ГЛАВА 10

Ада

Уже неделю в этом кошмарном месте, бедные бабушка с дедушкой носятся со мной, как курица с яйцом, со всем уже измотались. Никогда не прощу себе эту слабость.

— Это всё твои голодовки…

— Бабуль, но ты, же сама знаешь, что это было в прошлом. Сейчас я уже всё кушаю, — кидаю взгляд на целый ряд препаратов, от одних фирменных названий понятно, что они стоят баснословных денег. — Откуда все эти дорогие лекарства?

— Врач сказал, что нам как малообеспеченной семье полагается сумма на лечение.

— Да? А ничего, что вот эти витамины стоят пять тысяч рублей?

— Ада, прошу, не терзай сердце старикам. Ты же наша последняя кровинка, вставай на ноги и возвращайся в университет.

— Представляю, как я отстала, — ворчала я, не скрывая плохого настроения.

— Не бери в голову, главное здоровье…

— Бабушка, а кто привёз меня сюда? Ничего не помню!

— Ой, кто-то из твоих однокурсников! Ты зубы не заговаривай, привстань немного и поешь котлеток домашних, — настояла она на своём.

— Бабуль, меня уже покормили, — напоминаю ей, и в этот момент дверь палаты открывается, и я вижу Машу. Чёртова предательница, его новая зверушка.

— Привет! Я принесла тебе апельсинов!

— Ладно, девочки, вы пока поболтайте, а я с врачом переговорю, — оставляет нас бабушка, а я не хочу смотреть в её сторону.

— Обижаешься? Ада, ну прости… Он такой красивый, влюбились в него без оглядки.

— Можешь и дальше лизать яйца своему Цареву, мне вообще параллельно, — хочу отвернуться, как она произносит следующее, да я чуть не упала с кровати.

— Зря ты так с ним. Ведь это Антон отвёз тебя в больницу. Взял на руки, как свою малышку и помчался спасать.

— Нет… Я не верю тебе!

— Ой, да брось. Конечно, же, ты рада, скажешь тоже. Понятно, что ты нервно дышишь к нему, — садится на край кровати, от чего вызывает целую бурю эмоций.

— Может ты, и сохнешь по своему господину, а я плевать на него хотела.

— Ну-ну, он всё равно добьётся своего.

— Чего своего? — переспрашиваю у неё.

— Ты станешь его зверушкой, и добровольно пойдёшь в этот гарем, и ради его ласки будешь делать всё, что потребуется… Спать с другими, продавать своё тело, — она говорила настолько омерзительные вещи, что меня сейчас стошнит.

— Хватит. Ноги моей не будет там, а теперь уходи.

— Ой, нос задрала, как будто особенная! Запомни, мы его игрушки, а он наш кукловод, — хлопает дверью, а у меня по щеке скатывается слеза, на жалость его, видите ли, пробило, а когда хотел трахнуть в том туалете не думал своей головой?

* * *

В воскресение, я благополучно собирала свои вещи, чтобы вернуться домой, как услышала голос врача в коридоре.

— Да, всё, что вы просили. Конечно, я знаю, что будет, если ослушаюсь. До свидания, Антон! — не ожидал врач меня увидеть, и с ошарашенным лицом убрал мобильный телефон.

— Это Царев дал деньги на лечение? — пребываю в жуткой ярости.

— Ада…

— Вы же сказали, что нам их выдало государство? — Обида задушила настолько сильно, что Маша была права и все в этом городе зависят от этого козла.

— Мне пришлось солгать, потому что он так сказал. Понимаете, эту больницу я строил всю свою жизнь, а Царёвы они могут запросто превратить её в бордель.

— Не продолжайте… Я сыта по горло этой фамилией.

Забираю свой рюкзак, и хочу разорвать Антона на куски, да лучше умереть, но не принимать эти жалкие подачки. Иду пешком по мокрому тротуару, где же может находиться наш мальчик? Ну, конечно в своём любимом зверинце. Никогда не забуду этот адрес, подхожу к знакомым воротам, и кидаю камень в окно, стёкла разбиваются, отлично… Хочу уже бросить второй булыжник, как открываются ворота и меня хватают за волосы двое охранников.

— Ты соображаешь, что творишь пустоголовая курица?

— Отпустите, ненавижу вас всех.

— Отведи её к Царёву, пусть сам решает, что с ней делать, — подводят к входной двери, а потом заталкивают в дом. Скользкий пол, и я случайно падаю… Вижу этого гада, сидящего на ступеньках лестницы. Его голый торс слишком сильно отвлекает внимание, уже забыла, что пришла ругаться.

— Успокоилась? — его чуть осипший голос будоражит мою кровь.

— Зачем ты сделал это?

Он покидает своё место и направляется ко мне. Поднимает меня за капюшон и обжигает кожу своим дыханием, которое пропитано алкоголем.

— А как же ещё заставить унижаться зверушку? Дура… Гребаная анорексичка! — приближает свои губы, он будто забрал весь кислород.

— Тебе не понять…

— Что твоя попка была слишком большая, и ты решила как все пустоголовые бабы похудеть? — когда он так смотрит, я готова разбить его морду.

— Какая же ты мразь… Сколько ты заплатил?

— Много, не переживай… Отработаешь ротиком, — он так дышит, и я сама пьянею от его жадных глаз… — Давай, Ада, открой его.

— Хочешь, минет? Да подавись… — делаю так, как он говорит, словно под гипнозом, а он подносит бутылку, и льёт на губы виски.

— Пей, сучка!

— Горько! — сморщила лицо.

— Чувствуешь, как обжигает? Теперь ты в моих руках, Ада! — Его язык проходится по нижней губе, и я слышала, как сердце просит этой ласки.

— Ненавижу!

— Я-то как тебя презираю, — его губы набросились с такой силой, а руки принялись снимать мою юбку, а потом блузку.

— Нет, я не хочу, — возразила этому подлецу.

— Стоять! — мгновенно стягивает трусики, и касается пальцами моей промежности. — Ада, ты моя любимая зверушка. Сладкая зверушка!

Опускается вниз, и принимается ласкать мою киску.

— О боже… Не надо! — забыла я, как дышать.

— Сейчас ты узнаешь, на что способен мой язык. Кончишь, а я буду слизывать весь твой сок!

— Остановись. Не прикасайся ко мне, я не твоя! — брыкалась, а он не отрывался, лишь ускорился. Его движения слишком напористые, представляю, какой он мастер извращения и похоти. Щекочет бутон, так будто сразу находит нужную точку.

— Скажи, что станешь моей зверушкой. Скажи…

— Нет!

— Тогда ты не выйдешь отсюда, — снова проявил он насилие.

— О Господи! Я сейчас снова, — кончаю, а этот гад ухмыляется и допивает остатки виски.

— Ты жалкая шлюха, Ада… Никуда не денешься от своего господина!

Антон

Звезды, что они рисуют сегодня на небе? Порой я смотрю на них и завидую, ведь эти маленькие огоньки, словно родственные души, которые обрели долгожданное спокойствие. И пусть все думают, что я сумасшедший, который вместо того, чтобы сидеть дома в тепле, сижу на крыше и смотрю в телескоп. Вот еще одна медведица, счастливое доброе семейство. В руке, недопитая бутылка виски, сегодня годовщина бабушки. Это её гнездышко, маленький хрупкий домик, но с таким большим сердцем. В каждом уголке, в каждой комнате слышится веселый смех двух детей Греты и Антона. А еще эти вечные нравоучения, что я снова плохо решил задачу по математике. Одинокая слеза, скатывается по небритой щеке, в какую же сволочь ты превратился Антон. И как ни крути, кроме Мии у тебя никого нет в этом чертовски тяжелом мире со своими нравами и жестокими порядками. А ещё там внезапно появилась одна девчонка. Хулиганка с голубыми глазами и почему я постоянно думаю о ней? Бывает так, что ночами в своих снах рисую ее образ. Прогремела гроза и пошёл сильный дождь, а я будто прирос к крыше, если бы Мии не было в моей жизни, я бы давно взял свой любимый нож и перерезал себе горло, и просто отправился к своим родным. Но пока сердечко девочки бьётся, я буду бороться.

— Антош, ты же простудишься, — слышу до боли знакомый голос. Подскакиваю, и вижу сонную малышку.

— А ну быстро домой! — ругаюсь на неё, и понимаю, что не должен давать слабинку, для неё я всегда буду сильным Антоном.

— Мне грустно, когда ты плачешь, — искренне сказала она.

— Нет. Это просто капли дождя!

— Тебе одиноко. Поэтому ты грустишь! — заметила она, точно попадая в цель.

— Так я кого-то сейчас укушу. А ещё лучше возьму ремень. Как ты могла подумать, что мне тоскливо, я счастлив. И да, Мия, пока мы с тобой упражняемся в остроумии, мы реально можем подхватить простуду, быстро домой, — беру её на руки, никакого тепла не нужно, она моё личное весеннее солнце.

В ней словно живут две маленькие души Греты и мамы. Как же я хочу, чтобы она выросла и стала счастливой за нас всех. Клянусь, всё бы отдал, только бы она не узнала, что в мире есть коварство, и боль, которая наводит на страшные мысли. Преступление — самый страшный грех, но власть и деньги заслоняют разум настолько, что можно пойти против своего близкого человека. Да, возможно, я буду скотиной, и в аду мне лично забронируют место, но я хочу убить своего отца, который принёс в наш дом яд, и сначала угостил маму, а потом передал сестре. И за что судьба даёт счастье таким ублюдкам, которые не заслуживают этого. Мои философские мысли не дают покоя. Так и не сомкнул глаз до самого утра, всё любовался нежным личиком Мии. На первом этаже заскрипела дверь, скорее всего эта Снежана пришла. Легонько, словно пёрышко оставляю долгожданный поцелуй на щеке своей девочки, от чего она морщит носик и просыпается.

— Пора есть кашу. Ты пока иди, умывай свои глазки, а я приготовлю завтрак, — оставляю ее на втором этаже, как внизу встречаюсь со Снежаной.