Евгений Сидоров
В ожидании полета
I. …Мы Зашли?
1. Яна [Музыкальной темой данного эпизода является песня группы The Byrds — «Eight Miles High»]
— …И когда ты приземляешься все оказывается совсем не тем, чем казалось… — Она взглянула на него внимательно, на долю секунды его взгляд словно унесся куда-то ввысь, но затем он встряхнул головой, вернулся с небес на землю, а Яна улыбнулась ему и тогда Константин рассмеялся, выпустив клуб сигаретного дыма. Сам в себе, со своими загадками и вечно в перевозбужденном состоянии. Да и смысл его слов, мурлыкающих, музыкальных, ускользал от Яны. Внимательный взгляд ее коснулся его чистых щек, щек странствующего художника, что в поисках своего спасенья. Романтизирую. Шутник, с прищуром. Внимание приятно. Она согласно кивнула и, обернувшись, проверила, не надвигается ли на эту своеобразную «курилку» кто-нибудь из знакомых ей преподавателей. Кто-нибудь, не считая Константина Евгеньевича, явно пребывавшего в приподнятом настроении и готового подарить объятия всему этому миру. Он еще раз окинул взглядом синеву небес, словно прощаясь с чем-то увиденным им минуту назад. А затем он окончательно отпустил небо и обратился к земле. Он тоже, как поняла Яна, оглядывался по сторонам, цепляя взглядом проплывающие мимо лица, в поисках тех, кому бы еще можно было поведать о своих многочисленных приключениях. Начинался новый год, новый университетский сезон. Все взяла? Лекарство против скуки — книга. Очки…на всякий случай. Карточка-монетка, туда — в кафе со сладкими булочками. Второй день осени, суббота, солнце ярко освещает лужайки и дорожки кампуса, невдалеке от входа в университет расположились студенты, курящие и просто болтающие. Темноволосая девушка-первокурсница дрожащей рукой потянулась за сигаретой, Яна внимательно взглянула на нее. Как говорится, дайте им срок. Мои слова? Его…он так говорил. Подходят все новые, бросают взгляды, в которых еще отсутствует понимание. Она обратилась к Константину.
— И сколько перелетов у вас было в этом году? — вопросила она. Каждая черточка ее лица, равно как и каждое ее движение, были пропитаны женственностью и красотой.
Константин явно порядочно нагрузился кофе как дома, так и здесь, в университете. Обычно на это не уходило много времени — как и все в своей жизни, Константин предпочитал пить кофе залпом.
— Пять! Для меня довольно много, если задуматься. — Он состроил диковатое выражение лица, призванное показать его холерическую натуру и неуемную жажду жизни. Яна очаровательно улыбнулась, за один год она привыкла, что ее преподаватель (год прошел и курс окончен, но он же все равно ее преподаватель, не так ли?) человек эксцентричный и обожает играть своим лицом. В девятнадцать лет, подумала она, можно и не смущаться диковинному поведению этого искрящегося, неугомонного человека, особенно учитывая его явную падкость на все привлекательное, а Яна определенно считала себя привлекательной.
— Куда поедете в следующий раз?
— Дальше…на запад, на настоящий запад. Границу перешел, но ведь мало на этом останавливаться? Вперед и главное надолго!
— И что вы пытаетесь найти там? — внутри тотчас одернулась, как глупо прозвучало. Вновь взгляд, девочка-первокурсница завороженно воззрилась на другую девушку, высокую, рыжую, с длинными ногами.
— То же что и все, полагаю, свободу в конце пути.
— А я думала, что каждый ищет те самые руки, которые обнимут тебя и прижмут к груди. — Яна романтически вздохнула. Ну что со мной? Чтение романов, детские комплексы. Те руки, все ради них?
— Думаю, что кто-то и к этому стремится, но все же…
Яна одарила его улыбкой всепрощающей и тут же зевнула, прикрыв ладошкой рот.
— Не устаете за такое долгое время в пути?
— Нет, ох, черт, да это ведь прекрасно — никого кого ты знаешь, ничего, что ты уже так долго видишь маячащим перед глазами, чистая радость бытия!
— Ага, чистая радость — приучаешь тут студентов к курению, плохо влияешь, — ворчливо произнес проходящий мимо молодой человек с ярко-выраженной волнистостью волос, слегка уступающей место будущей плеши. Впрочем, у Константина волосы также были волнистыми, с чем он боролся всю свою сознательную жизнь.
— А, Борис! Они уже давно научены, я в прошлом году у них вел, да и вообще, наш университет — это родина свободы, — Константин покружил глазами и сосредоточился на своей сигарете, как бы намекая, что на диалог рассчитывать не стоит.
Борис посмотрел на него, перевел взгляд на Яну и изогнул бровь:
— Костя…собраться бы.
— Философское попоище?
— Точно.
— Боюсь, я не по этому разливу. — Обидчивая нотка, что-то в нем…но что? Яна удивленно перебежала взглядом с одного лица на другое.
Борис хмыкнул и продолжил отдалять свою возвышенную тушку от места действия. Впрочем, довольно быстро он повернулся и выдал:
— Четырежды по четырнадцать, да во всякой с поворотом и расчудесьем.
— Ты в норме? — жизнерадостно вопросил Константин, выбрасывая окурок в стоявшую рядом урну, — или настолько двинулся преподаванием Аристотеля? Год-то только начался.
— Это у тебя начался, ну я пошел, может еще увидимся, хотя надо ли…
Действительно, Константин в отличии от остальных преподавателей начинал учебный год на день позже, ведь работал он в университете лишь по субботам на полставки, проводя основное время на иной работе, которую почитал клоакой жизни и убегал с нее лишь прозвучит финальный аккорд рабочего дня.
— Расчудесье… — пробормотал он, — проклятые…
— Странный он, — удивленно произнесла Яна, задумчиво поглаживая край своего черного пиджачка. В своей юности Яна выглядела замечательно — довольно высокая, с прямыми, хорошо подстриженными, блондинистыми волосами и забавным (как неоднократно, прямо на лекциях и семинарах, характеризовал его Константин Евгеньевич в приливах умилительно-восторженного настроения) носиком. Она с улыбкой посмотрела на стоящего перед ней человека. Яна была красива, яркая как свеча, словно вылепленная по идеальному образцу, с той долей изъяна, что не позволяет красоте стать приторной. Хоть сейчас на бал ту леди. Константин Евгеньевич, позвольте представить, двадцати семи лет, худощавый, среднего роста, чуть-чуть не дававшего ему права называться высоким — чуть ниже, чем метр восемьдесят, с черными волосами и карими глазами, в которых уже местами проступала седина. В волосах, не в глазах. Хотя порой и глаза его выражали эдакую метафизическую седину, ну, когда, конечно, не смотрели столь весело и игриво как сейчас, но такое тоже случалось. Он был весьма симпатичен и обладал правильными чертами лица. Ну конечно! Да, так все и было, иначе бы и писать было не о чем, не так ли? Мы, как правило, пишем или, снимаем людей симпатичных, словно заурядная, или, не дай Бог, некрасивая, внешность, страшный грех, который совершил сам Бог и побыстрее спрятал его за ширму.
— Да плюнь, может с ним-то вы еще увидитесь — будет преподавать у вас философию.
— После вас?
— Ну я же преподавал не философию, точнее, конечно, ее, но называлось это как? История мировых цивилизаций, для культуролога вы невнимательны к деталям, — Константин нахмурился и полез в карман за очередной сигаретой.
— А культурологи должны быть внимательны к деталям?
— Может и нет, культура вещь глобальная. Хотя если задуматься о всех этих расовых теориях антропогенеза, начинаешь лезть на стену от того, как они пошлы, устарели, но все равно упоминаются как дань истории. История…мой притягательный кошмар. — Яна удивленно посмотрела на него и решила сменить тему. Не лезь в эти дебри.
— Ага, а я танцую свои танцы и остаюсь в сторонке, глядите, — Яна отставила левую ногу в сторону и несколько раз плавно перенесла вес с одной ноги на другую. Константин Евгеньевич явно залюбовался:
— Вы поосторожнее с такими танцами, по-моему, это антиконституционно.
— Антиконституционно?
— Ну да, увидит такое ректор, поймет, что с вами ему ничего не светит и по каналам все пробьет и отправит вас…
— Куда?
— На Соловки, на архипелаг, — выпучив глаза выдал Константин. — Или в море, на остров-замок…Если, понимаешь?
Яна попыталась сдержаться, но прыснула и рассмеялась:
— Будем в этом году скучать по вам.
— Да ладно, выходите — поиграем, — улыбнулся он.
— Принято, чтобы это ни значило. Я пойду, ничего?
— Конечно, — Яна приподняла левую руку и запястье ее скинуло покров темной ткани, она дотронулась до руки Константина, а затем сделала поворот вокруг своей оси — от макушки до пяток.
Константин остался стоять на залитой солнцем брусчатке, выудил наконец вторую сигарету и с какой-то грустью поглядел вслед уходящей от него девушке. А Яна, находившаяся в самом радужном настроении, достала студенческий пропуск и двинулась ко входу в университет. Она размышляла, размышляла об этом чудаковатом человеке и о его словах о свободе. Быть может это то, что нужно всякой артистической душе, но разве путь каждой из них не оканчивается там — у порога, порога Лотты, что в Веймаре. Прочитанное за лето. Понятое ли? Подруга Яны — Оля, толкнула ее в плечо и Яна приветливо рассмеялась. Что год готовит нам грядущий? Перед дверями она обернулась и бросила свой изумрудоокий взор на Константина, чье лицо приобрело задумчивое выраженье. Яна улыбнулась и открыла двери.
