшку. Немецкая разведка среагировать на это не успела, и «юнкерсы» вывалили бомбы на пустую опушку. Однако всё же смогли разглядеть, что там никого нет, и развернулись уже в нашу сторону.

Вот в этот самый момент Гайдар вместе с Данилиным подбежали к счетверённой пулемётной установке, расчёт которой посекло осколками от близкого взрыва, и первой же очередью сбили самый настырный «лаптёжник». Идущему следом тоже досталось, и он, чадя чёрным дымом из-под капота, отвалил в сторону и взял курс на запад.

Не ожидая такой ответки, немцы порскнули в разные стороны, что дало время другим расчётам ПВО занять свои места и открыть ураганный огонь. Под их прикрытием смогла взлететь пара Гоч — Смолин и с ходу завалить ещё пару Ю-87 и один «мессер». Увидев, что на взлёт пошли ещё Rote Flugel [Красные крылья (нем.).], асы люфтваффе предпочли ретироваться, потеряв при этом ещё пару бомбардировщиков. Так что ордена комиссар с особистом честно заслужили.

В конце сентября из Москвы поступил приказ возвращаться. Только лететь нам предстояло не в Раменское, а на Центральный аэродром. Напоследок вылетели в полном составе к линии фронта, показали себя, пошумели слегка, проштурмовав немецкие позиции, и сбили парочку зазевавшихся немцев.

Тепло попрощавшись с полковником Ерёминым, с которым почти что сдружились, с начальником штаба майором Протасевичем и лётчиками авиагруппы, взяли курс на Москву. Вёл нас наш верный DC-3, который всё то время, что мы геройствовали на фронте, тоже не стоял без дела, то мотаясь за запчастями, то помогая с эвакуацией раненых.

На Центральном аэродроме нас встречал сам главком ВВС РККА генерал-лейтенант Жигарев. Поблагодарив личный состав за отличную службу, он забрал меня, а остальным приказал отдыхать и готовиться к награждению. Видно было, что он сильно торопился.

— Сам велел привезти тебя к нему, как только прибудете, — уже в машине, показав глазами вверх, сказал Жигарев. — Положение на фронтах, сам знаешь, какое тяжёлое, а тут ещё Киев сдали. Злой был. А вот за вашими успехами следил. Несколько раз сам звонил и спрашивал, как там самый нахальный капитан ВВС воюет.

Сталин встретил нас с Жигаревым вполне приветливо. Подробно расспрашивал о том, как воевали, о настроении в эскадрилье и в авиагруппе, в составе которой мы вроде как числились.

— Мне доложили, что немцы начали избегать вступать с вами в бой и издали соответствующий приказ. Это правда? — чуть прищурившись, посмотрел на меня Сталин.

— К сожалению, правда, товарищ Сталин, — вполне откровенно горестно вздохнул я.

— Почему «к сожалению»?

— Так ведь совершенно невозможно стало работать, — пожал я плечами. — Только соберёмся подраться, а они драпают. У меня лётчики все расстроенные ходят.

Сталин улыбнулся.

— Молодцы! А товарищам лётчикам передайте, чтобы не расстраивались. Немцев на всех хватит. И всё же, в чём, по-вашему, причина такой результативности вашей эскадрильи?

А дальше пошёл уже, как говорится, деловой разговор. Узнав, что я подготовил методичку, Сталин попросил передать её ему для ознакомления. Благо с аэродрома я поехал на встречу, не переодеваясь, и несколько тетрадей с записями лежали у меня в планшете, который охрана, когда сдавал пистолет, осмотрела, но оставила при мне.

Сталин читал быстро, но было видно, что внимательно. Пару раз возвращался к уже прочитанному и делал, по своей привычке, пометки на полях красным карандашом.

Наконец он закончил с чтением, не спеша набил трубку табаком и прикурил. Над столом, покрытым зелёным сукном, поплыл ароматный дым.

— Есть мнение, что ваш опыт и разработанная вами методика подготовки пилотов истребительной авиации должны быть размножены и переданы для ознакомления всем лётчикам нашей авиации. Оставляйте свои тетради. Я распоряжусь, чтобы их незамедлительно отправили в типографию. И я рад, что не ошибся в вас, товарищ Копьёв.

Хотел я было спросить о поисках месторождений алмазов, но воздержался. Раз Сталин сам об этом не сказал, то, значит, не моего это ума дело.

Нам дали два дня отдыха перед награждением, а затем весь лётный состав эскадрильи, плюс Гайдар с Данилиным, в новенькой, только что выданной форме отправился на автобусе в Кремль.

Старший лейтенант Шилов, старший лейтенант Юсупов, лейтенант Гоч и младший лейтенант Филонов стали Героями Советского Союза. Все остальные получили ордена Красного Знамени. Также Знамя получили и Гайдар с Данилиным, причём их награждению заметно порадовался присутствовавший на церемонии нарком внутренних дел Л. П. Берия. Нечасто армейцы балуют подчинённых грозного наркома представлениями к орденам.

Я получил, к некоторому удивлению моих подчинённых, орден Красного Знамени. Как позднее сказал Жигарев, против моего награждения второй звездой Героя выступили представители ГлавПУРа, высказавшиеся в том плане, что не стоит награждать высшей наградой слишком часто, да ещё в то время, когда армия повсеместно отступает.

Но, несмотря на их сопротивление, меня и Гайдара, как комиссара эскадрильи, наградили орденами Ленина в соответствии с пунктом приказа № 0299, в котором говорилось, что «командир и комиссар эскадрильи, уничтожившей в воздушных боях не менее пятнадцати самолётов противника и потерявшей при этом не более трёх своих самолётов, представляются к ордену Ленина».

М-да, иконостас у меня на груди получился солидный. Хотя слухи о том, что мы любимчики Сталина, оказались слегка преувеличены. Да и не всесилен Иосиф Виссарионович, что бы ни писали о нём в будущем, и вынужден учитывать мнение других.

После церемонии решили обмыть награды в ресторане. После недолгих размышлений выбор пал на «Арагви». Посидели вполне душевно, но в меру. Блюда выше всяких похвал, особенно для нас, привыкших к фронтовой трапезе. Коньяк тоже был превосходный. В честь знаменательного события налили по сто грамм и нашим лётчикамзалётчикам.

А на следующий день на общем построении приехавший главком авиации генерал-лейтенант Жигарев зачитал приказ наркома обороны Советского Союза И. В. Сталина о присвоении 13-й отдельной истребительной эскадрилье почётного звания гвардейской за боевые подвиги, организованность, дисциплину и образцовый порядок, с вручением особого знака отличия — гвардейского знамени. Теперь мы стали именоваться 13-й отдельной гвардейской истребительной эскадрильей специального назначения. Народ воодушевился настолько, что, казалось, прикажи — и они голыми руками разорвут в клочья всё люфтваффе.