Коньяк на дубовой коре

В доме стояла тишина. Сестры ушли. Бабушка спала. Оказалось, что вернулась из школы тетя Маша.

Она сидела за кухонным столом, обложившись листочками, тетрадями и записочками, и сверяла записи, тыкая пальцем из одной писульки в другую.

— Так, замочить кору на 15–20 минут в горячей воде… Из сахара — карамельный сироп… — Тетя Маша заметила Асю: — Девки опять заставили посуду мыть?

Ася не знала, что ответить. Врать вроде как нехорошо, но, если сказать правду, сестрам влетит, а потом влетит ей от сестер. Пока она раздумывала, тетя догадалась сама.

— В карты проиграла? Они никогда кастрюли не вымоют.

— И карты в отбой скидывают!

Сестры и правда всегда торопились и оставляли грязные кастрюли на плите, как будто не заметили. Но тетя Маша была занята записочками и снова склонила к ним свою завитую барашком голову.

— Месяц в тепле… отфильтровать… месяц в темноте… так… Насыщенный коричневый цвет и ярко выраженный аромат!

— Это что? — поинтересовалась Ася. — Рецепт?

— Коньяк! — довольно ответила тетя Маша и принялась складывать бумажки в одну стопку. — Домашний коньяк на дубовой коре. Из самогона. Надо у Дубининых литров двадцать заказать. На все дни рождения до самого Нового года хватит! Кто делал, говорят, от настоящего не отличить. Может, продадим еще.

Она взяла сумку и достала из нее крошечный кошелек.

— Сходи в аптеку, возьми там… — Тетя завозилась, отсчитывая монетки.

— В аптеке же нет ничего, — возразила Ася.

— Трава всегда есть, — ответила тетя и высыпала деньги Асе в ладошку. — Две пачки дубовой коры.

— И хлеба нет, — напомнила Ася.

— Возьми тогда еще. — Снова возник кошелечек. Тетя достала оттуда единственную бумажку. — Смотри, чтоб вчерашний не подсунули.

— Маня, ты пришла? — донесся скрипучий бабушкин голос.

— Пришла! — крикнула в ответ тетя.

— Обутки надеть помоги! Девки-то, заразы, смылись до вечера шариться!

Тетя ушла помогать бабушке, а Ася достала из шкафа матерчатую сумку и выбежала во двор.

Наперегонки

Аптека и магазин были рядом. Можно доехать по своей улице, но можно дать круг по главной дороге. По своей — ближе, но гонщики, скорее всего, сидят возле остановки у мостика. После обеда они собираются в овраге, а если печет солнце — прячутся под мост, очень удобно. И гонять по главной дороге удобнее, она покрыта хоть и побитым, но все же асфальтом, а улица, где стоит дом тети, засыпана гравийкой, и велосипед кряхтит «хрым-хрым-хрым-хрым», подскакивая на крупных камнях.

Ася прикрепила сумку к багажнику, вывела велосипед за калитку, выехала на площадь перед мостиком и затормозила. Спустила одну ногу и вытянула голову, высматривая гонщиков. Тихо и пусто.

— Эй, вы здесь? — позвала Ася и задержала дыхание, прислушиваясь. Только шум ветра и шорох песка, змеящегося по земле. — Ну, я погнала, — на всякий случай предупредила она в пустоту.

Ну и ладно, без них тоже хорошо. Она глубоко вздохнула от предвкушения скорости. Оттолкнулась и разогналась за секунды.

Песчаная обочина у дороги — ровная, гладкая. Велосипед несется, как будто летит, — ни камушков, ни колеи. Ася набиралась смелости оторвать руки от руля. Так может Лена — раскинуть руки и нестись, запрокинув голову, и не падать! Ася попробовала отпустить руль, но переднее колесо мгновенно повело в канаву справа, и Ася судорожно схватилась за резиновые рукоятки и выровняла велосипед как раз в тот момент, когда сзади раздался протяжный свист. Гонщики!

Пока Ася разгонялась, не услышала, что они выскочили из-под моста и нагоняют ее. Двое мальчишек и одна мелкая девчонка на двух велосипедах. Девчонка сидит пассажиром на багажнике, но этот велосипед не отстает, а, наоборот, гонит впереди.

— Давай-давай-давай-давай! — Они закричали, засвистели, и Ася вытянулась в струнку и закрутила педали что было сил, однако правая нога сорвалась, и велосипед опять повело. Ася выровняла руль, но потеряла время — мальчики догоняли.

— Мишка, давай! — крикнули из-за спины.

Как зовут гонщиков, Ася не знала и сейчас не понимала, кто из них Мишка. Они уже поравнялись с памятником Ленину, он стоял посреди заросшего полынью огромного пустыря, огороженного забором. В конце забора гоночная трасса заканчивалась, и туда Ася еще ни разу не приехала первой.

Она всем сердцем, которое, казалось, вот-вот выскочит и полетит впереди велосипеда, потянулась к уголку забора и закрутила педали сильнее, но все же… сердце вернулось на место и заколотилось — от страха. От того, что Асю несло на огромной скорости, которой она уже не управляла, от явственного ощущения, что, потеряй она руль, она выскочит прямо в канаву или со всей силы ударится об один из бетонных столбов, маячивших впереди. И она перестала крутить педали, и сила, несшая ее вперед, стала слабеть, слабеть. И вот один из велосипедов поравнялся с ней, вот обошел ее на колесо. И вот конец забора, и ее соперники притормаживают и останавливаются, и она тоже — не доезжая до них. Страх наконец уходит, но появляется досада на себя.

«Вз-з-з-з-зж» — раздался из-за спины рев мотоцикла.

— Эй, шпана, а ну я вам! — рявкнул мужской голос, перекрикивая рев мотоцикла. Дядя Ерболат, сосед по улице, притормозил между Асей и гонщиками, кричал и даже потряс кулаком в воздухе: — Чё творите? Бошки поразбиваете! Больница не работает! — Он отпустил тормоз, и мотоцикл уехал.

Гонщики спешились и, хитро улыбаясь, смотрели на Асю. Ася впервые рассмотрела их внимательно: обычно они, обозвав ее, сразу уезжали. Велосипеды были обычные, старые, как у Аси, так что дело не в них — отметила она про себя. Оба гонщика были на голову выше Аси, а пассажирка на багажнике — совсем маленькая. Мальчики загорелые, в мятых футболках и линялых шортах. Девчонка — в бело-голубом китайском платье с крылышками.

— Дура? — сказал старший с еле заметной вопросительной интонацией, словно уточнял у Аси, дура ли она.

— Сами идиоты? — ответила она так же.

— Ну давай тогда, — сказал старший и развернул велосипед с пассажиркой на багажнике.

Они поехали обратно к мостику. А Ася подумала, что в первый раз они обозвали друг друга не зло, а как добрые знакомые. Она не стала забираться на велик, а повела его за руль, в крутую горку, на вершине которой стоял магазин с вывеской «На горке».

На горке

У входа в магазин, у тюлевой занавески, стояла и курила продавщица Галя.

— Что, опять обогнали? — спросила она и выпустила семь колечек дыма.

Ася засмотрелась на колечки и забыла ответить. Хотя что отвечать, и так ясно. Она отодвинула серый тюль и вошла в магазин.

— Жизнь — штука такая, — продолжала Галя, хотя слушательница покинула ее, — сегодня проиграешь, завтра — выиграешь. Хотя проигрываешь чаще. Непросто все, короче.

Ася стояла у поддонов с серым хлебом, ждала и смотрела на продавщицу сквозь тюль. Даже через него Галя не казалась симпатичной.

— Страшна-то кака, бедна девка! — говорила бабушка, когда Галя проходила мимо дома тети. — В ранешнее-то время при семье была б, а сейчас… Наши-то ничё, бравиньки, хоть и хабалки.

Галя докурила сигарету, взяла с перил баночку из-под консервов и долго вминала в нее бычок. Потом вошла в магазин и, поправляя резинку на жидком хвостике, нагнулась и прошла под прилавком. И — р-раз! — появилась по ту сторону с кружевным чепчиком на голове.

— Что желаете, мадам?

— Хлеб свежий? — строго спросила Ася.

Галя закатила глаза.

— Откуда в заду алмазы в субботу вечером? Вчера утром привезли, и до понедельника уже не будет.

Ася сдулась и протянула Гале деньги:

— Ну ладно, давайте четыре.

— Тете привет передавай, — говорила Галя, отсчитывая мелочь на сдачу. — Скажи, Наташка поступила куда хотела. Самый высокий балл по математике на потоке. Что б мы без Марии Петровны делали.

Галя высыпала Асе в ладошку горсть мелочи.

— И передай еще, что в понедельник сахар завезут. Камнями, но дешевый. Для варенья сойдет.

Ответив «ага» и «угу», Ася запихнула буханки в сумку, мгновенно забыв о каменном сахаре и высоком балле. Уже наступил вечер. Не закрылась бы аптека.

В больнице заколочены окна, и, честно говоря, ездить рядом Ася побаивается, хоть главная дверь и приоткрыта — в приемной дежурит фельдшер. Чтобы попасть в аптеку, нужно проехать через больничный сад, усаженный ранетками-дичками. Яблочки размером с ноготь есть невозможно — гадость, но, когда ударят первые морозы, кожица на них сморщится и станет красной, и вот тогда сами яблочки станут мягкими и кислыми. Можно обрывать их и есть горстями. Ася старалась думать о приятной кислоте ранеток и не смотреть на страшные заколоченные окна.

Ася так торопилась, что срывались ноги с педалей. Аптекарша уже собиралась домой, надевала уличные туфли вместо шлепанцев.

— Сауле Жанатовна, подождите, меня тетя прислала! — задыхаясь, воскликнула Ася с порога.

— Конечно-конечно, — ответила аптекарша. — Что тете нужно? Заболел кто-то? У меня и нет ничего особо.

— Нет, мы будем делать коньяк из самогона, и нам нужно две пачки дубовой коры! — выпалила Ася.