Самое удивительное, что нападавшие оказались не жадными, и взяли исключительно то, за чем приходили. То есть они не покусились даже на деньги, лежащие в стоящем на самом виду в подсобке сейфе.

— Андрей-джан, вэришь-нэт, я как раз выручку пересчитывал, — причитал Мося, разглядывая остатки цветастой рубахи. — Хотя какую выручку… Так, копэйки… Но эти нэгодяи в сейф даже смотрэть не стали…

Да я и сам видел, что грабители четко понимали, что ищут. Пять стальных ножей, сонные зелья и осиновые стрелы с арбалетом. Очень странный и непонятный набор, но, как говорится, «играем с теми картами, что на руках».

Повезло еще, что Мося в лавке оказался один и никто кроме него не пострадал. Я, если честно, первым делом подумал, что бы произошло, если в гостях у владельца магазина была бы очередная молоденькая девушка. Нападавшие, судя по всему, ребята резкие и могли бы убить случайного свидетеля, не задумываясь.

А так зашли, всадили в вампира заряд дроби и ушли, прихватив то, что покупать честно по каким-то причинам не захотели. Ни следов, ни мыслей, что делать дальше…

Впрочем, кое какие выводы по итогам нападения сделать всё-таки можно. Во-первых, убивать Мосю явно не собирались. Смерть вампира означает его немедленное развоплощение, эта истина сейчас известна даже первоклашкам. По крайней мере, мировой кинематограф сделал всё, чтобы простые обыватели в это поверили.

Здесь же даже дробь была не серебряной, а свинцовой. Нет, спору нет, Мосе было очень и очень больно, но, полежав с часик на полу и перебрав все армянские ругательства, он вполне восстановился и сам с помощью вампирской регенерации.

А во-вторых, действовали явно не случайные любители приключений. Мосина лавка расположена в таком месте, что найти её могут только те, кто точно знает, что искать. Бывшая промышленная зона на севере столицы в основном занята складами и мелкими мастерскими. «Гомеопатическая аптека» здесь явно инородное тело, тем более простые грабители, как мне кажется, обязательно обчистили бы открытый сейф. Та сумма, которую Мося называет слезами, иным честным людям и за год работы не снилась.

В общем, вопросов оставалось явно больше, чем ответов, поэтому подумав немного, я позвонил Эдику. Мало того, что произошедшее преступление явно проходит по его ведомству, так в любом случае, «голова хорошо, а две лучше». Но это я так думал…

К моему удивлению, полковник госбезопасности ограблением Моси заниматься наотрез отказался. Нет, я конечно же был в курсе, что Эдик старого вампира, мягко говоря, недолюбливает, но чтобы вот так откровенно…

— Андрей, у нашего общего знакомого ничего существенного не пропало, — мягким, но от того не менее твердым тоном говорил мне в трубку полковник. — Я не хочу залезать в непонятную историю, от которой заранее дурно пахнет. Он явно кого-то обманул в очередной раз, и просто получил по заслугам. Либо исчезло что-то серьезное, но тебя в подробности почему-то посвящать не собираются.

— Да нет же, Эдик, — пытался убедить я друга, абсолютно не понимая его скепсис. — Я сам здесь и всё именно так, как я тебе рассказываю.

— Андрей, мы не на Диком Западе живем, — вздохнул в трубку полковник. — Никто не будет палить из ружья вместо приветствия ради горстки никому не нужного ширпотреба. Так что думай что хочешь, но я не приеду. И Максиму не звони, ему я тоже не разрешу в этом участвовать. Хочешь привлечь правоохранительные органы — позвони в полицию.

Будь ситуация иной, я бы решил, что Эдик шутит. Какая полиция? Что я буду должен ей говорить? Вот владелец лавки, в которого стреляли из ружья, но он уже почти поправился и даже следов на теле от ранений не осталось? Или предложить им в качестве взятки Мосину настойку для улучшения потенции?

Самое интересное, что весть о нападении на лавку в отдельных кругах столицы распространилась достаточно быстро. Не прошло и двух часов, как в магазин заявились представители двух семей вампиров с заверениями в своей непричастности и предложениями любой, в том числе и силовой, поддержки.

Следом появились какие-то ведьмы, которые неприязненно оглядев меня с ног до головы, обошли по большой дуге и рассыпались перед Мосей в признаниях вечной любви и огромных сожалениях. Мне эти женщины были незнакомы. Я вообще ведьм не очень жалую, и они, судя по всему, чувствуя мой настрой на каком-то подсознательном уровне, отвечали мне взаимностью.

Но в данном случае, я был вынужден признать, что и от этого племени бывает какая-то польза. Пошептавшись с Мосей, представительницы неизвестного мне ковена прямо на месте провели непонятный ритуал и с уверенностью заявили, что все нападавшие были людьми. Дескать они готовы поручиться честью своей семьи, что среди покусившихся на Мосино добро ни ведьм, ни вампиров, ни оборотней не было.

— Может иностранцы какие-нибудь залетные? — недоверчиво поинтересовался я, наблюдая за их таинственными манипуляциями и крайне самоуверенными заявлениями. — Гномы, например, или эльфы?

Ведьмы не удостоили меня даже взглядом, а Мося немедленно рассыпался в извинениях и утащил меня в подсобку, где прочитал целую лекцию о взаимном уважении, тем более по отношению к тем, кто не стесняется помочь старому вампиру в трудную минуту. Это он так на Эдика прозрачно намекнул, я и без подсказок понял, что Мося на полковника очень обиделся.

Жаль только, что самому полковнику на эти обиды плевать с самого высокого небоскреба Москва-Сити. Насколько я знаю своего друга, он крайне редко менял свои решения, всегда имея достаточно четкую аргументацию почему поступил тем или иным способом.

Хорошо, что хотя бы мне помочь согласился. Правда не сам, а Мерзкого подрядил. Да и то, если честно признаться, большого энтузиазма Эдик не продемонстрировал. Мне вообще показалось, что самым весомым аргументом оказалась моя угроза попросить помощи у вампиров.

— Андрей, я не понимаю, чего ты от меня хочешь, — как всегда мягким тоном говорил мне в трубку полковник госбезопасности. — Ну позвонили тебе, ну попросили о встрече… Что в этом такого страшного и удивительного?

— Хотя бы то, что мой телефон не развешан на всех столбах, и абы кто его знать не должен, — объяснял я Эдику свои подозрения. — Сам посуди, мой круг деловых знакомств достаточно узкий, и появление в нем любых новых лиц уже подозрительно. А вдруг это люди, имеющие отношение к ограблению Моси?

— Опять этот Мося, — страдальчески восклицал Эдик, не желая участвовать в проверке моих подозрений. — Я уже говорил тебе, что не вижу в его ограблении ничего необычного. И вообще, может быть, твой друг просто для себя пиар-акцию организовал…

Короче, сопротивлялся господин полковник, как мог, но всё-таки сдался.

— О! Вечно молодой, хотя и не пьяный, — ухмыльнулся мой напарник знакомому лицу. Я вынырнул из воспоминаний и посмотрел вошедшего.

К нам с Мироном, широко улыбаясь, подошел мой бывший однокашник Максим Мерзликин, более известный в определенных кругах под именем Мерзкий. Глядя на него сейчас, уже было достаточно трудно представить, как он в камуфляже топтал фланги в роли начальника погранзаставы. И пускай очередные реформаторы отказались от исконного названия «застава», да и начальник на фланги чаще всего на машине выезжает, но Максим Мерзликин на границе смотрелся очень органично.

Сейчас же в модных рваных джинсах и молодежного покроя толстовки он был практически неотличим от тысяч других жителей столицы, хотя погоны мой бывший однокашник не снял и снимать не собирался.

Сам Максим Мерзликин был из той породы людей, которых лично я называл замороженными. Знаете, встречаешь человека лет через десять после окончания школы и с удовольствием видишь, что у него тоже морщинки под глазами появляются. А двадцать лет после выпуска из института вообще в конкурс животов превращается, и это абсолютно нормально и правильно. Люди растут, изменяются, стареют в конце концов, и такой порядок вещей никого не удивляет.

Максима же, видимо, об этом предупредить забыли, поэтому даже сейчас, почти через двадцать лет после нашего знакомства он продолжал оставаться стройным, подтянутым и вечно молодым юношей. Глядя на него, я всегда непроизвольно испытывал чувство неловкости за свои большие щёки и нелюбовь к физическим упражнениям.

— Ну что? — как всегда жизнерадостно спросил у нас Мерзкий. — Как думаете, успею я пива выпить, пока наружка этого бойца до точки вести будет?

— Ничего себе, — хмыкнул Мирон. — Совсем чекисты расслабились, уже и на работе бухать умудряются.

— Во-первых, я чуть-чуть и для создания образа, — ухмыльнулся Максим. — А, во-вторых, шеф сказал, что это не работа, а подработка. Не хватало ещё чтобы госструктура на побегушках у частной лавочки бегала.

— О времена, о нравы! — закатил глаза Мирон. — Значит, когда мы задницу Эдика прикрываем — это нормально и в порядке вещей. А как мы немножко помочь попросили, так сразу оскорбления начались.

— Вы сознательное население, — засмеялся Мерзкий. — И поэтому помогаете органам правопорядка из чувства гражданской сознательности. А мы делом заняты и не можем себе позволить постоянно отвлекаться на мелочи.