Как можно уважать выбор разрушить собственную жизнь.

«А может, не разрушить? — внутренний голос говорил осторожно, доводы липли к позвоночнику, ложились паутиной на мысли. — Ты, Раф, сейчас опираешься на сон, который спрятался в твоей башке».

Как ни крути, действовать силой — не вариант.

«Думай еще» — внутренний голос подбадривал.

Рафаэль прошелся по комнате.

Вариант второй, невероятный, — подключить родственников Карины. Допустим, не мать — с ней он уже говорил. Кого-то еще. Данила, например, ее сводного брата по отцу. Они, вроде бы, были достаточно дружны. И Данил в принципе казался нормальным парнем, адекватным.

Молодой человек посмотрел на часы — чуть больше семи, рановато для звонков, но Данил — человек творческий, веселый, не исключено, что еще и не ложился. «К черту!», — Рафаэль решительно набрал номер.

«Эй, пиплы, кем бы вы ни были, но я в отпуске и буду в нем до майских праздников! Звоните числа пятого», — радостно сообщил его голос, записанный для автоответчика.

Итак, Данил в отъезде, будет не скоро. Геннадий отпадал сразу — этот даже на день рождения Карины никогда не звонил.

«Макс?», — в памяти всплыл нагловатый брат Карины, бывший мент, но менты, как всем известно, бывшими не бывают. Вроде он даже восстановился на службе, Карина что-то рассказывала об этом.

«И что я ему скажу? Что Карина бросила меня, уехала жить в деревню, примкнула к отшельникам и ушла в религию с головой? Что я холкой чувствую, что там что-то не чисто? Или про сон этот сказать?».

Рафаэль выдохнул, приоткрыл окно — его окутало утренней прохладой, запахами надвигающейся весны. Здесь, в городе, она приходит раньше, хоть и цветет не так буйно, как в деревне.

«Может, прикинуться дурачком, попросить пробить этот скит, вдруг за его настоятелем или настоятельницей криминал водится, — он барабанил пальцами по пластиковому откосу. — Может, деньги у кого раньше вымогали. Или мошенничество с квартирами проворачивали. Может, судимости у них? Все, что может накрыть их или по крайней мере убедить Карину уехать оттуда».

Он понимал, что действует стереотипами: все, что не понятно и непривычно — зло. Раз скит, значит, секта, раз секта, то ищи мошенничество. Но люди и по доброй воле и с чистыми помыслами свихнуться могут, побросать все нажитое и удариться в солнцеедство. Пару месяцев назад ему как раз ролик с таким чу́диком попался: оставил семью, работу, поселился в землянке в лесу, подальше от цивилизации и стал отшельником. По доброй воле и вроде как в здравом уме. Рафаэль не понимал этого, его жизнь — это люди, их страсти и стремления. Он варился в этом бульоне, пропитываясь им. Отречение от людских страстей — не для него.

«Поэтому вся Каринкина родня тебя чудиком и считает», — невесело усмехнулся.

Посмотрел на часы: полвосьмого — звонить Каринкиному брату рановато.

Ложиться снова — не уснет.

Включил ноутбук, загрузил приготовленные для отправки снимки. Женская рука, пропускающая через себя весеннее солнце — будто фарфоровая, неживая. И в то же время такая наивно-трогательная.

Веснушчатое лицо Татьяны. Рафаэль отметил, что получился хороший кадр, отметил в папке, чтобы не забыть и сделать ретушь.

Пролистал дальше.

Обугленный остов часовни, покосившийся крест на островерхом куполе. Словно великан, смиренно ожидающий своей участи на барском дворе.

Пролетающие по бледно-синему птицы. Они возвращаются домой, еще не зная, что дома их ждет пепелище.

Зои, словно сошедшая с открытки, с застывшей эмоцией на красивом и правильном лице. Лучший кадр с ней — с пламенем в руках. Там неподдельная эмоция, удивление, страх, любопытство. Серый дым клубился у ног, сливаясь с платьем. Выглядело так, словно девушка — и есть этот дым.

Конец ознакомительного фрагмента