Молодой человек: Не желаешь прогуляться?
Девушка: С тобой? Не очень.
Молодой человек: Ты это напрасно, когда я здесь все становится таким сюрреалистичным.
Девушка: Мне и так хватает сюрреализма. Почему я все вижу?
Молодой человек: Совсем не все. Не льсти себе. Хотя ты конечно уникальна.
Девушка: Вот я и спрашиваю — зачем все это?
Молодой человек: Ты мне очень нравишься.
Девушка: А ты мне, нет.
Молодой человек: В этом моя трагедия.
Девушка: Назови мое имя.
Молодой человек: Нет, если я назову его, шутка испортится.
Девушка: Так для тебя это все шутка?
Молодой человек: Трагическая шутка, как обычно и бывает в жизни.
Девушка: А что будет в конце?
Молодой человек: эта самая штука, что движет солнце и светила.
Девушка: Это невозможно.
Молодой человек: Ну я очень постараюсь.
Девушка: Я не поддамся.
Молодой человек: Если бы поддавалась, то мои старания ничего бы не значили.
Девушка: Я не хочу с тобой больше говорить.
Молодой человек: Знаешь, мне обидно, но по сути все, что я хотел, уже сказано.
Он уходит. Она остается стоять посреди улицы, на ней становится все больше людей, котенок у нее под пальто жалобно мяукает.
V Она Сказала, Она Сказала
1. Николай [Музыкальная тема данного эпизода песня группы Dropkick Murphys — «Kiss Me I'm Shitfaced»]
— Изопьем же чашу сию во славу всех святых! — Николай опрокинул рюмку текилы. Непонятно было к кому он обращался. Он сидел один за столиком и был уже основательно пьян. Он возопил:
— Как на счет «Сказки в Нью-Йорке», зима начинается, или я один в курсе?! — Николай не надеялся на ответ, он вообще не понимал, как оказался здесь, один, в конце этого печального ноября, но с другой стороны, почему не отпраздновать конец осени. И начало зимы тревоги нашей. Николай не понимал, почему он не позвонил и не позвал Костю, может потому что тот бы не пошел. Дружба тонкая вещь, она легко рвется под влиянием влюбленности, ну или по крайней мере становится далеко не столь прочной. И вот он здесь. Он чувствовал себя заговорщиком, бедолагой, пробравшимся на праздник, на который его не приглашали. С другой стороны, он никому не был обязан давать отчет в своих делах и в своих действиях. И прежде всего, самому себе. Он почувствовал себя глупо от осознания того что двумя прочными нитями, привязывавшими жизнь его к земле, были Марина и Константин. Марины больше нет и никогда не будет. А Костя…он теперь сам парит в небесах. И Николаю дергать сумевшего туда забраться друга было как-то совестно. Совестно? Почему ему должно быть совестно?
Мимо прошел какой-то человек, Николай не разглядел его, он сказал:
— Давай-давай, еще, умница.
Николай выпил третью рюмку текилы. То есть до этого он пил вторую, чтобы вы понимали, что мы не путаемся, но в этом баре, оду которому я готов петь до скончания веков приносили сразу три рюмки на человека. Николай вновь возопил:
— Так что на счет «Сказки в Нью-Йорке» или хотя бы «Времени притворяться»?!
К нему поспешила уже знакомая нам официантка, Софи, как ее окрестил, сокращая ее имя до состояния полной неформальности Паша. Возможно то было чутье человека, понимавшего, что сейчас последует продолжение банкета и новый заказ, пусть банкет этот и всего на одного человека. А может так сошлись звезды, эра водолея, и она решила дать ответ по поводу его музыкальных запросов или выставить его вон за буйство, в конце концов, он жалкий преподаватель-неудачник, а не Дмитрий, готовый кутить всю ночь. Софи неожиданно села напротив него за стол:
— Тебе что-то еще?
— Да! Еще текилы, а потом слез змеи! А еще поцелуй! — Николай явно был пьян, ведь пил он и до трех известных (ну частично) нам рюмок текилы. Ну хоть поел.
— С последним я конечно могла бы помочь, но не тебе.
— Что? Я такой урод?
— Совсем нет, — Софи мило рассмеялась, погладив свисавшую спереди косу, — просто это тебе совсем не нужно.
— А что мне нужно? Кроме того, чтобы напиться в дрова?! — Николай выпучил глаза.
— Напиваться бы я тебе не советовала, но отговаривать не могу, а нужно тебе, во-первых, поговорить, а во-вторых свернуть с дороги, а второе возможно вытекает из первого.
— Сначала текила, потом разговоры! — Ну в конце-то концов, подумал Николай, почему другим позволено вести себя как сволочи, а ему что, нет?! — Сначала текила, а через год буду катать шары и пить белого русского, отращу себе патлы…
— Такими темпами никакого «через год» может и не быть. Подумай над этим, а я схожу за твоей текилой, сделаю работу.
— А разговоры входят в эту работу?
— Конечно входят, раньше еще танцевали в рощах, но времена уже не те, как в той песни про твоих друзей.
— Что ты имеешь ввиду?
— Не важно.
Софи ушла за текилой и исчезла на несколько минут. Николай пьяным взглядом скользил по залу. Возможно, мне должно быть стыдно, сидеть здесь одному, единственному — одному. Но кому я нужен? А нужен ли я сам себе? Его взгляд прошелся по стене бара у которой он сидел, надпись гласила: «Спирт убьет тебя». Вот и пусть, вот и пожалуйста. Я согласен на это. Софи возвратилась с рюмочками текилы, поставила их перед Николаем:
— Вот, пожалуйста.
— Выпей со мной?
— Не могу, работа.
— Говорить значит можешь, а выпить нет? — Николай распалялся.
— Говорить — это нужно, это обязательно, а пить, нет, это не нужно.
— Но другим приносить выпить это запросто.
— Всегда люди находили от чего опьянеть, а я счастлива и без этого.
— Так, о чем ты хотела поговорить?
— Я? Это ты должен хотеть поговорить. Ну же, захоти чего-нибудь, Коля. — Она знает мое имя, почему-то эта мысль показалась Николаю приятной — Например, почему ты здесь один?
— Никому до меня нет дела.
— Но я же помню ты приходил сюда с пятью друзьями!
— Косте до меня нет дела, он влюблен, — Николай скривился, — Паша скорее просто приятель, а остальные так…эпизоды.
— Но ты ведь мог бы сделать их не эпизодами, а чем-то большим.
— То есть?
— Я не могу говорить напрямик. Но…Ты никогда не задумывался почему все идет так, как идет, ты никогда не хотел толкать происходящее за собой, тянуть, то есть, солировать?
— Солировать? Да я ни на чем и играть то не умею. — Николай был сбит с толку.
— Это тут не при чем. Солировать в смысле увлекать, увлеки его, прояви себя неординарно, не будь послушным. Не в том смысле, чтобы пить. — Софи сморщила свое красивое личико. — Заставь его взглянуть на себя по-другому, это вполне в твоих силах. Это происходит сплошь и рядом.
— Кого его? Костю?
— Нет, не совсем, хотя ты мыслишь в верном направлении. — Софи мило рассмеялась. — Ты должен что-то сделать, ты должен свернуть с дороги, во всяком случае, я тебе этого искренне желаю. А то мне совсем не нравится куда она может тебя завести.
— Ой да брось, я уже сказал, стану как один из этих прощелыг из консервного ряда, буду перебиваться от случая к случаю и плевать мне на все!
— Разве это ты сказал? Нет, так не выйдет, так могло выйти, изначально, но потом произошло изменение, и твоя дорога свернула в другую сторону.
— Я тебя не понимаю.
— Не опускайся, брось все, уходи оттуда где ты работаешь, разорви все контакты, езжай в свой родной город, и ты сдвинешь дорогу.
— Нет. — Николай прикончил вторую из трех рюмок, ну можно ли так быстро пить? — Университет это все что у меня есть и Костя должен…скоро должен… я напомню ему. Я виноват, но так думать, я виноват еще больше. Я никуда не уеду.
Софи состроила грустное выражение лица и встав из-за стола подошла к Николаю и крепко обняла его:
— Все будет хорошо, ты можешь, ты постараешься, когда протрезвеешь, ты должен попытаться, ты должен…
Николай выпил и третью рюмку и радостно (очень пьяно, но радостно) провозгласил:
— А теперь слезу змеи! Завтра Воскресенье! Кончается эта проклятая осень! Давайте!
Софи со вздохом отошла к барной стойке и вскоре вернулась со всеми диковинными принадлежностями самого убийственного коктейля, что только нам известен, хотя возможно, известно нам слишком мало. Но возможно, это к счастью.
Конец ознакомительного фрагмента