Евгений Щепетнов

Демоны, коты и короли

Пролог

Они стояли перед мрачными, одетыми в черное судьями и молчали. Высокая черноволосая красивая девушка с зелеными глазами и не менее красивая — золотоволосая, с короткой прической, одетая вызывающе, на грани приличий, маленькая, как тринадцатилетняя девочка. Глаза обеих едва не искрились от сдерживаемой ярости, но девушки не давали себе воли. Слишком серьезны обвинения, и слишком хрупок лед, по которому они пытались перейти темную пучину, грозящую уничтожить обеих.

— Итак, что вы еще можете сказать в свое оправдание, госпожа Амалия Зонген-Мальдар? — Ректор чуть наклонился вперед, вглядываясь в совершенные черты девушки, и на его щеках промелькнул румянец — девушка была невероятно хороша! Высокая грудь, округлые крутые бедра, тонкая талия — мечта, а не женщина!

Ректор отвел глаза от полушарий груди, выглядывающих из корсета, и принялся задумчиво постукивать по столу заточенным гусиным пером. Девушка молчала.

Тогда Ректор обратил взор на ее спутницу, нагло ухмыляющуюся, будто судили кого-то другого, и весь этот суд интересовал ее лишь как представление.

— А вы, Элена Кеатокль Сариция Семуальд Аассонг? Вы что скажете?

Высокая девушка покосилась на «малютку», тихо шепнула:

— Ничего себе у тебя имечко! Почему я не знала?!

— И чего такого? Пять имен — никто не мешает и вам иметь пять имен! Нормальное имя! — «Малютка» так же тихо хихикнула и звонко ответила Ректору: — А что я должна вам ответить? Что сказать?

— Ну как это?! — немного делано удивился Ректор. — Как вы посмели сломать нос потомку древнего рода, Марону Герену? И кроме того — отбили ему гениталии так, что теперь воспроизводство потомства означенного господина под большим вопросом! Что поясните по этому преступлению?!

— Что, на самом деле отбила ему гениталии? — прикрыв рукой лицо, спросил магистр Зерениус, ухмыляясь в густую бороду. — Эта блоха?! Эта пародия на бабу?! Такому здоровенному парню?! Хе-хе-хе…

— Ничего смешного не вижу! — шепнул Ректор, кривя пухлые губы. — Граф Герен рвет и мечет, требует ее крови! Требует передать ее императорскому суду!

— Так и передай суду, какого демона тогда мы тут сидим? — Зерениус пожал плечами. — Жалко девчонку, конечно, этот Марон полное дерьмо, но мы тут при чем?

— Мы при чем?! А при том, что он один из попечителей университета, забыл? И что он в фаворитах императора — тоже не знаешь? Девка сама нарывалась, измордовала придурка так, что его едва спасли! Он теперь кривой на один глаз, детей у него скорее всего не будет, она ему даже ухо откусила, эта зверина!

— Лесники! Одно слово… — подал голос магистр Астур, сидевший слева от Ректора. Тощий жилистый мужчина неопределенного возраста. Он заведовал кафедрой магической биологии. — Кстати, она не применяла магию. Измочалила его руками и ногами!

— Мда… — то ли восхищенно, то ли удивленно помотал головой магистр Зерениус. — Сильна! Представьте такую жену! Эдак придешь из веселого места, слегка навеселе, а дома тебя ждет такая дьяволица! И что будет?!

— Что-что, не с чем будет ходить в веселое место, — фыркнул магистр Зайдель, сидевший рядом с Зерениусом. — Говорят, она в постели чудо как хороша! Любит больших мужчин с большим…

— Хватит, господа! — Ректор прихлопнул по столу пухлой ладонью. — Вас не туда понесло! Забудьте, что перед вами две красотки! Это преступники! И мы решаем их судьбу! Они совершили серьезные преступления и должны за них ответить!

— Это еще доказать надо — совершили или нет! — вмешался магистр Сальвоний. — Пока что одни голословные обвинения. Если не считать избиения Герена, конечно. Весь университет гудит, обсуждают этот случай. Позор — здоровенного парня, сына графа, которого с детства обучали воинскому искусству, будущего военного советника императора, отделала шлюшка, которая еле достает ему до того места, которым он больше не сможет делать детей! За меньшее людей казнили, и не раз! Если ее преступление доказано — о чем говорим?! А вот по поводу Амалии Зонген-Мальдар… род древний, уважаемый — пусть и впал в немилость к императору. Сегодня в немилости, а завтра в фаворитах! Кто доказал ее причастность к черной магии? С чьих слов? Со слов сынка Герена? Поговаривают, что как раз он и занимался запретными колдовствами!

— А кто поговаривает? — Ректор раздраженно фыркнул и помотал головой. — Она и заявила! Шлюшка, как ты ее называешь! Кстати, ты в курсе, что вообще-то она не просто девушка из лесников, она — принцесса! Дочь правителя Настоящих Людей, как они себя называют! Вы что, хотите устроить войну?! Забыли, чем закончилась последняя Лесная война?! А вы в курсе, что личные телохранители императора как раз из лесников?

— Никогда не понимал этого поветрия — брать телохранителей из лесников! — пробормотал магистр Никос Аргуа, теребя седую бороду. — Это же убийцы! Сколько селений они вырезали во время войн? Сколько наших людей погибло? И допускать к себе этих тварей?! Не понимаю!

— В отличие от наших людей лесники знают, что такое честь и договор. И еще ни разу договоров не нарушали. Не в курсе, да? — ворчливо заметил Зерениус. — Если они что-то вам пообещали — например, отбить гениталии, то выполнят или умрут! Хе-хе-хе… И они великолепные бойцы. Просто феноменальные бойцы! Мы их взяли лишь тупым превосходством в количестве! Люди размножаются, как крысы, а эти рожают раз в несколько десятков лет. Им каждый ребенок дорог так, как… как… в общем — дорог! И вы предлагаете казнить единственную дочь правителя лесников? Вы в своем уме?!

— Да кто собирается ее казнить? — огрызнулся Ректор. — Изгнать, само собой! Пусть едет к себе, и все тут! Домой, к папочке и мамочке под крылышко! Ну а когда все утихнет… Господа, я не очень люблю сынка Герена, или, точнее, совсем не люблю. И что теперь? Есть факт — избиение одного студента другим студентом. Мы должны отреагировать, иначе нас не поймут. Давайте-ка решать по Амалии! По-моему, с этой коротышкой все ясно.

— Не такая уж я и коротышка! — Элена сплюнула, презрительно глядя на людей за столом. — И хватит шептаться! Я прекрасно все слышу! И не тычь меня в бок, Ами! Пошли они к демону, старые пердуны! Я соберу вещи и завтра же утром уеду из этого сортира, по недоразумению именуемого университетом! Вы прекрасно знаете, что Герен занимался черной магией и едва не убил Амалию с помощью своего друга, исчезнувшего в неизвестном направлении! Знаете, что они колдовали на портрет Амалии, используя ее кровь! И что я справедливо избила Герена, взяв на себя ваши функции, господа! Кстати, замечу — в правилах поведения студентов ничего не сказано о том, что они не могут устроить дружескую потасовку! Если бы это было в правилах — девяносто процентов студентов давно бы покинули университет после драки в таверне или за то, что разбили нос сопернику где-нибудь в укромном коридоре! Я не применяла магию, так что вы не имеете права предъявлять мне претензии — это дело императорского суда! И следователей! Потому — заткнитесь и не несите чуши!

— Хмм… у девочки хороший слух… — пробормотал кто-то из магистров, а Ректор побагровел и, указав пальцем на дверь, крикнул, привставая с места:

— Вон отсюда! И чтобы до полудня завтрашнего дня тебя не было в пределах университета! За оскорбление магистров, неуважительное отношение к университету! Таким студентам нет места в наших рядах! Вон!

— Да плевать! — Элена повернулась на каблуках и пошла к двери. Уже взявшись за дверную ручку, она вдруг наклонилась, взялась за подол легкого платьица, сделанного из какой-то «лесной» ткани, вившейся вокруг нее туманным облачком, и мгновенно задрала подол на спину, обнажив красивые, хотя и маленькие, упругие ягодицы.

Магистры невольно вздохнули — кто-то от ярости, кто-то от возбуждения: ягодицы хулиганки не были прикрыты ничем и вызывающе смотрели на магистров двумя нарисованными на них глазами с тщательно вырисованными длинными ресницами. Чуть ниже глаз так же тщательно были изображены две дули, больше похожие на отбитое у Герена мужское достоинство. Похоже было, что Элена прекрасно знала результат судилища и подготовилась к нему со всей возможной тщательностью.

Картина была столь же непристойной, сколь вызывающей, и Ректор встал, открыл рот, чтобы выдать какую-то возмущенную речь, но девушка уже исчезла за дверью, растворившись в воздухе, как дым очага.

Ректор пробормотал что-то о нравах нынешней молодежи, о распутстве, глубоко проникшем в студенческую среду (чем вызвал усмешки на лицах отдельных представителей магистрата), и наконец обратил свой гневный взор на Амалию, так и стоявшую перед столом судей и поглаживавшую здоровенного полосатого кота, не желая спускать его на пол. Коту ласки Амалии явно нравились, он щурился, на морде животного читалось полнейшее удовлетворение жизнью и некоторое презрение к окружающим его ничтожным существам, годным лишь для того, чтобы ублажать хвостатых-полосатых, предоставляя им лучшие куски своей трапезы.

Впрочем — такое выражение морды у всех котов, у которых имеются хозяева. Наглые, самодовольные существа, вся жизнь которых состоит из трапез и сладкого сна, перемежаемых топтанием кошек и нагаживанием в тапки хозяевам. Вот и сейчас кот смотрел на Ректора так, будто прикидывал — в какой тапок ему нагадить — в левый или правый!