Лицо девушки вдруг исказила ярость:

— Я не отпущу его, пока ты не убьешь чудовище!

* * *

Ничего себе! Вот это наглость! Да при желании Эрик мог бы сжечь весь Горст дотла вместе с наглой девчонкой и безумной старухой, а ей хватает наглости указывать ему, что делать! Кажется, жители Горста совсем потеряли нюх.

— Вы отдадите мне графа! — зарычал Циглер и прижал уши, выражая недовольство. Однако Ярмила продолжала смотреть на него с прежним упорством, словно вовсе его не боялась. — Либо я заберу его сам, силой! И вам это очень не понравится.

— Ты не понимаешь! Здесь, в Горсте, осталось двенадцать женщин и восемь детей! Разве колдун белолицего бога не должен защитить их?! Разве это не его долг?!

— Я не убийца чудовищ, а обережник графа. В первую очередь я должен защищать его.

— Тогда почему важный человек был один? Почему ты не поехал с ним? — чуть не плача от злости, спросила девушка. — Почему ты не защитил его, когда он так в этом нуждался?!

Эрик не нашел что сказать. Отчасти она права. А сейчас жители Горста страдают по его вине.

— Я спасла важного человека, — продолжила Ярмила, чувствуя, что ее слова-стрелы попали в цель. — Только я знаю, как его лечить. Если ты убьешь меня, колдун, никто больше твоему графу не поможет.

И снова верно. Да, в Академии Циглер проходил и травоведение, и лекарское дело, но то были лишь знания о первой помощи. Любая деревенская девка, всю жизнь собирающая листики-цветочки в глуши, разбирается в них куда лучше него. Так что без помощи Ярмилы у Эрика вряд ли получится довезти Теодора до Марого острога. Сейчас жизнь графа фон Байля в ее руках.

— Я не разберусь с чудовищем в одиночку. Я не учился этому, — проскулил он, уже чувствуя, что проиграет. — Я не могу, понимаешь?! Я не черт!

— Тебе придется, — железным голосом отозвалась девушка. — Если тварь придет сюда, погибнут все. И граф тоже.

Циглер заглянул в белое, без единой кровинки лицо Теодора. Будь он в трезвом уме, то наверняка приказал бы ему то же самое: «Покончи с чудовищем, Циглер. И давай без жалких оправданий, я тебя не для этого взял на службу. Жители Горста — такие же граждане Нефера, как мы с тобой, поэтому если они нуждаются в защите, то мы обязаны ее предоставить».

— Хорошо, — наконец согласился Эрик. Ярмила облегченно вздохнула. Ее широкие плечи расслабленно опустились, лицо утратило ожесточенное выражение. — Но только при одном условии. Если в течение суток я не вернусь, вы доставите графа в Марый острог самостоятельно. И сделаете все, чтобы он выжил. Согласны?

— Согласна, колдун. Поклянусь на крови. — Она вытащила из меховой жилетки крохотный костяной нож и надрезала предплечье. — Вот! Люди Горста держат свои клятвы, так сдержи и ты свои, колдун!

— Завтра на рассвете я отправлюсь на поиски, однако ничего не обещаю. А сейчас мне надо немного отдохнуть.

Больше они не говорили. Хозяйка отвела Эрика в комнату, где стояла узкая низенькая кровать с ароматным матрасом, набитым рогозом и травами, да тумба с кувшином воды. Над кроватью, почти под самым потолком, светлело крохотное окно, занавешенное холщовой тканью.

Ярмила немного погремела посудой и тоже ушла спать. Вместе с ней затих и весь дом, и деревня. Весь мир замер в ожидании беспокойного сна. Завтра Эрик Циглер встретится с чудовищем. Кому-то из них эта встреча точно принесет погибель.

Глава 2

Людвиг

…Живот лопнул, и из него выползали большие лиловые черви. В своем сне он был мертв уже много-много дней, и прохладная влажная земля служила ему одеялом.

Людвиг распахнул глаза: синие портьеры, тянущиеся с потолка до пола, тяжело колыхались. Сквозняк, проскальзывая через оконные рамы, доносил запах сырого гранита и рассветного воздуха. За окном ветер жадно обсасывал башенный шпиль, воя от удовольствия, отчего крыша над головой жалобно скрипела. Ничего необычного, все как всегда. Только вот черви — это дурной знак.

В прошлый раз, когда неизвестная болезнь вдруг свалила отца, они ему тоже снились — расползающиеся по кровати. Червей в Нефере не любили, те считались отголосками дремучих времен идолопоклонничества, когда весты поклонялись богу-червю и закапывали мертвых в землю, чтобы кормить его.

Хотя маги делают то же самое, скапливая трупы чудовищ в могильниках, правда? Там их находят червопоклонники, тащат отрубленные конечности к себе в норы и высушивают до волшебного голубого порошка под названием серкет, порошка, который убил его брата двенадцать лет назад. Праматерь сожрала столько серкета, что даже ее грудное молоко от него прокисло, именно им отравили несчастного Люцика.

Иногда он мечтал к нему присоединиться. Он бы даже убил себя, откусил бы себе язык, вот только не хватало мужества. Из года в год мечты о смерти оставались лишь мечтами, и вот уже десять лет виконт Людвиг де Гродийяр был прикован к постели.

Спустя два года после случившегося в горах Син-Син у него отказали и ноги. Болезнь, как спрут, обвивала его тело, и теперь он ничего не чувствовал вплоть до шеи. Еще немного, и виконт не сможет самостоятельно открыть глаза и рот, и вот тогда… Тогда точно решит умереть.

Пусть в отсутствие сестры Людвиг считался хозяином замка, никто не принимал его всерьез. Виной тому было не столько его происхождение (род матери оказался недостаточно знатным для брака с самим Лордом-Канцлером), сколько немощь. Вигги мог поклясться, что большинство служащих в Аэноре даже не знали его имени, и виконт Людвиг де Гродийяр оставался для них не более чем призраком.

Десять лет он провел в главной башне Аэнорского замка, лишь изредка ее покидая. Последний раз Людвиг был на улице несколько месяцев назад, когда еще помещался в колесное кресло, подаренное отцом. Теперь же его телеса раздобрели и не влезали в сиденье, так что о прогулках пришлось забыть. Йоханне становилось все сложнее перетаскивать его с постели на трон у окна.

Возможно, виной тому стали восхитительные пирожные со сладким яичным желтком, которые он ел на завтрак, обед и ужин. Он мог поглощать их десятками, а то и сотнями. Если же Йоханна отказывала ему в этой маленькой радости, то у виконта сразу же портилось настроение. Пирожные оставались единственным способом хоть как-то его поднять. Иногда даже хотелось объесться ими и умереть.

За столько лет он привык к своей комнате с ее сквозняками, воем ветра и птицами, которые часто вили гнезда в щелях между массивными камнями стен. По весне он наблюдал из окна (закрытого настоящим прозрачным стеклом!), как они учили птенцов летать и как те садились на подоконник. Людвиг пересчитал все гипсовые звезды, что желтыми пятнами расплылись на потолке: все тридцать четыре, с тремя самыми крупными — Альхоровой тройкой, местом, откуда спустился бог.

Комната была просторной, наверное самой большой в замке. Здесь умещалась постель Людвига; громадный шкаф со сменными простынями; стол, заваленный книгами, которые виконт читал на особой деревянной подставке, держа в зубах указку с маленькой ручкой на конце и переворачивая ею страницы; медная ванна, где его купала Йоханна; камин, на котором она грела воду; небольшой подъемник с кухни — при помощи него в башню доставляли еду.

За годы, проведенные в постели, он успел возненавидеть все это, хоть и понимал, что не увидит ничего другого.

Однако скоро все изменится навсегда.

* * *

Устав заклинать взглядом занавески, Людвиг зажмурился. Затем снова расслабил веки. После простого упражнения комната вернула свою четкость и серость скупо разложенных предметов. Потертости на большом кожаном кресле, оснащенном подставкой для ног, напоминали узор на шкуре неизвестного животного. Да и само кресло, всю жизнь стоявшее у единственного окна, казалось замершим в вечном сне зверем.

Одеяло как-то умудрилось сползти до груди, хотя ворочаться во сне он не мог. Ключицы совсем заледенели, надо бы их накрыть, а то он совсем окоченеет. Виконт выгнул шею как только мог, попытался ухватить одеяло зубами, но никак не дотягивался. Лишь лизнул мохнатый край, отчего к языку прилипли ворсинки.

Не удалась и вторая попытка. С каждым движением одеяло соскальзывало с него все дальше, словно отползало в сторону. Сколько бы он ни кряхтел, сколько ни ругался, все же не мог ухватиться за его край. Набрав в грудь побольше воздуха, Людвиг из последних сил согнул шею и подбородком ощутил холодную ткань ночной сорочки. Его тело стремительно теряло оставшееся тепло.

За стеной вновь поднялся ветер и с размаху врезался в окна. Щеками Людвиг чувствовал движение холодного воздуха. Камин догорел еще пару часов назад, угли остыли, почернели и больше не давали тепла. И неудивительно! Снег уже укрыл Королевство плотным одеялом, заледенели судоходные реки, и земля наконец отдохнет от плугов земледельцев. Пришла пора вытаскивать из сундуков шубы, доставать луки и начинать лесную охоту.

Начали ее и чудовища…

Бой с одеялом был проигран окончательно, когда виконт, неудачно согнув шею, позволил ему оказаться почти на животе. Теперь он лежал, неудобно накренившись, не в силах выпрямиться и без единого шанса достать проклятую тряпку. Снова обстоятельства складывались против него! Виконт кряхтел, ерзал в одеяле, весь вспотел, пока после сотни неудачных попыток не сдался.