— Если взять пару, заметит, как думаешь? — спросила Ася.

Бабка прошла из кухни в спальню, и девочки сделали вид, что поднимают хрусталь, вытирают пыль. Хозяйка попросила тетю Машу протереть подоконники по второму разу и утопала на веранду, из окна было видно, что она прошла в огород.

Лена достала коробку с конфетами и открыла крышку. Пленку соседка зачем-то сняла. Серединка крышки была прозрачная, но по углам конфеты были закрыты.

— Можно по бокам взять.

Ася протянула руку к правому верхнему углу, где в ячейке спал бело-коричневый морской конек. Шоколад был теплый, разогрелся от жаркого воздуха и мгновенно начал таять на пальцах.

— Про-о-о-шка! — раздался голос хозяйки с веранды, она звала своего кота.

От неожиданности Ася вздрогнула, конек выскользнул, шлепнулся на пол, превратившись в бесформенный шмяк.

— Убирай, убирай быстро! — зашептала Лена, закрывая коробку. Она прихлопнула крышку и поставила конфеты миллиметр в миллиметр туда, где они стояли раньше, — бабка замечала малейшее передвижение ее вещей.

Ася забегала по залу: чем убрать шоколадное пятно? И не придумала ничего лучше, как собрать его в ладонь. Конек превратился в жижу. Пятно стало еще больше. Хорошо, что ковер скатали перед уборкой. Ася собрала, сколько могла, расплавленный шоколад и метнулась на кухню — полоскать руки в ведре. С ведром она пришла в зал. Шаги Майерихи раздались в прихожей. Лена встала на шоколад, закрывая его подошвой.

Бабка вошла в зал и подозрительно оглядела Лену (та делала вид, что протирает полку, изогнувшись в странной позе), заглянула в спальню и дала еще пару наставлений, как мыть окно, потом ушла — в огород. Ася вернулась с тряпкой, и вдвоем с сестрой они отмыли и ногу Лены, и пятно на полу.

— Заметит, как думаешь? — с тоской о потерянной конфете спросила Ася.

— Конечно, заметит, — фыркнула Лена. — Если не помрет быстрее, чем соберется съесть.

— Эх, — вздохнула Ася.

Больше гнева Майерихи она боялась, что от их выходки огорчится тетя Маша. Лена, видимо, думала о том же самом.

Вернулась Ира. Уборку в восемь рук, хоть и с постоянными бабкиными подсказками, закончили быстро. Вытащили тряпки, ведра на веранду. Ася тащила любимую швабру. Пока девочки обувались на крыльце, соседка достала из матерчатого кошелечка две смятые бумажки по пять марок и отдала их тете Маше. Тетя Маша поблагодарила, бабка — нет.

Обеденный чай и снова коньяк

Дома тетя Маша завела тесто из двух яиц, воды и муки. Жарила на сковородке огромные лепешки. Ели со сметаной и вареньем, пили чай. Даже бабушка не ворчала — так было вкусно. Таню уже не звали за стол. Ася отнесла тарелку и кружку и поставила на стол у кровати. Посидела с сестрой минутку, погладила по плечу. Та лежала лицом к стене и, не оборачиваясь, погладила руку Аси в ответ. Она переоделась в свой домашний халат — голубой с белыми ромашками, застиранный и выцветший, и от этого казалась еще грустнее.

После обеда бабушка ушла к себе вздремнуть, но несколько минут бурчала из своей комнаты:

— И чово учацца в институтах этих… Глупось одна…

— Но мама же училась в институте. И ты. И дядя Ваня, — сказала Ася тете Маше.

— Ай. — Тетя махнула рукой.

Под бабушкино бурчание Лена и Ира быстро помыли посуду (еще не отпрашивались на вечернюю дискотеку) и скорее, пока тетя Маша не попросила прополоть грядки, смотались за котельную.

Тетя Маша принесла тарелки с высушенной дубовой корой. Потом отмерила воду в ковшик и поставила его на огонь. Когда вода закипела, добавляла сахар, все время помешивая, и сделала сироп. Ася крутилась рядом. Тетя Маша поставила ковшик с готовым сиропом на стол. Ася помешивала его ложкой, и, когда поднимала ее, за ложкой тянулась коричневая сладость. Она пахла карамельками.

Потом тетя Маша начала готовить банки. Туда она поровну отсыпала дубовой коры, головки гвоздик, кинула молотого мускатного ореха и немного кориандра.

Гвоздика была завернута в газету. Ася взяла одну гвоздичку, раскусила — противно. Выплюнула в ладошку и выбросила в помойное ведро. Потом принялась рассматривать пакетики мускатного ореха и кориандра. Читала описания, залезала пальцем в пакетики, нюхала, пробовала и опять кривилась.

— Теть Маш, у ореха и кориандра тоже срок годности закончился.

— Да? — Тетя взяла оба засаленных пакетика. Края у них были истрепаны. — И правда вышел. — Она попробовала и то и другое. — Ладно, все равно другие сейчас не найдем.

Она в последний раз сверилась с рецептом, добавила карамель и отнесла все в предбанник — так называли комнату, в которой были двери в ванную и туалет. Там уже была расстелена на полу чистая простыня. Тетя Маша поставила обе банки на простыню и принялась переливать в них самогон. Он был в полуторалитровых пластиковых бутылках. Ася отошла подальше: очень уж невыносимо пахло.

Тетя Маша распределила самогон на глаз, попросила у Аси:

— Шумовку принеси.

Ася принесла шумовку и, отойдя подальше, смотрела, как тетя перемешивает содержимое. Потом они замотали банки полиэтиленовыми пакетами, перевязали сверху веревочками и накрыли полотенцами.

— Завтра будет готово? — спросила Ася.

Тетя рассмеялась:

— Нет, конечно. Через полтора месяца.

Ася прикинула — почти в конце лета!

— Как раз к Таниному дню рождения? — спросила она.

Тетя поджала губы и стала убирать пустые бутылки.

Как готовились к дискотеке

Ира и Лена вернулись с прогулки и, когда тетя Маша сказала им прополоть грядки, поплелись в огород. Ася ушла к Тане, легла на соседнюю кровать и читала вслух «Капитана Врунгеля».

Капитан шел по морю на своей «Беде». Трепетали паруса, ветер обдувал лицо, и никакая жара была не страшна. Когда яхта ухала с высокой волны, соленые брызги летели в лицо и на голые руки. На камбузе сестры мыли посуду, а на носу корабля, подобно морской деве, стоял и смотрел вдаль раздувшийся Премерзкий.

Через час вспотевшие и красные от жары сестры вернулись с прополки. Они отпросились на дискотеку.

— А я-то думаю, что вы такие послушные, — рассмеялась тетя.

Получив разрешение, Ира и Лена принялись готовиться к выходу в свет: натаскали воды, нагрели ее в двух ведрах, помыли волосы, высушили их полотенцем и вышли на солнце: болтали головами вниз-вверх и туда-обратно — чтобы были пышнее.

Потом втихушку вытащили из туалетного столика тети тушь и тени. Обычно на дискотеку их красила Таня. Но сейчас на просьбу она коротко ответила:

— Отстаньте.

Сестры не расстроились:

— Давай на Аське попробуем!

Аську не спросили, но она была не против и дала себя накрасить. Ее усадили на табуретку посреди детской. Сестры крутились вокруг. Напудрили лицо, и оно стало странным, будто неживым, но веснушки все равно выглядывали. Ася водила по щекам и лбу кончиками пальцев, и пальцы скользили — гладко.

Потом сестры приказали Асе закрыть глаза и красили веки. Тени для век были в отдельной круглой коробочке, коричневые и темно-зеленые. Кисточки касались век, шуршали и покалывали. Потом ее попросили открыть глаза и посмотреть вверх, и Ира, наклонившись близко-близко к лицу Аси, водила кисточкой по нижнему веку, прямо под ресницами. Было щекотно, и кроме кисточки лицо щекотало дыхание Иры, и Ася часто моргала, и Ира приказывала не моргать, но Ася все равно моргала и бесила Иру.

Потом красили ресницы. Тушь была старая, в прямоугольной коробочке и с такой же прямоугольной кисточкой.

— Эх, засохла совсем, — сокрушалась Лена.

— Кипятком ее, может?

— Поплюйте и разотрите, — буркнула Таня. Она повернулась к сестрам и смотрела на сборы.

Поплевали, растерли. Потом еще. Оглядывались на Таню. Тушь не поддавалась. Подогрели чайник и разбавили кипятком. Пока возились с тушью, Ася сбегала в прихожку и посмотрела на себя в зеркале: бледное лицо и коричневые круги вокруг глаз. Тени уходили в стороны стрелками, от них лицо казалось хитрым, как у лисицы.

Когда наконец размочили тушь, вернули Асю на табуретку в детской. Сначала велели закрыть глаза и трогали кисточкой верхние ресницы. Ресницы становились мокрыми, тяжелыми. Потом сказали открыть глаза и смотреть в потолок. Ася с трудом подняла веки. Когда тушь подсохла, моргать стало легче, но все равно ресницы превратились в маленькие бревнышки, и Ася с трудом разлепляла веки.

— Я моргать не могу, — пожаловалась Ася.

— Моргай через раз, — посоветовала Лена.

Взяли румяна — еще одна прямоугольная коробочка, только румян почти не осталось, по краям замерла темно-бордовая краска. Кисточки для румян не нашлось, поэтому Лена повозила по румянам пальцами и потом прямо пальцами стала красить щеки Аси.

— Разотри получше, а то как матрешка, — советовала Ира.

Лена растерла, и щеки стали гореть.

— Ай, больно уже, — сказала Ася.

— Ладно, всё, — ответила Лена.

Они с Ирой встали над младшей сестрой и разглядывали свою работу.

— Вроде ничего.

— Ага.

— Только стрелки мне такие большие не надо, покороче.

— Ладно.

В дверях возникла бабушка. Она оглядела комнату — к чему бы прицепиться. Выбирать долго не пришлось.