Мы допускали, что горная библиотека связана с лабиринтом мертвеца. Она вполне могла оказаться «тёмной темницей» из головоломки Смирнова. Да, судя по рассказам Вихры, никакие «девять солнц» там не сияли, а вместо сундука с золотом хранились книги, но заглянуть в библиотеку стоило, ведь её обустроили в период, когда Смирнов готовился опубликовать головоломку и, возможно, прокладывал путь для будущих охотников за сокровищами.

Настя и Гаммер предвкушали завтрашний день, а Глеб сидел молчаливый и отстранённый. То ли считал поход в горы бесполезным, то ли просто не хотел утруждаться восхождением, но отговаривать нас не пытался, и на том спасибо.

Перед сном в овчарню заглянула Вихра. Она перечислила с десяток мест, куда хотела бы взять нас в ближайшие дни, а я попросила для начала проводить нас к таинственной библиотеке. Помня нашу переписку, Вихра не удивилась, и мы договорились выйти с утра пораньше.


Глава четвёртая

Тайна горной библиотеки

Под тёплым одеялом спалось хорошо, только Настя ворочалась и норовила вытеснить меня на краешек кровати, к холодной каменной стене.

В половине пятого утра начали покрикивать петухи, но как-то наспех и по отдельности. Соседские собаки лаяли куда громче. С проходной террасы хозяйского дома им изредка подвывала Наоми. Когда собаки затихали, я слышала вялое поскрипывание сверчков и совсем уж тоненькое посвистывание — даже не знаю, кто его издавал.

Спустившись с кровати, я почувствовала, до чего у нас зябко. Ощупью отыскала тапки и подошла к окну. Выглянула из-за плотных штор и в предрассветной темноте увидела скупую россыпь побледневших звёзд. Подумала: до чего всё-таки странно, что мы взаправду, отправившись на поиски сокровищ, забрели в Родопские горы, о которых я прежде и не слышала. И почему именно Родопы? Почему в Калининградской области Смирнов спрятал зацепки в детской библиотеке на Бородинской, в брошенной машине на нетуристической окраине Светлогорска и в заливинском доме маячника? Выбрал их случайно или у каждого места было особое, нами упущенное значение?

Я мучила себя подобными вопросами, потом замёрзла и прыгнула обратно в кровать. Прижалась к растеплившейся Насте. Настя проснулась и высказала всё, что спросонья подумала о моих ледяных руках и коленях, но мы уснули в обнимку, а к третьим петухам нас разбудила Вихра. Петухи теперь кричали громко и слаженно, в ответ им злее прежнего лаяли собаки.

Выйдя на дощатый настил перед овчарней, я увидела, что Маджарово залито пепельно-синей дымкой. Звёзды пропали. На фоне посветлевшего неба выступили черные силуэты гор. Они обступали нас со всех сторон, и сейчас отчётливо, как никогда в дневное время, просматривались границы разрушенной миллионы лет назад кальдеры.

Над восточными хребтами протянулись карминовые облака, и, высвеченное зарёй, кольцо кальдеры распалось на отдельные кручи, расщелины и вершины. Склоны гор ещё чернели, сливались в непроглядное полотно, но в целом ощущение замкнутости ушло. Когда же облака на востоке расползлись и выцвели, из пепельной дымки выскочили белёные маджаровские дома, как белый попкорн выскакивает из горсти кукурузных зёрен. Послышались скрипы дверных петель, отрывистые окрики людей. Загремели колокольчики отправленных на выпас коров и овец.

Умывшись, мы побрели на кухню завтракать. Есть не хотелось, но я заставила себя проглотить парочку бутербродов. Разогретую в микроволновке булочку с корицей съела чуть более охотно и с радостью отметила, что недоеденные бутерброды Вихра положила в рюкзачок. Туда же отправились и другие припасы, которыми нам предстояло пробавляться на подъёме.

Вихра предложила часть пути преодолеть на машине. Мы с Настей и Гаммером запротестовали. Слишком уж доброе и свежее выдалось утро, чтобы сидеть в пропахшей бензином машине. Нам хотелось скорее попасть в горную библиотеку, но прогуляться по Родопам хотелось не меньше. И только Глеб остался невозмутим. Ни словом, ни жестом не выразил своего отношения к ожидавшей нас прогулке.

Нужная нам вершина едва достигала семисот метров. Вихра сказала, что пешком мы доберёмся до неё часа за два, и вроде как извинилась за не самую внушительную высоту местных гор. Я ответила, что мы привыкли к плоскому калининградскому простору и считаем здешние Родопы громадными. Рассказала Вихре, что луга у Полесска, где живёт моя двоюродная бабушка, вообще лежат ниже уровня моря, и мы заторопились на улицу.

Из-под оградок высовывались сонные и какие-то чахлые собаки. Утомившись от недавней переклички, они теперь явно рассчитывали подремать и провожали нас безучастным взглядом.

К половине седьмого дымка отступила, и округа налилась красками. На садовых грушах проступил багровый румянец — так и подмывало укусить их за упругий бочок. Зазеленела крона старого вяза, засеребрилась гладенькая кора молодой ольхи, а на склонах охраняемой природной территории «Момина скала», где нас ждала горная библиотека, теперь хорошо просматривались и каменистые осыпи, и заросли пышных кустов.

По центру города разбрелись лошади. Они неторопливо цокали по асфальту и рвали жухлую траву за тротуаром, над ними шумели и метались от дерева к дереву воробьи, а люди ещё не появились. На столах единственного в Маджарове ресторанчика стояли тарелки с остатками вчерашней еды, бокалы недопитого вина. Пройдя ресторанчик, мы вскоре повернули налево и очутились в квартале из десятка трёхэтажных панелек, и каждая панелька со своим двориком была самостоятельным мирком с беседками и лабиринтом плодовых кустов.

Мы выбрались на тропу, петлявшую между зарослями ежевики, и наконец пошли на подъём. Путь оказался простым, и я то убегала вперёд, то спускалась обратно. Фотографировала листья, колючки, ягодки, пробовала поймать в кадр юрких птичек и отправляла фотографии маме. Затем переключилась на цветочки. Они тут попадались и красные, и синие, по большей части мне незнакомые, но и такие, которые я знала по нашим калининградским краям, вроде жёлтенькой яснотки.

Я взмокла и пожалела, что не оделась полегче, ведь день только начинался и обещал быть жарким. Ещё и колготки сползали! Приходилось подтягивать их повыше, аж на самую майку. Видя, как я мучаюсь, Настя смеялась, и я успевала её, смеющуюся, сфотографировать. Потом фотографировала бодренькую Вихру в неизменных кроксах, смущённого Гаммера и не слишком довольного моим вниманием Глеба.

Когда тропа пошла круче, я запыхалась и угомонилась. Больше не бегала, не суетилась — ну хоть колготки перестали сползать — и только старалась не отстать от других, а места подступили хвойные, запахло сосной, и воздух стал таким лёгким, ароматным, что хотелось не вдыхать его, а жадно глотать.

С тропы мы выбрались на грунтовую дорогу. Дошли до развилки и обнаружили выцветшие бело-жёлто-белые полоски туристической тропы. На морщинистой коре старого дуба, приколоченные, держались два указателя. Возле выпученных корней лежали жёлуди с мохнатенькими, почти как у каштана, плюсками. Основная дорога уводила налево, где, судя по указателю, была Окопа. Вихра сказала, что это фракийская крепость. Правда, от неё сохранилось немного: каменные ступени, водостоки и основания давно разрушенных стен. Из курганов возле Окопы археологи в своё время выкопали кучу всякой фракийской керамики, парочку железных мечей, наконечников стрел, кое-какие золотые украшения и восемь лошадиных зубов.

— Лошадиных? — переспросила Настя. — Зачем они археологам?

— Не знаю, — рассмеялась Вихра.

Меня больше заинтересовали украшения. Я уточнила, как они выглядели.

— Ну… — Вихра задумалась. — Пуговицы там, золотая проволока, из которой делали кольца.

— А листья? — уточнил Гаммер.

— Листья?.. Может, и листья были.

Настя и Глеб внимательно слушали. Сообразили, к чему мы с Гаммером клоним. В головоломке Смирнова говорилось, что ключ от двери, ведущей к сокровищам, «отыщет тот, кто поднимется к золотым ветвям с золотой листвой». Раньше мы считали «золотые ветви» символом или аллегорией, а теперь допустили, что их нужно толковать буквально. Что, если речь идёт о фракийских украшениях, раскопанных в древнем святилище и перевезённых в какой-нибудь болгарский музей?

«Звучит логично», — кивнул Гаммер, словно прочитав мои мысли.

Путь к горной библиотеке вёл направо, а значит, в противоположную сторону от Окопы, но в головоломке лишь утверждалось, что нужно подняться к «золотым ветвям», увидеть вдалеке «слепые окна чужого мира», затем пойти туда, где «вместо слов останется белый туман», и там, в «лесной земле», найти «тёмную темницу», которая засияет, «как девять солнц». Вероятно, головоломка вела обходным путём, а мы уже узнали точное положение библиотеки и могли не утруждать себя скитаниями от одного ориентира к другому. Хорошо, если так.

В разговоре с Вихрой я даже не заикнулась об «окнах чужого мира», потому что в затылок мне дышал Гаммер со своей паранойей, и мы выдвинулись направо, где нас, если верить указателю, ждал какой-то Каменный гриб.

Тропинка вела утлая, едва намеченная в сухом подлеске. Ещё изредка встречались туристические отметки на обомшелых камнях и трухлявых колодах, потом они пропали. С ними пропала и тропинка. По словам Вихры, та выводила на обзорную скалу и раньше пользовалась популярностью, а в последние годы заглохла и забылась. Маджаровцы подумывали расчистить её, когда обнаружили в Моминой скале библиотеку, но дальше разговоров дело не пошло.