Игорь хохотнул:

— Это кто ж мне даст аккуратненько алиби узнавать? Я теперь не под погонами, ты забыл?

Капитан Александров вздохнул:

— Я не забыл.

Вмешалась Аделия:

— А что, часто такое бывает, чтобы родственники мутили из-за опеки и доступа к финансам. Там же наверняка все не просто, под наблюдением. И на себя денежки не потратить. Или как?

Она переводил взгляд с Макса на Игоря и обратно в ожидании ответа. Первым заговорил Макс.

— Да как там особо проконтролируешь? Только если зарвутся и доведут подопечного до банкротства. И то… Недееспособный, он и есть недееспособный — ни пожаловаться при подозрении, ни обратиться в аудиторскую фирму. Тем более если речь идет о таком основании, под которое подводят Ревель.

— Шизофрения? — догадалась Аделия.

Макс кивнул.

— При таком раскладе еще затрагиваются интересы несовершеннолетней дочери, — напомнил Игорь. — Она уже взросленькая и вполне может куда надо обратиться.

Макс покосился на него:

— Это если она хоть немного проявит бдительность. А Мария с мужем ее знают с младенчества. Если нормальные отношения все эти годы были, то девочка даже в мыслях не допустит, что ее обманывают.

Тигран еще стоял на улице и говорил с кем-то по телефону, кажется, ругался. Сев в машину, с силой захлопнул дверь и рывком стартанул с парковки.

— Хм… горячий, однако, мужчина, — отметил Романыч, провожая взглядом его черную иномарку.

— Надо подумать, как проверить алиби Марии и ее мужа, — заключил Макс. — В конце концов, они вряд ли очень хорошо знают процессуальный статус детектива и совсем не знают содержание договора с Анной. Можно на это сослаться, чтобы хотя бы задать вопросы. А там уже дальше смотреть.

Анна тем временем, закончив плакать, вымыла посуду. Поговорила — очень коротко и почти дежурно — с дочерью, отправилась в ванную. Долго плескалась, дольше часа.

— Она там не уснула? — поинтересовался Романыч. — Что там можно час десять делать?

Он вопросительно посмотрел на Аделию. Та удивилась:

— Мне перечислить все возможные варианты?

— Ну, а почему нет, — Макс сладко зевнул, — нам все равно нечего делать.

Аделия закатила глаза. Выставив перед собой ладонь, стала загибать пальцы:

— Снять макияж, сделать пилинг. Набрать ванну с солями или пенкой. Вымыть волосы, нанести скраб, потом маску, потом пенку, потом уход… Масло на тело. Поухаживать за пяточками… — Аделия вошла во вкус, старательно избегая слишком интимных подробностей, оба мужчины смотрели на нее округлившимися глазами, как на инопланетянку. Девушка замолчала. — Что вас так удивляет? Красиво выглядеть — это серьезная работа. И она тем серьезнее, чем старше женщина.

Макс и Игорь переглянулись.

— Ты сейчас точно говоришь о женщине, которая недавно похоронила мужа, и уверяет, что видит его призрак?

Аделия осеклась. Пару часов назад Анна говорила ей о пустоте, которая сопровождает ее и поглощает. Страшные слова, как заноза, засели в сердце и даже сейчас не отпустили до конца, Аделия нет-нет, да поглядывала на Макса, будто опасаясь, что мужчина испарится. Она, примеряя эмоции Анны Ревель, с трудом могла представить себя «начищающей перышки», потеряй она любимого.

«А такого ли уж любимого?» — повисло в салоне машины невысказанным предположением.

Все трое посмотрели на монитор, в центре которого появилась Анна: полотенце на голове, банный халат плотно запахнут и завязан на крепкий узел. Женщина прошла в спальню, оставив распахнутой дверь. Потом, будто спохватившись, вернулась и захлопнула ее.

— Погоди-погоди, — Романыч коршуном подался вперед, — увеличь, что там она от нас прикрыла?

Макс уже открыл окошко с записью, сделал удачный стоп-кадр и приблизил изображение.

— Это свечи…

Аделия даже растерялась, услышав свой собственный голос:

— Это свечи, — она посмотрела на Макса. — Анна Ревель принимала ванну при свечах.

Капитан Александров задумчиво чесал подбородок.

— Н-да, — прошелестел, озвучивая его мысли Романыч, — безутешная вдовушка на максималках, эта ваша Анна Ревель.

— Но с другой стороны, — рассуждала Аделия, — она мужа похоронила полгода назад, ей что теперь, в монастырь пойти? Почему она не может принимать ванну при свечах?

— Может, кто ж спорит. Вопрос в другом — может ли женщина в состоянии тревожности и депрессии, когда то и дело видит своего умершего супруга, наслаждаться романтическим вечером при свечах? Это ты мне скажи, у тебя же диплом психолога.

* * *

Мягкая, расслабляющая музыка.

Капелька лавандового масла на запястья.

Удобная пижама.

Анна надеялась, что все это сыграет в ее пользу и она быстро уснет. Выпив традиционное в последние месяцы успокоительное, она отправилась в постель.

Пустая квартира нервировала ее. Но еще больше нервировало сознание, что за ней наблюдают. Анна автоматически делала красивое лицо, двигалась словно перед камерой, старалась грациозно сесть. Это происходило непроизвольно — вести себя, словно она была одна в квартире, Анна не могла.

Было неуютно.

«Надо было позвать кого-то из девочек», — подумала, натягивая одеяло до подбородка и поглядывая на дверь. Женщина не стала гасить свет. Мягкие тени, которые отбрасывала мебель, делали дом уютнее, заполняя пустоту.

«Зачем я разоткровенничалась с Аделией? Теперь детективы будут думать, что я — экзальтированная богачка, которая мучается от скуки и всячески привлекает к себе внимание».

Мысль, что о ней будут думать в таком ключе, позабавила. «Неужели мне еще не все равно, что обо мне думают?». Аделия удивилась, что у Анны нет подруг. В самом деле — почему? Анна была общительной, всегда в центре внимания. Но потом как-то связи ослабели, желание встречаться — тоже. Анна стала пропускать общие вечеринки и не отвечала на звонки, сосредоточившись на тех, кто всегда был рядом.

Несмотря на свой возраст, Анна Ревель не помнила, чтобы жила когда-то для себя, в ее жизни всегда был кто-то, кто управлял ею, указывая, что Анне хорошо, а что — нет. Сперва это был отец, потом — старший брат. За ним — Тигран. И вот Илья.

Но с Ильей ей было уютно. Наверно, по этой причине сейчас так тяжело. Анна вздохнула и прикрыла глаза — успокоительное начало действовать, женщина намеревалась побыстрее заснуть.

«Завтра заберу Регину, поедем с ней отдохнуть, — решила Анна. — Хотя бы на пару дней. Можно в Казань. Или Дербент. Я сто лет хотела съездить в Дербент».

«Ну и куда вы, две женщины, поедете, — возник в голове голос Ильи. Анна даже усмехнулось, так натурально вышло. — Это в конце концов опасно, ищи там вас потом по отдаленным аулам, в гаремах незнакомых горцев».

Он бы так и сказал «в гаремах незнакомых горцев», словно в гаремах знакомых горцев искать приятнее. Он бы никуда не отпустил, ни в какую Казань и тем более Дербент. Илья был разумным и в меру подозрительным мужчиной. С чувством юмора. Довольно властный при этом и как говорят «себе на уме». С первой женой они жили плохо, после развода так вообще не виделись почти. Зато дочерей он вырастил в строгости, людьми стали, а не мажорками. Анна вздохнула — Регину ей теперь воспитывать одной, хорошо бы не избаловать.

Мысли текли одна за другой. Воспоминания об Илье переплетались с сегодняшним днем и планами на завтра. Боль, колючим комком поселившаяся в груди, постепенно отступила, освободив место немного тупому спокойствию, упертому и плотному, словно ватное одеяло. Внутри стало тепло.

Анна засыпала.

Ей снилось, как они поехали на море три года назад, катались на катере, купались в бассейне с голубой водой и бродили по пропахшим специями улочкам. Только Регина оказалась старше, оказалась такой, как сейчас. И странный отель, они в нем не останавливались прежде. И вид из окна — не зеленая Анталья, а белоснежная Греция. Анна вздрогнула — это не та поездка, которая случилась. Эта та, которая не состоялась.

Острая боль в груди мгновенно ожила, пронзила сердце и легкие, сжало их, выпуская воздух. Стало нечем дышать. Анна резко села.

Свет в квартире не горел.

Перевела дыхание и посмотрела на часы: двенадцать часов сорок восемь минут. Она проспала около часа.

А напротив нее сидел Илья и в упор на нее смотрел.

— Илья! — женщина шумно выдохнула, убрала с лица волосы. — Ты меня пугаешь… Я прошу, не приходи ко мне больше. Иначе я не выдержу, я сойду с ума. Подумай, что тогда будет с Региной? Она же останется совсем одна!

Илья молчал. А потом встал и вышел из спальни.

— Илья! — Анна вскочила с кровати и побежала за мужем. — Не мучай меня. Скажи, что ты хочешь…

В квартире стояла тишина. Никакого Ильи не было. Только в белом лунном квадратике на столе стоял пузырек с ее успокоительным. Она точно помнила, что убрала его в шкаф.

Отшатнувшись, Анна ударилась спиной о дверной косяк и закричала.

Глава 7. Братья

Тигран припарковал автомобиль у небольшого двухэтажного особняка в центре города. За домами шумел проспект, город выбирался из утренних пробок, перепрыгивая через лужи и кутаясь в объемные шарфы, мимо неторопливо двигались редкие в этот час туристы. Тигран позволил себе минутную слабость — выключив двигатель, ненадолго остался в машине, наслаждаясь тишиной и серебристыми дорожками дождя, остававшимися на лобовом стекле. Положив руки на руль, он досчитал до десяти, и решительно вышел на улицу, шагнул к особняку.

На нарядном крыльце никого не было — очевидно, швейцар грелся в фойе. Однако служащий не показался даже в тот момент, когда Тигран уже оказался на нижней ступеньке. Мужчина нахмурился. Однако швейцар появился, широко распахнув перед ним двери и виновато улыбаясь:

— Доброе утро, Тигран Гамлетович, чуть вас не упустил, — он кивнул внутрь помещения: — Ваш брат уже на месте, три раза спрашивал.

Тигран молча кивнул. Рассеянно поправил часы на запястье, окинул взглядом зал. Благородно-изумрудная обстановка с золотой отделкой, картины в стиле французских импрессионистов, небольшие желтые «парижские» фонари в центре круглых, как на Монмартре, столиков. Этот зал их семейного ресторана так и назывался — «Монмартр». Если подняться по винтовой лестнице на второй этаж, то можно оказаться в приватной зоне и небольшом зале, который обычно занимали на время деловых обедов, а вечерами — влюбленные парочки, желающие ворковать в стороне от посторонних взглядов.

Конец ознакомительного фрагмента