Евгения Райнеш

Спасение Эль

Пролог

Минуты, прилипая друг к другу, вытягиваются часами. Часы превращаются в дни. Дни, даже самые унылые и однообразные, в конце концов составляют месяцы. Месяцы сливаются в годы.

Плато фениров непроницаемой пеленой окружает чёрный дым. Парение то ослабевает, то усиливается. А когда оно прорывается взрывом, над плато вспыхивает красноватое зарево. Иногда настолько мощное, что его видно с любимого балкона королевы Тумалы в замке Шатовин.

Нэй, маленькая белокурая служанка, совершившая подъём на плато полгода назад, всегда помнила, что она оказалась здесь вместо нерасторопной девушки, угодившей в эпицентр такого взрыва. Нэй быстро выучилась определять, где прорвёт пространство, и куда прятаться, чтобы не попасть под огонь.

Обитатели Кальдеры — замка Великой Латницы — жили особыми приметами. Они, например, могли предугадывать появление гостей из межтенья по цвету воды в водоёме, заполнившему большой восточный кратер. Он назывался Голубое озеро, потому что обычно его гладь светилась оттенком ясного неба, но когда граница межтенья начинала колебаться, вода закипала и становилась серебристой.

Стоило глади подёрнуться серебром, как вскоре раскалёнными вулканическими бомбами рвалось пространство, а склоны отвесных скал прорезали потоки лавы. Пляж вокруг озера становился аспидно-чёрным, матово блестел сквозь смерчи «джиннов», поднимающихся над поверхностью. Береговой «бриз», вызывающий кашель, загонял обитателей Кальдеры в замок и заставлял закупоривать все окна, двери и щели.

Сначала Нэй не осмеливалась купаться в этом странном водоёме, но, глядя на других слуг, как-то раз осторожно вошла в его гладь и навсегда очаровалась тёплыми, пахнущими свежей синью водами. Старожилы замка Великой Латницы утверждали, что купание очень полезно — бережёт здоровье и предохраняет от сглаза.

Чуть южнее от Голубого озера находился единственный оазис, низина, укрытая бортами из чёрного базальта. В небольшом водоёме даже водилась рыба, а на северной его стороне били чистые горячие источники. Берег порос невысоким, но густым лесом, и Нэй сама видела, как по деревьям иногда скачут проворные белки с тощими метёлками-хвостами. Однажды ей показалось, что среди стволов мелькнула пятнистая спина оленя, но Нэй сомневалась. Скорее всего, она приняла желаемое за действительное. Очень уж хотелось верить, что жизнь на плато продолжается.

Лунь, главный управляющий Кальдеры, с завидным упорством пытался разбить в низине фруктовый сад и цветники. Он ещё помнил, что когда-то в Кальдере жили десятки латников, и всё было совсем не так, как сейчас. Но юная служанка не знала этого «когда-то» и не представляла плато фениров иным, без торжественной тишины запустения, которую слуги старались, но не могли преодолеть. Великая Латница почти не выходила из межтенья, и Кальдера без хозяйки так и не восстановила свой прежний облик, наполненный живыми голосами.

Сегодня ожидалась очередная посылка из Тумалы. Маленькая служанка поспешила на входную площадку, надеясь, что сможет заглянуть в покинутый ей мир, когда растают Врата. Ощутить незримые лучи тепла от оставленной внизу семьи. Она даже захватила с собой обед, чтобы расположиться недалеко от Врат, представляя, что они вместе — мама, папа и два брата — собрались вокруг большого стола. Старший наверняка, не обращая внимания на строгий взгляд отца, будет подтрунивать над младшим, а мама тихонько подкладывать в её тарелку самые вкусные кусочки мяса. Нэй представляла всё так наяву, когда открывался вход на плато, что обычная еда казалась ей во много раз вкуснее.

Маленькая служанка вздохнула с облегчением: она хорошо рассчитала время и не опоздала.

Врата и в самом деле открылись. Медленно и торжественно. Зазвучала музыка, серебряные колокольчики тонко вплетались в медь литавр. Ныли скрипки, подчёркивая неизбежность валторн. В мгновение ока выжженное плато наполнилось непривычными звуками.

Нэй окаменела на месте, раскрыв рот и судорожно сжав в руке узелок с обедом, про который она тут же и забыла. Вместе с музыкой из Врат появились празднично украшенные альфины. Их было много, очень много. Столько сразу Нэй в жизни не видела, и они сияли начищенными головными обручами, с которых свешивались гроздья серебряного плюмажа. Солнце, никогда не пробивавшееся сквозь бордово-пепельный смог на плато, вдруг засияло на яркой стали и золоте шпор.

В центре блестящей процессии высилась сама королева Вин, окружённая всадниками в белоснежных праздничных одеждах. Служанка впервые видела её вот так, наяву, почти близко. Но сразу узнала. По ауре беспрекословного могущества, по струящимся многослойным одеждам, по перстню, сверкающему на серебряной перчатке даже издалека так ярко, что глаза слезились.

Вин сидела под прозрачным балдахином из нитей призрачных пауков, небрежно свесив тонкое запястье через резную ручку кресла. Она притягивала все взгляды, а окружение будто исчезло, размылось чистыми водами её могущества.

Маленькая белокурая Нэй закрыла рот только, когда королеву осторожно сняли с альфина. Зачарованная зрелищем, не заметила, как к входной площадке плато на звуки музыки и блеск подтянулись другие слуги. Казалось, вся Кальдера собралась здесь, выстроившись в подобострастный полукруг. С одной стороны — обитатели замка Великой Латницы, с другой — гости из Шатовина.

Королева Вин чуть заметно махнула рукой, и затихли литавры. Только одинокая нежная скрипка осталась тонко звучать в наступившей тишине.

— Эль! — переливчатый голос королевы прозвучал как раскатистый гром. — Милая, ты нужна мне!

Она нисколько не сомневалась, что Латница явится на её зов. Но ничего не произошло.

— Где Великая Латница? — всё так же негромко спросила королева.

Слуги Кальдеры опустили глаза. Вин небрежно крутанула ослепительный перстень на раструбе перчатки.

***

— Эль! — маска на лице раскалилась, жгла огнём.

Печать королевского перстня властно, больно и грубо вытянула на ту сторону.

Непривычный шум ударил молнией в затылок. Разговаривали очень тихо, почти шелестели с уха на ухо, но голосов было слишком много для обычно молчаливого плато. Здесь всё такое резкое, сильное, неприятное. Она сглотнула вязкую слюну, в очередной раз привыкая к упавшей тьме.

— Это ради тебя и Тумалы, Эль…

Теперь она плохо различала голоса, да и не пыталась этого делать. Великая Латница отдалялась от мира Ойкумены, ей стало совсем неинтересно на этой стороне.

— О чём и кто ты?

Её голос тоже оказался каркающим, неприятным, прокатился спазмом, разрезая гортань.

— Я — королева Вин, — чья-то нежная прохладная ладонь опустилась на руку.

Пальцы трепетали как крылья бабочки, но даже это почти невесомое прикосновение отозвалось в Латнице ударом. Она одёрнула руку.

— Мы привезли тебе мужа, Эль.

— Мне не нужен муж, — сказала Латница. — И никакой Эль не нужен. И вообще никто.

Воцарилась пронзительная тишина. Она обрадовалась, что наконец-то её оставят в покое, и собралась вернуться. Нечего делать в этом мире, в котором отныне царит только вонючая тьма.

— Эль — твоё имя, — вдруг мягко произнёс голос. — Ты не помнишь?

— Да, — немного подумав, сказала она. — Меня так звали. Точно. Эль. Вспомнила. Только зачем? Имя, чтобы тебя звали. Я не хочу, чтобы меня звали. Уходите. Сказала же, мне никто не нужен.

— Ты помнишь Тумалу? Ей нужны латники, а тебе — тот, кто удержит на этой стороне. Иначе ты совсем уйдёшь.

Она не собиралась вникать в эти чужие проблемы.

— Оставьте меня! — выкрикнула Эль, и из межтенья полыхнуло жаром. Чего ей бояться, если за её спиной расправляют радужные крылья огненные фениры?

Она уловила какой-то сдавленный хрип и следом — тихий шорох.

— Отходим, — скомандовал кто-то, и сразу много ног зашаркали по обугленному плато.

— Моя королева, — тихо произнёс другой голос. Более грубый, явно мужской. — Мы не можем уйти и всё так оставить. Вспомните, что я вам говорил. Когда латников было много, они могли общаться между собой и со своим родом, со всеми дарнами. У Эль нет никого, а, значит, ничто не держит её на стороне Тумалы. Если она в один несчастный для всей Ойкумены день уйдёт в межтенье, мы лишимся последней Латницы в этом мире.

— Она слышит, — прошипела та, к которой обращались. — Она слышит, советник Яр, а вы говорите о ней так, словно её нет здесь.

— Да, — немного помолчав, ответил тот. — Слышит, но уже почти ничего не понимает. Я и не подозревал, что всё так плохо. Эль почти не осталось в нашем мире. Её разум уже там, а скоро уйдёт и тело. Посмотрите, какими прозрачными стали её черты.

— Мне кажется, я вижу сквозь неё всё, что происходит на той стороне плато, — ещё тише прозвучал женский голос.

Горько, с каким-то забытым для Эль оттенком. Кажется, в твёрдом мире это называлось сочувствием. Та, которая назвалась королевой, чуть не плакала и всё старалась прикоснуться своей ладонью-бабочкой к уродливой кисти Латницы.

Но Эль чувствовала, что кто-то именно с этим голосом сделал ей когда-то очень больно. Везде ложь. Скорее покинуть раздражающий гам. Скрыться в межтенье — всё, чего она желала.