Компания разражается аплодисментами. Официантки кланяются.

8. Паша (Симпозиум — акт IV) [Музыкальная тема данного эпизода песня группы The Rolling Stones — «On With The Show»]

Официантка Р.: Иногда я скучаю по нему, хоть сама не пойму почему, у меня был сон что у нас родилась дочь, должно быть была ужасная ночь…

Паша: Все темы, поднятые вами конечно хороши, но они крутятся вокруг одного и того же. Дима уже в нокауте. Но я хочу обсудить. Что есть любовь? Вы согласны?

Константин: Да.

Николай: Почему нет?

Артем: Давайте.

Роман: Конечно.

Паша: Так вот, о любви слишком много говорят, она как магнит для всего и вся, все тянется к ней, мы сами становимся ее рабами.

Официантка Софи присаживается: «Можно мне послушать?»

Паша: да, пожалуйста.

Софи (внимательно смотрит на Константина): Я думаю, тебя ждет много интересного.

Константин: О чем ты?

Софи: Все не то, чем кажется.

Константин: День загадок.

Паша: Любовь притягивает, но имеет ли она такое значение?

Константин: Любовь есть очарование и наслаждение подлинностью жизни.

Официантка Софи: Вы не правы оба. Ты, Паша считаешь, что любовь просто притягивает и на самом деле не имеет такого значения, как ей предписывают. А Ты, Костя, видишь в любви лишь мимолетное очарование. Слушайте меня внимательно и может что-то да уразумеете

Поучение Софи

Любовь лучше трактовать как восхождение, как любовное восхождение. От низшего к высшему. Так как же вы сумеете приблизится к высшему, полюбить реальное человеческое существо, если в душе вашей нет и капли сострадания к травинке, что вырастает каждый день, к лучику солнца пробивающемуся через деревья? Закостеневшими и огрубелыми я вижу вас — тихих, спокойных, не способных увидеть красоту там, где она есть. Маленький одуванчик вырастает, растет, колышимый на ветру, никто к нему не подойдет, никто не прикоснется. Разве это не печально? И разве это одновременно не трогательно. Начните любить с маленьких вещей и поднимайтесь. Вот уже вы от одуванчика готовы перейти к розе, смотрите на лепестки семи роз — нежные, трогательные. А затем к буренке что ходит по полю, как сладко мычит она и какое сладостное молоко она дает, учитесь любить с мельчайшего, и тогда вселенная раскроет вам свои чудеса, то что она — прекрасна и исполнена чудесами и тайнами. Обратите взор свой теперь к девушкам, как я понимаю, главному примеру вашего разговора. Не таится ли в каждой из них тайна, будете ли вы — именно вы — достойны быть посвящены в эту тайну и прикоснуться к ней. Любите с малого и восходите к любимому вами великому. Ведь любовь — это загадочное стремление, что сидит в нас. Я могла бы и продолжать свой разговор, но появление женщины в таком контексте само по себе уже нонсенс. Да и вон меня поджидают

Официантка встает с места и направляется к выходу их бара, точнее к лестнице, что ведет к этому выходу. Там в умоляющей позе притаился какой-то бомж. Официантка улыбается ему и передает пятьдесят рублей. Потертый господин с неодобрением смотрит за этим и бросает бомжу: «передавай привет этому!» Бомж улыбается и напевает: «La mer, Qu’on voit danser…»

Паша: были ли ее слова значимыми в этом споре, к чему она явилась тут?

Как вестница

Константин: Вполне понятно — поучить тебя.

Паша: Меня? Дык, может и тебя, вечный ты наш скиталец. Любовь есть упражнение в совершенстве блага, вот ее слова. А ты — лишь гонишься за смазливостью и внешним лоском, которому пора не более трех лет.

Константин: Вы только посмотрите кто на меня клевещет, клеврет самой убогой из теорий о том, что нас любовь взывает и в миг в рабов сей превращает. окститесь, батенька, лед тронулся, и я уже не держусь прежнего постыдного мнения.

Паша: Так переубедила тебя смазливая официанточка?

Константин: Дело не в смазливости, а в вескости доводов, любовь искусство — к нему стремится нужно ввысь.

Артем: А коль искусство то же выходит все же можно научиться.

Павел, Роман, Николай (хором): А ну заткнись!

Дмитрий прикорнувший на диванчике начинает подавать смутные признаки жизни: «Воля! Мужество! Разве недостаточно я надрался…ох несчастный я, несчастный»

Артем: Ну что уж выпито немало, к конечному итогу так и не пришли, а иногда и обменялись мнениями.

Роман: Николай, держись, тебе тут отвели роль бутафории, но в том не наша вина.

Артем: Подкинуть что ли монетку?

Паша: А по мне итог вполне разумен и я с ним согласен: любовь — это к чему стремится наше сердце.

Константин: Официанточка, конечно, высший класс, но сердце мое вожделеет к Яне, ах, Яна.

Официантка приносит длиннющий счет на всю компанию, Паша подхватывает Счет и иступлено тыча в него пальцем кричит: «Этот счет сама жизнь! Впрочем, я мог бы сделать больше!» Артем недоуменно смотрит на него и говорит: «Да вы должно быть фашист», Паша отвечает: «Ну еще далеко не все так считают».

Компания собирается, набрасывает на себя легкие пальтишки, характерного цвета. Тут в их скромную толпу вторгается молодой человек, лет девятнадцати, явно знающий Николая, во всяком случае тот глядит на него со смущенным узнаванием. Молодой человек смотрит на Николая и произнося: «Теперь вы довольны?», бьет его руками в грудь.

Официантки выплясывают танец занавеса.

III. Бог Сделал Автомобиль

1. Я [Музыкальная тема данного эпизода песня группы Cream — «Anyone for Tennis»]

Песочек утекает из часочек. Птенчик оперился и вылетел из гнезда. Слоны танцуют. Под тамбурины. И обезьянки на качелях. Сентябрь сменяется октябрем. Сволочи сохраняют свою самотождественность. Равно как и ангелы. Но ангелов мы, как правило, не встречаем. Только клоун упал под лед, которым еще не покрылся ручей. Восхитительная ложь. Желтый бычок прошел, качаясь, по краю. Та драка в баре представляла собой неприятный эпизод. Скандал с Николаем явно нарастал. Вот и приехали, что называется. Делом о самоубийстве и отношениями Николая с Мариной заинтересовался университет. Позовите капитана, наш корабль двинулся на скалы. Но ведь это же не про… Могут ведь и отправить пароходом в мертвую эмиграцию. Вот вам и родина свободы. Лекции читались. Уроки велись. Встречи? Да как-то на днях знатно нагрузился с Пашей, наслушавшись всей этой политической лабуды — ветер перемен носится в его волосах и его мыслях. Ах да, та драка, ну что тут расскажешь? Студент, одногруппник Марины, был в нее влюблен, пришел и дал Николаю в морду. Аллея слез. Кто-то ему явно изложил печалящий на Николая (да так не говорят, но так можно думать) ход событий в самоубийстве Марины. Драка. Приехала полиция. Их забрали. Вот и университет подключился. Опасно за Николая. Очень опасно. А Яна все также прекрасна, милая улыбка, смешной носик. Оды, оды требую я этому носику! Веселые разговорчики в перерыве, и сигаретка, что попросила она. Для тебя дорогая, все что имею… Из школы в университет. С первого круга на второй. Чтоб вас, в школе хоть передуши всех этих некрещенных младенцев. А некрещенных праведников там нет. Да и в университете, как видите, похоти и сладострастию не разгуляться. Захватит вихрь и унесет на скалы. Как Николая. Так и меня может. Но красное платье Яны сменялось другими нарядами, не менее привлекательными, но словно складывающимися в знак предупреждения, на котором были высечены такие слова — «Ныне речи пророков говорят тебе не лезь». Тротуар, подсвеченный неоном. Осень Шишкина сменялась осенью Левитана, сырой, печальной и глубокой. Так что же это унылая пора или очей очарование? И то и другое — в мире победившего не-марксизма могут существовать противоречия без снятия, как контекстуальное обрамление явлений. Все это пустое. Книги читаются. Дни катятся. И где-то в подкорке бьется мысль, что ведь скоро настанет та пора, когда я сезонно впадаю в тоску и печаль. Сходить к врачу? Да, я бывал, но тогда кажется…несерьезно. А тут, бьется в моей голове один диагноз. Нужно подтверждение. Или губы, что коснутся моих и прикроют глаза мои на нарастающую проблему. Скоро придет гнетущий ноябрь. А сейчас я просто переваливаюсь через порог школы. Дорога домой. Тут сбоку раздается милое-шепелявящее:

— Константин Евгеньевич, вы домой?

Конечно, Кристина, простота и незамысловатость в обращении. Подросткам может быть приятен разговор в режиме доверительности со взрослыми, как и нам может быть приятна их чарующая непосредственность. Не хочу детей, но вот к ней готов относиться по-отечески. Ахав в поисках знака, грозящего гибелью.

— Да, я домой, достали вы меня, увольняюсь.

Вот зачем я так? Лишь бы съязвить. Словно что-то переключает режим в моей голове с позиции «адекватное поведение» на позицию «козел…ну…козел». Таково мое представление об отцах? Всех?

— Ой, вы же не серьезно? — Испугалась. Мелочь, а приятно. — Вы правда от нас уходите? Не уходите, пожалуйста.

— Да не ухожу я, кто же иначе будет воспитывать такую пьянь как вы?!

— Опять вы за свое! Я не пью! Не пью!

— Притворюсь, что поверил. До завтра верить буду.

— Я же правда никогда не пью, зачем вы так говорите, еще и при всех. Правда так считаете? — лицо Кристины погрустнело. Ну не обижай ты ребенка, бессердечная сволочь. А может тут и нет особой избирательности. Кто угодно, лишь бы поиронизировать. Нет, она все же особенная.