Евгения Максимова

Забияка

ПОСВЯЩАЕТСЯ А. П. К.

Чтобы как в океане.
Чтобы небом качаться.
Или к звездам навстречу
Добрым ветром помчаться.


Чтобы песни горланить.
Чтоб откликнулся космос…
Пусть все так и случится:
Звонко. Ярко. И… просто

По обе стороны Земли

ПРОЛОГ

Человек еще дышал, но мгновения жизни были сочтены.

Волхв подошел на расстояние вытянутой руки — удержать врага на пороге смерти. Волхв не должен мстить, он знал это хорошо. Равно как знал об этом некромант, который лежал напротив него в луже собственной крови и победоносно улыбался:

— Ты не сможешь от меня уйти. Не сможешь убить.

Это была неправда: природные волхвы убивали. Очень редко. Но из мести — практически никогда.

— Ты знаешь, что тебе будет, если… — Очередная усмешка перекосила восковое лицо мага.

Волхв знал, что будет. Суд. После которого он навсегда лишится своей сути. Станет жалким, дряхлым столетним земным стариком. Стариком, не знающим, как жить без магии. Не умеющим жить без магии. И некромант уйдет. Но это будет потом. А сейчас.

— Ты убил всю мою семью. Просто убил, не взяв себе ни капли жизненной силы. Зачем?

— Ты должен был принять нашу сторону, Борилий. Этот мир скоро погибнет. Оно набирает силу.

— Две тысячи лет тому назад Оно было в силе. А наш мир не погиб, — отступил волхв на пару шагов назад.

По телу лежащего прошла судорога.

— Все дело в изнанке, Борилий, — через силу усмехнулся он. — Две тысячи лет тому назад люди жили как животные; сейчас они измываются над своим миром. Природа их не потерпит. Она не станет их защищать.

Волхв сделал два шага обратно.

— И что ты мне предлагаешь? — тихо спросил он.

— Если ты сейчас уйдешь, лишишься своей сути.

— Ты не договариваешь. — В голосе волхва прорезались горькие нотки. — Если я останусь, я тоже ее потеряю.

Умирающий не стал кривить душой:

— Ту, что сейчас в тебе, да. Но подумай о том, что ты обретешь взамен…

По телу волхва прошла дрожь — он представил себе эту «замену» на короткую долю мгновения.

— Ты нужен Ему, — напомнил цепляющийся за жизнь некромант. — Ты все еще можешь меня исцелить…

— Умри! — Волхв повернулся и пошел прочь.

Часть первая

ЗАПОВЕДНИК

ГЛАВА 1,

в которой мне приходится бежать из дома

— Северная!

Комендант. Я уныло покосилась на обшарпанный шкаф — на ту из секций, в которой хранились мои деньги. До зарплаты оставалась неделя.

— Северная! Ты у себя?

Я молчала: может, комендант, не получив ответа, уйдет?

— Прохорова! Где…

Я нехотя раскрыла рот:

— Тут я, Марья Дмитриевна. Не будите Таньку.

Точнее, не вламывайтесь в ее комнату: вдруг там кавалер?

— Северная! — Дверь распахнулась, пропуская дородную даму. — Ты должна была заплатить еще на той неделе. Ты думаешь или где?

Думать-то я думала. А еще потратилась на подарок подруге и наивно полагала, что обо мне забудут: и комендант, и человек, которому она передает собранное с нелегалов.

— Доиграешься, Северная, — присела на краешек кровати Марья Дмитриевна. — Это раньше вас считали за людей. А теперь — нет. И контроль усиляют… усилют! Даже я не смогу тебя покрыть.

Об этом слушать и вовсе не хотелось. Я протянула руку, отперла ящик.

— Вот держите.

Минус пятьдесят баксов эквивалента. На этот раз — ушедших на душевный покой и крышу над головой. В ящике оставалось еще тридцать.

— Так бы сразу, Северная. — Дородная дама тяжело поднялась с кровати. — И… ты, это. Чайник спрячь. Пожарники грозились обходом.

Комендант поплыла к выходу. Из комнаты, а потом и из блока.

Я поспешила запереть оставленную открытой Танькой, курягой-полуночницей, дверь.

— Свалила? — из соседней комнаты высунулась всклокоченная соседкина голова. — Я дверь забыла закрыть.

— Догадалась. Кофе готовить?

Девушка радостно закивала.

Это была наша утренняя традиция. Просыпаясь от возни в соседней комнате, аспирантка шлепала курить на лестницу, а на обратном пути заворачивала ко мне. Устраивалась на самодельном кресле из диванных подушек — попить кофейку, посплетничать обо всем на свете…

Вернувшаяся Танька застала меня за ноутбуком.

— Диссертацию все же решила написать? — кисло осведомилась она. Над ней пресловутый псевдонаучный труд висел как дамоклов меч.

— Я же не в аспирантуре, — не отрываясь от экрана, напомнила я. — Сказку пишу. Про гадкого утенка.

— Про то, как бедненькую птичку прижала злая комендантша? — оживилась соседка. — Не стыдно животное мучить?

— Мм, — вообще-то писала я совсем о другом. — Мм…

— О чем, говоришь, твоя сказка?

Я нехотя оторвалась от экрана:

— О том, как утенок осознал свою неповторимую сущность, прекратил беготню по чужим семьям, и в тот же момент ему привалило счастье!

— Миллион баксов, что ли? — подозрительно уставилась на меня подруга.

— Нет, он превратился в гордую красивую птицу!

— Вот, значит, как! — Танька выразительно повела бровями. — Превратился в красивую птицу, говоришь… Может, спустишься с небес на землю? Прекратишь отдавать за комнату половину своей зарплаты, и…

Это была избитая тема. После окончания университета я не пошла в аспирантуру: еще на третьем курсе поняла, что астрофизика из меня, увы, не получится. Зачем впустую тратить время, обманывать при этом и себя, и окружающих? А то, что мне не полагалось общаги, — просто так сложилась судьба.

— Защитишь кандидатскую, и тебе повысят зарплату, — сыпались из подруги доводы. — Ну что молчишь? Скажи хоть что-нибудь!

— Спасибо партии родной за трехгодичный выходной!

— То есть будешь продолжать резать правду-матку, — прекратила уговаривать меня Танька. — Хотя тебе хорошо, — издевательски протянула она, — ты определилась в жизни, тренируешься, гармонию с окружающим миром в боевых стойках поверяешь!

В чем-то вредная девица была права. Я и впрямь любила тренироваться на природе. Бывало пройдешь по аллее — вдохнешь воздух полной грудью, махнешь шестом… А мыши — тут как тут. Усядутся на безопасном расстоянии и замрут минут на десять — пятнадцать. Мне они ни капли не мешали; наоборот, было приятно ощущать рядом с собой бесхитростного зрителя… Вот только круг моих интересов сводился не к одним мышам.

— Ты собралась всю жизнь дружить с грызунами? — наступила соседка на больную мозоль.

— Танька, остынь, — поморщилась я. — Не убежит от меня аспирантура! Захочу — поступлю; с кафедрой я отношений не портила, линейной алгеброй и аналитической геометрией исправно первокурсникам мозги пудрю.

— Как знаешь. — Аспирантка, скептически хмыкнув, сменила тему. — Сколько раз говорила: тебе надо осветлиться. Женщина прежде всего должна…

Я слушала соседку и улыбалась: во-первых, была уверена в том, что моим серым глазам подходит именно мой, темно-русый цвет. А во-вторых, я никому ничего не была должна.

Мы еще немного посидели, поболтали о разных пустяках и разошлись. Аспирантка — на работу, а я — собираться на тренировку и думать о будущем.

* * *

«Вот что я точно умею, — думала я, натягивая на себя спортивные штаны, — так это жечь мосты».

После третьего курса, разойдясь с научным руководителем, я взяла академический отпуск и отправилась в Поднебесную: изучать ушу. Под предлогом наречения новым именем — китайская традиция! — мастер окрестил меня «Лиса», что на русский переводилось: «Полная очарования». Имя мне польстило; за год, проведенный в Китае, я к нему привыкла и, вернувшись в Москву, потребовала, чтобы меня называли по-новому. Поначалу меня не воспринимали всерьез; но уже через год никто не звал меня именем, данным родителями. Только потом, напоминая всем и каждому, что ударение надо ставить на первом слоге, а не на втором, я поняла, как же была не права с именем! И, вероятно, по жизни: говорят, имя влияет на судьбу.

— Тук-тук-тук!