Ну и вот: стучит в дом — алкаш не открывает. А Михалычу донесли, что супостат точно в доме. Михалыч тогда тихонько отжимает дверь, наплевав на прокурорские заморочки и тэ дэ (всегда можно сказать, что дверь уже была открыта и на ней имелись следы взлома, а значит, ты вошел для пресечения правонарушения), входит в дом и начинает поиски. А злодея нигде нет! Ни в шкафу, ни на антресолях, ни на чердаке! И где ты, гад такой?!

Только одно место — подпол! Где еще прятаться этой крысе, как не в земле?

Тогда Михалыч возвращается к входу, берет прислоненный к стене здоровенный лом, идет к подполу и откидывает крышку. Заглядывает и… вроде никого не видит: «И тут нет! Да где же ты, Витя?! Куда спрятался?!» И ломом вниз — бац! Прямо между ног супостата, в землю — раз, другой, типа ищет! «Где ты, Витя?!» Витя в ужасе блеет: «Я тут, Юрий Михалыч! Осторожнее!» Михалыч: «Блеет где-то, а никак не найду — и где спрятался?!» И снова ломом — раз, другой!

И был Витя извлечен на белый свет — перепуганный до смерти, мечтающий поскорее уехать в ЛТП. Что, в общем-то, и было нужно. В шестой раз.

Со свистом ушел в ЛТП — судья даже не задумалась, отправлять его или не отправлять, когда принимала решение.

Михалыч на меня ноль внимания — принимает звонок, весь ушел в дела. Пофиг ему, кто вокруг ходит и что делает. Состояние полного сосредоточения — хоть стреляй в него! Он в дежурные перешел, чтобы на пенсию выйти с хорошего оклада. Дежурному платят больше. Да и потолок звания подполковничий. Да и на самом деле — хватит лазить по помойкам, ловить алкашей! Не молод ведь уже. По помойкам надо лазить таким, как я, — молодым, злым, шустрым.

Быстро прохожу в конференц-зал, и, как ожидал, последним. Все уже сидят на местах, а Гаврилов на сцене. В бумажки заглядывает. Сверяет списки? А что, с него станется.

— Эй, Каргин! Опять опаздываешь?

Это Петька Семенчук. Говно-парень. Вот три года работаю в отделе, и три года он меня достает. Боюсь, сорвусь когда-нибудь и дам ему в рожу. С последствиями, и не только по служебной линии. Петька, орясина здоровенный, в полтора раза шире меня в плечах. Тот еще боров. Чего он до меня докопался — до сих пор не знаю. Подкалывает, подгаживает, палки в колеса вставляет. Казалось бы, все мы в одной лодке, все на фронте, но… вот так. И в нашей стае есть безумные волки, кусающие тебя за зад в самый разгар драки с шакалами. Семенчуки, одним словом.

Проигнорировал гнусное нападение, уселся с самого краю, чтобы не привлекать внимания контролирующих органов, но… прекрасно знаю, что все это бесполезно. Гаврилов все видит, все замечает. Не человек, а цербер многоглазный!

Вот тоже интересный персонаж спектакля под названием Жизнь. Ему, по его возрасту и трудоспособности (фанатик чертов! оголтелый ментяра!) давно пора быть генералом. Ну, хотя бы полковником. И сидеть не в райотделе, собирая совещания по мелким хулиганам и помоечным крысам, а решать гораздо более серьезные проблемы, глобально искореняя преступность, выжигая каленым железом тех, кто «кое-где у нас порой честно жить не хочет». Но нет. Райотдел, беспрерывные планерки, работа с утра до ночи, и никакого движения вверх.

Вначале я удивлялся, а потом узнал: сын у него сидит. Да не просто сидит, а десять лет за разбой с жертвами! Как Гаврилов вообще в органах удержался при таких родственных связях, это понятно. Фанатичный служака отрабатывает свой косяк. Истово, с душой, наплевав на свою личную жизнь. И норовя угробить личную жизнь всех своих подчиненных, с переменным к тому успехом.

Говорить о чем-то не относящемся к службе с ним бесполезно — все равно как с роботом. Он нацелен на поставленную задачу и будет выполнять ее с фанатизмом, достойным картины лучших художников Средневековья: «Не сломленный Джордано Бруно весело идет на костер». Такой гавриловский фанатизм заслуживает уважения, но никак и никогда — любви. Кто любит тяжелый молоток, упавший тебе на ступню? Хочется обматерить его. И отбросить как можно дальше.

Кстати, как ни странно, я был у него в некотором фаворе. Как так получилось? Да просто. Еще два года назад, когда я отработал уже год в отделе и находился на дежурстве в опорном пункте охраны правопорядка, или, как его называют причастные к теме граждане, в пикете. Пэпээсники привели с улицы пьяного — бродил, понимаешь ли, и «своим видом оскорблял человеческое достоинство». Кстати, до сих пор не понимаю: что это за формула?! Кто ее придумал?! Как можно своим видом оскорбить человеческое достоинство?! Но положено писать именно так. В протоколе, по 162-й статье. «Находился в пьяном виде в общественном месте». Именно в «пьяном виде», а не находился пьяным!

О-о… этому некогда посвятили целое совещание после серии скандалов, связанных с задержанием пьяных на улице. Мол, откуда милиционер знал, что этот человек пьян? Анализы он не делал! Тогда почему пишет, что задержанный был пьяным?! А вот пьяный вид — это другое дело!

Казуистика, точно. Но из песни слова не выбросишь. Все так, как оно есть.

Так вот, оформляю я этого пьяного, и вдруг… щелкнуло у него в голове, предохранитель сорвало! Кинулся он на меня — прямо через стол!

Ну что сказать — во мне 75 килограммов веса, и ни одной жиринки. И боксом в юности занимался, и дзюдо (успехов, впрочем, не имел — только выбил пальцы и головные боли начались от полученных ударов по вместилищу разума). В секцию карате ходил. Потом бросил, когда трагедия случилась. Просто на все стало наплевать. Даже на инструктора по рукопашному бою меня готовили. В общем, ответить я смог и тут же поверг супостата на пол. А потом начал вязать ему руки и ноги, дабы пресечь его неправоправные деяния.

И вот когда моя эпическая битва была в самом разгаре — в опорный прибыл Гаврилов с проверяющим из УВД. Областного УВД! Рейд они делали по пикетам, чтобы посмотреть, как участковые борются с разбушевавшейся преступностью. И вот они входят и что видят? Участковый именно и борется с этой проклятущей преступностью! А преступность визжит, орет, плюется, матом виртуозно ругается — в адрес «мусоров» и жадно следящей за происходящим общественности в лице студентов юридического института. На ДНД их к нам присылали в обязаловку. А нам и хорошо — иногда так непросто темной ночью найти понятого для досмотра! Или для подписи в протоколе, чтобы зафиксировать вот такое, как сегодняшнее, безобразие.

В общем, это был подарок моему начальнику! Борьба идет, руки злодеям крутят — все как на картинке!

Он довольно потер подбородок указательным и большим пальцами правой руки, был у него такой характерный жест, и, стараясь не выдать удовлетворения, деловито спросил:

— Хулиган? Хулиганит? — как будто этого не было видно с первого взгляда и не слышно. И так же деловито продолжил, погрозив супостату могучим, толстым, как сосиска, пальцем:

— А ты не хулигань! Не хулигань! Работай, Каргин, молодец!

Высшая похвала! Что-то вроде ордена Ленина районного масштаба!

С тех пор он меня даже зауважал. Ну… до тех пор, пока я не вошел в пике. Впрочем, и сейчас он полоскает мое имя не так часто, как, по логике, этого следовало бы ожидать. Да в глазах его нет-нет и промелькнет что-то вроде искорки жалости, когда он смотрит на меня своим тяжелым ментовским взглядом. Уж лучше бы гонял в хвост и в гриву! Лучше бы не отличал от других! От этой жалости еще тяжелее, еще горше!

Планерка прошла как обычно. Вялое бубнение участковых, к которым возникли претензии (примерно половина состава), пафосно-грозное обличение нерадивых со стороны заместителя райотдела по воспитательной части, постановка задач — обычных, навязших в зубах: мелкие хулиганы, проверка разрешительной системы, пьяные, «зарезинивание» материалов, не рассмотренных в положенный срок, — все как обычно. Час, выдернутый из жизни бездарно и бесполезно. Показуха. Палочная система, будь она неладна! Нет, не в том смысле, как это понял бы простой обыватель, — не порка подчиненных гибкими палками толщиной не больше толщины пальца заместителя начальника райотдела. «Палка» — это единичка в клеточке достижений ментовского хозяйства. Составленный протокол, раскрытое преступление, пресеченное правонарушение. Много у тебя палок — молодец! Мало — бездельник. И место тебе… Где? Правильно! В народном хозяйстве! Среди остальных ста миллионов с лишком «бездельников»! Палки, палки, палки… задолбали своими показушными палками! Система, ее не сломать никогда!

Когда после окончания планерки все поднялись, дабы разбежаться по кабинетам и пикетам и начать изображать бурную деятельность, Гаврилов вдруг повысил голос и приказал, не глядя на меня, продолжая копаться в бумагах:

— А вас, Каргин, я попрошу остаться!

Ну, прямо-таки гестаповский начальник Штирлицу! Только Гаврилов вряд ли сделал это нарочно, подражая героям известного сериала. Во-первых, вполне допускаю, что Гаврилов сериала и не смотрел, занятый своей истовой службой. Он и сына-то упустил, отдав все свободное время службе, какие там сериалы?! Во-вторых, не такой он человек, чтобы так явно хохмить, да еще и при трех десятках участковых, на службе, в святая святых — конференц-зале, увешанном плакатами с призывами охранять правопорядок!