— Здоровско! Давай уже есть.

— Да ты же не ешь?

— Ты все перепутал — я не готовлю. А съесть — всегда пожалуйста. Или тебе для меня омлета жалко?

— Для тебя — ничего не жалко.

— То-то же.

Они с чувством съели омлет. Уже по собственной инициативе он обследовал морозилку и выловил оттуда кусок какой-то рыбы. Мясо тоже было, но размораживать его долго, а рыбе необязательно до конца оттаивать — он чувствовал, что на одном омлете не протянет.

— Слушай, а вдруг ты повар? — спросила Киви, дожевывая кусок хлеба, которым до блеска вытерла тарелку.

— Все может быть. Давай ты съездишь в «Гусарскую балладу» и заберешь мою куртку, а я приготовлю обед?

— Во-первых: мы не знаем, где эта «Баллада». Во-вторых: очень надо мне утруждаться. И что я там скажу? Здравствуйте, я ваша тетя? В-третьих…

— Ты скажешь: «Мой муж (на слове «муж» Киви нервно дернулась) вчера тут перебрал и забыл куртку». Предъявишь номерок. Я бы сам съездил, но в чем я поеду? На улице же холодно.

— Все равно мы не знаем, где это.

— Это верно…

Они помолчали. Какая-то мысль зашевелилась у него в голове. Можно же… как это называется…

— Послушай, а нет этого, как его… компьютера? Интернета?

— Компьютер? Компьютер-то есть. И Интернет есть. Слушай, а ты не придуриваешься, а? Если ты ничего не помнишь, откуда ты знаешь про интернет? И как омлет делать? И про «Матрицу»?

— Да не придуриваюсь я, как ты выражаешься. Я про себя ни хрена не помню! Про себя! А все остальное — пожалуйста: семью восемь — пятьдесят шесть, Волга впадает в Каспийское море, лошади кушают овес.

— Ну ладно, извини. Давай попробуем влезть в Сеть. Только я все равно не поеду. Пошли.

Они перебрались в комнату — не ту, где он спал на диване, а в другую, где тоже было полно книг и загадочных картин. Художница она, что ли, Наполеон-то? Или этот, как его? Пифагор! Киви включила компьютер, он уселся перед монитором. Ему было так привычно прикасаться к клавишам компьютера, и в Сети чувствовал себя как дома. Может, он и правда — хакер? После недолгих манипуляций экран высветил длинный перечень всяческих «Гусарских баллад», большая часть которых имела отношение к фильму Рязанова.

— О, нашел! Смотри-ка: «Гусарская баллада» — ресторан на Полянке. Открыт ежедневно с двенадцати дня до четырех утра. Бизнес-ланчи, обеды, ужины. «У нас вы можете попробовать фирменные гусарские блюда: судак а-ля Денис Давыдов, мясо по-походному, жжёнка…»

— Попробовать только, а съесть не дадут, что ли? А что это — жжёнка?

— Напиток такой типа пунша, — ответил он. — Ёрш вообще-то. Коньяк, шампанское, мускат какой-нибудь, еще фрукты и жжёный сахар. Кусковой сахар кладут на специальную решетку, обливают коньяком и поджигают. Горит синим пламенем. Сахар карамелизуется и стекает в напиток. Очень весело. А гусары, которые жжёнкой увлекались, клали сахар на скрещенные над котлом шпаги. Бронебойная вообще-то штука.

Киви внимательно на него смотрела:

— Слушай, ты даже не задумался, сразу ответил. Может, ты и правда повар?

— Понятия не имею. Ну что, съездишь, а? Ну, пожалуйста!

— Нет.

Киви так произнесла это «нет», что стало ясно — не поедет ни за что. Это было не просто нежелание «утруждаться», как она заявила, а что-то более сложное.

— Тогда найди мне что-нибудь вроде куртки.

Он представил, как будет выглядеть в этой куртке: в футболку он еле влез — мелковат этот загадочный Пифагор.

Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что они оба подскочили. Это был все тот же тайфун по имени Катерина. Она ворвалась с чемоданчиком, загнала всех обратно на кухню — там светлее. Тут же сбежались животные. Шариков путался в ногах и радостно лаял, кошка Гамлет чинно села в угол, укрыв хвостом лапки, последней пришла крыса Дуся и с ходу полезла к Киви на плечо.

— Ты моя радость!

И как это девушки могут сюсюкать со всякой… гадостью длиннохвостой?.. Кошка в своем углу зажмурилась от отвращения — она тоже этого не понимала.

— Ну как тут наш подкидыш? Ничего не вспомнил? — Слушая сбивчивые рассказы «подкидыша» про «Гусарскую балладу», Катерина доставала какие-то медицинские штучки, среди которых он с содроганием опознал шприц.

— Кать, а может так быть, что он только про себя ничего не помнит, а все остальное знает?

— Может. Частичная амнезия. Ну, товарищ беспамятный, давайте руку. Поздновато, конечно, но — что делать.

Она ловко взяла пробу крови из вены.

— Да, я тебе тут свитер привезла, рубашку, еще кое-что.

— Спасибо! Вот спасибо! Теперь я смогу съездить в эту «Балладу», будь она неладна.

— Это Кирилловы, что ли, рубашки? — спросила Киви.

— Да.

— Помирились?

— Не совсем. Но теперь есть повод, так что… Кстати, Поляков обещал посмотреть его пальчики и фотку, а потом сам заедет, когда сможет. Слушай, мне кажется, тебе одному не нужно туда идти, на Полянку. А вдруг они следят за рестораном — ждут, что ты вернешься за одеждой? Что там у тебя — куртка? А пиджак твой где? Похоже, изначально ты в пиджаке был.

Он посмотрел на Катерину и Киви. А ведь верно, пиджак-то где? Тоже там остался?

— А кто… они?

— Не знаю. Но ведь должны быть какие-то «они». Или — «он», или — «она». Не сам же ты… того.

— А может, он съел чего-нибудь?

— Ага, грибочков поел — и память отшибло. Не-ет, не так все просто.

Пока «товарищ беспамятный» ездил с Катериной на Полянку, Киви слонялась по квартире, не зная, чем заняться. Она нервничала из-за этой странной ситуации, в которой оказалась помимо своей воли. А если поездка ничего не даст? Если он так ничего и не вспомнит? Им же придется провести ночь вместе! То есть в одной квартире. А может, и не одну ночь… А из-за этих зверей даже дверь в комнату нельзя будет закрыть, иначе такой вой подымется! Ну, Наполеон! Только вернись — мало тебе не покажется. Нет, он, конечно, выглядит вполне приличным человеком, к тому же сам напуган. Вообще-то ей было даже жалко парня, но… Она предпочла бы жалеть его на безопасном расстоянии.

Киви вздохнула и огляделась по сторонам: она сидела в кресле под фикусом, а весь зоопарк расположился перед ней — Шариков на полу, Гамлет на диване, крыса на подоконнике. И все они смотрели на Киви.

— Эй, вы чего?

Шариков замолотил хвостом и ухмыльнулся, кошка зевнула, а крыса спрыгнула на пол.

— А ну — кыш! Я кому сказала! Пошли вон!

Крыса мгновенно дематериализовалась, Шариков потрусил к двери, неодобрительно покосившись на Киви, но кошка не сдвинулась с места, продолжая гипнотизировать ее своими желтыми глазами.

— Ну и чего ты пялишься? Думаешь, такая умная?

Кошка не шевельнулась, но словно бы пожала плечами.

— Ничего ты не понимаешь!

«Да что тут понимать-то? — словно бы говорила кошка. — Тут и понимать-то нечего. Струсила — так и скажи».

— Ничего я не струсила…


Это было странно, но все волнения Киви прекратились, как только человек, занимавший ее мысли, вернулся домой. Он был расстроен — ничего так и не вспомнилось, но пытался шутить над своим незавидным положением. Посидев минут десять в мрачном молчании, он отправился на кухню и приготовил замысловатый обед. Потом предложил посмотреть какое-нибудь кино, чтобы отвлечься. Перебрав кучу дисков, они наконец остановились на «Дживсе и Вустере» — «Матрицы» у Наполеона не нашлось. Оказалось, он даже не слышал о сериале, не говоря уж о книгах Вудхауза. Они до ночи хохотали над приключениями незадачливого Вустера, а потом разошлись по разным углам, причем кошка предпочла остаться в комнате с фикусом вместе с «подкидышем». Он долго не мог заснуть и с тоской глядел в полутьму — при тусклом свете уличного фонаря фикус казался каким-то странным существом, которое того и гляди вылезет из кадки и отправится в поход по квартире, помахивая жесткими глянцевыми листьями. Но потом замурлыкала притулившаяся в ногах кошка, и под тарахтенье ее «моторчика» он задремал…

— Тёма!

— Иду, мама, иду!

Он вскочил с дивана, стряхнув кошку, она возмущенно заорала, и он опомнился: он же не дома! Сердце колотилось как ненормальное. Мама? Боже мой! Мама! Это был ее голос! Он чувствовал, он все время чувствовал — кто-то ждет, беспокоится, кто-то зависит от него! Мама! Она же совсем беспомощная, а его нет который день!

— Что случилось? — Киви заглянула в комнату. — Она что, рожает?

— Кто? А, кошка. Нет. Я ее столкнул нечаянно.

— Эй, тебе плохо?

— Да.

— Что с тобой?

— Меня зовут Тёма. Артём.

— Ты что — вспомнил?

— Вспомнил. Лучше бы не вспоминал.

— Почему?

Ему сдавило горло: «Я не смогу, не смогу этого вынести — этих мыслей о маме! Господи, только представлю, как она… Нет, нет, нет! Не могу…» После того позорного обморока утром он держался весь день, стараясь не думать, что с ним будет, если он так ничего и не вспомнит. Просто отгонял эту мысль. Но сейчас… Когда он услышал мамин голос! Что будет с ней, если он ничего не вспомнит!

— Да что с тобой?

Он как мог объяснил.

— Слушай, перестань сейчас же. Не думай об этом.

— А о чем мне еще думать?