Рафаэль задумался:
— А какой процент обработки фото допустим? — вместо ответа он посмотрел на Горация.
Тот соединил подушечки указательного и большого пальцев.
— Зеро, — отозвался.
Рафаэль кивнул, прикидывая, какие фото можно сделать.
— Значит, надо спецэффекты использовать… Есть парочка идеек. Нужны лампы, сухой лед… Надо проехать на эту локацию, посмотреть, можно ли снимать прямо там…
Семен кивнул:
— Я проеду завтра, посмотрю, пощелкаю местность с разных ракурсов. Ночную съемку будем делать?
Раф задумчиво кивнул:
— Пока не знаю. Нет, думаю, что нет. Наоборот, утро ранее. Когда иней на земле и пар изо рта.
Кажется, его пальцы сомкнулись, захватив, наконец, юркий хвост невесомой идеи.
Глава 3. Скит
Конец марта, Смоленск
Ночью опять подморозило. Когда она вышла на крыльцо, едва не упала — днем с козырька натекла большая лужа, которая теперь застыла наледью на ступеньках.
Девушка ахнула, схватилась за поручень, успев перехватить сумку с нехитрым скарбом — кружкой, тарелкой и ложкой, парой сменного белья и свежими носками, это все, что ей разрешили взять с собой. Осторожно ступая по мерзлой земле и вдыхая сладковатый воздух притихшего города, направилась к автобусной остановке. Проходя мимо мусорных баков, притормозила, достала из кармана сотовый, вынула из него сим карту и батарейку. В таком, разобранном виде, бросила телефон в мусорные баки. Сим-карту положила на ладонь. Рука дрогнула над вонючим нутром контейнера, не решаясь отпустить последнюю ниточку, еще соединявшую ее с прежней жизнью.
«Отринуться ото всего прошедшего», — прозвучал в голове строгий голос.
И Карина послушно перевернула ладонь, наблюдая, как крохотная золотистая пластинка, сделав кувырок, полетела вниз и затерялась среди мусора. Вот так.
«Все, что было — мусор и тщета, избавься от него без жалости, не то балластом будет, будет тянуть назад», — снова всплыло в памяти.
Девушка вздохнула и, не оглядываясь, решительно направилась в сторону шоссе.
В четыре утра от остановки отходил первый автобус до автовокзала, опаздывать никак нельзя — идти пешком, а это почти сорок минут, не хотелось. И на рейсовый в область тогда точно не успеет. Придется ждать следующего. А там… А там, когда рассеются тени, когда прошедшая ссора перестанет казаться чем-то серьезным, Карина была не уверена, что решимость не изменит ей и не заставит вернуться, набрать с телефонного автомата номер Рафаэля. Она мысленно повторила его номер, словно проверяя крепость нити, которую разорвать невозможно, это вам не пластинка, которую можно выкинуть. Память услужливо подбрасывала ей воспоминания, в которых они с Рафом были счастливы, а в душе шевелилось сомнение, которое убеждало, что она поступает жестоко с парнем, что он того не заслуживает, и что хорошее дело не начинается с обмана. Она велела себе прекратить — ведь для его же, Рафаэля, блага все делается. Ей нужно разобраться. Понять, что происходит в душе и найти свой путь. Не его, не матери, не кого-то еще. Свой собственный.
«А то ты не знаешь? — ворчало сомнение внутри. — Ты сколько раз это с Рафаэлем обсуждала?»
«Все решено», — отрезала.
И чудовище внутри замолчало.
В самом деле, все решено, уже ничего не изменить. Она даже вернуться домой не может, не разбудив его. И если разбудить, все равно придется объяснять, куда она с вещами посреди ночи отправилась.
«Нет, все правильно! Все к лучшему! Иначе нельзя».
Она забралась в нагретый салон полупустого автобуса, в котором подремывал пожилой полицейский, очевидно, ехавший домой с дежурства. Он приоткрыл глаз, окинул профессионально-беспристрастным взглядом вошедшую Карину и плотнее спрятал руки под мышки, снова закрыл глаза.
Карина устроилась у окна, уставилась в окно.
Ночной город поблескивал желтыми огнями, манил, словно пытался обнять и остановить.
Но она представляла себя рыцарем на закованном в железные латы коне, который прорезает мечом темноту и мчится к большому и светлому, что поселится однажды в душе. И этот лениво дремлющий человек в форме будет ее оруженосцем.
«Господи, что за чушь у тебя в голове! — одернула себя, прислонившись лбом к холодному стеклу. — Точно лечиться надо».
В кассах автовокзала купила билет в один конец и устроилась в кресле — до отправки оставалось меньше получаса. В груди трепетало волнение, закипая и разливаясь по венам. Адреналин стучал в висках. Она впервые ослушалась всех! Она впервые в жизни действовала сама, не спросясь разрешения, не согласовав, не обсудив и взвесив с кем-то все «за» и «против». И это ощущение полной свободы и возможности управлять своей жизнью напоминало бунт, глоток свежего воздуха.
Направляясь к рейсовому автобусу, Карина поймала свое отражение в темном стекле — взъерошенная, будто воробей, тревожная, с лихорадочно горящими глазами и растрепанным хвостом. Девушка, которая начинает новую жизнь.
Она впорхнула в салон, пробежала в самый хвост, чтобы устроиться в углу, на диванчике. В ноги дул, согревая, горячий воздух. Она ехала по городу, прощаясь с ним и обещая вернуться совсем другой — обновленной, цельной, точно знающей, чего она хочет в этой жизни. Вернется, чтобы жить по-настоящему. Не завтра, не послезавтра. Может, ей для этого потребуется месяц… или два. «Да, два месяца, это наверняка». Через два месяца будет совсем весна, она заполнит эти улочки, умоет покатые крыши и позолотит купола соборов. А над реками будут парить белокрылые чайки.
Карина подремывала, чувствуя, как бесповоротно меняется ее судьба.
Конец марта, Смоленская область
Когда Карина вышла из автобуса на старенькой, еще советских лет, остановке у заснеженного поля, над ним поднималось солнце. Тонкие, словно паутина, ванильно-розовые облака тянулись над черной кромкой леса. Карину никто не ждал. Сотового не было, перезвонить и уточнить она уже не могла, куда идти дальше — не знала. Посмотрев вслед отъезжавшему от остановки автобусу, вздохнула, плотнее закуталась в куртку.
Подстелив на скамейку рюкзак, уселась на него и приготовилась ждать. Обещали встретить.
Первое время в голове роились мысли, беспокойные, шальные. Собраться, пойти назад, в город. По крайней мере, не замерзнет. Вспоминала, когда следующий автобус, чтобы добраться до поселка. Выходило, что еще через четыре с лишним часа.
Пальцы на ногах быстро замерзли, да и колени под тонкой джинсой — тоже.
Девушка встала, принялась ходить взад-вперед. Подпрыгивая то на одной ноге, то на другой, старалась согреться. Терла колени. Дышала на заледеневшие пальцы и опасливо поглядывала по сторонам: неяркое солнце освещало пустырь за остановкой, поля и будто живой, враждебный лес.
— Нда-а, вот тебя угораздило, — девичий голос за спиной.
Карина вздрогнула, резко обернулась: веснушчатая девчонка, на вид — подросток совсем: серая вязаная шапка из мохера, темный бесформенный пуховик ниже колен, в каком не каждая пенсионерка выйдет «в люди», валенки с галошами. Оглядела всю с ног до макушки, покачала головой, кивнув на демисезонные ботинки девушки:
— Не по погодке-то обувь, или не предупредили тебя? — не дождавшись ответа, махнула рукой: — А впрочем, какая разница. Доберемся, переоденешься, красоваться тут не перед кем.
Карина нахмурилась:
— Да я и не красуюсь… Я…
Незнакомка засмеялась:
— Да брось ты, я ничего такого не имела ввиду. Я о том только, что еще ночью подмораживает, а днем слякоть, в таких ботиночках по поселку не походишь… Да и не зачем… — Стянув в руки мохнатую рукавицу, потянула руку: — Меня Младой зовут.
Карина сжала протянутые пальцы — едва-едва. Млада покачала головой:
— У-у, заледенела вся. Бери мои рукавицы!
— Нет, не надо, — Карина запротестовала, но ее новая знакомая настойчиво сунула рукавицы в руки. Карина вздохнула: — А сама как?
— А сама в карманы спрячу. Я уже привыкла…
В самом деле, Млада сунула руки в глубокие карманы невзрачного пуховика. Кивнула в сторону леса:
— Пойдем! К заутрене еще успеем, матушка Ефросинья обрадуется.
И шагнула на мерзлую землю, на едва заметную под выпавшим инеем тропу.
— Мы через поле пойдем? — Карина ужаснулась.
Млада кивнула:
— Так быстрее, напрямки, по полю, потом лесом. Через полчаса будем на месте. А если по дороге, то километра на три больше. — Она остановилась, настороженно посмотрела на гостью, ожидая, что та решит. Добавила с сомнением: — Замерзнешь совсем…
Карина вздохнула, шагнула следом:
— Пошли, раз ближе.
Она рассчитывала, что Млада ей что-нибудь расскажет о поселении, но та отвечала уклончиво. «Матушка все расскажет». «Матушка тебе лучше все покажет». Шли быстро, Карина быстро запыхалась, поэтому прекратила приставать с вопросами, пошла молча.
Прошли пролеском, миновали подзастывшую, пахнущую прошлогодней листвой и гнилью, речушку, черную сейчас, в тонкой корке льда. Перебрались через мосток. Млада немного замедлила шаг, оглянулась через плечо:
— Никак согрелась?
Карина кивнула, поправила съехавшую с плеча лямку сумки.
— Согрелась. Долго еще.
— Так пришли уже, — Млада засмеялась, да тут же осеклась, будто поперхнулась смехом — у тропы их ждала темная фигура.