Евгения Сафонова

Когда завтра настанет вновь

Спасибо Алисе Огневой за то, что в новой редакции эта книжка стала лучше и грустнее. Также адресую свою скромную и дерзкую благодарность маэстро Суэнвику, который помог мне увидеть Харлер в моих снах.

With humble and daring gratitude to maestro Swanwick, who helped me to saw Tharlear in my dreams.

— А правда, что перед смертью вся жизнь проходит перед глазами?

— Да, это правда, — ответил Смерть. — Этот процесс называется жизнь.

Терри Пратчетт, «Пятый элефант»

А ты знаешь, что только раз в жизни выпадает влюблённым день, когда всё им удаётся?

Е. Шварц, «Обыкновенное чудо»

У меня осталось совсем немного времени до того, как я исчезну из этого мира.

Впрочем, после всего, что мне пришлось пережить, это не столь высокая цена за то, чтобы у этой мрачной истории вышел вполне себе счастливый конец. Не сказать, что мне легко уходить, однако у меня была возможность смириться.

Я сижу, чувствуя под ладонями колкий тёплый песок; за спиной шепчется лес, белое солнце, клонясь к горизонту, наливается старым золотом, и прохлада озёрных волн ласкает мои босые ноги.

Я жду, глядя на воду, вспоминая все события, приведшие меня туда, где я оказалась теперь.

В такие минуты частенько вспоминаешь, с чего всё началось. Как там говорят — жизнь проносится перед глазами?..

Я могла бы начать эту историю с момента, как попадаю под колёса. Или с того, как один фейри впервые увидел мою мать в пригородном лесу — со встречи, что в итоге привела к моему рождению. С разговора, в котором меня известили, что для мироздания я уже сутки как мертва; со стражников или фейри, которые пытаются меня прикончить; с тёмного бога, улыбающегося в трикветре, нарисованном мной на сухой земле; с минуты, когда мятные глаза Питера впервые встретились с моими, когда мы оба ещё не подозревали, кем вскоре станем друг для друга.

И всё же для меня началась она в день, когда нам с братом сказали, что спустя день мы должны покинуть родной дом.

Тогда никто из нас не думал, что нам придётся искать убийцу по прозвищу Ликорис. Как и о том, что вся наша жизнь скоро превратится в прятки и догонялки.

И о том, что убежать от нашего врага всё равно невозможно.

* * *

Я ковырялась в саду, пропалывая кабачки, когда услышала голос Эша:

— Лайз, тебя мама зовёт.

Брат смотрел на меня с деревянной веранды нашего дома — маленького коттеджа в один этаж из серого кирпича, к стене которого пристройкой лепился гараж, обшитый сайдингом, старательно маскирующимся под камень. Поднявшись с колен, я стянула перепачканные землёй тряпичные перчатки; шагнув на выложенную плиткой садовую дорожку, утёрла потный лоб тыльной стороной ладони — летний день жарил солнцем, как печка. Стряхнула с джинсов пыль, а с потрёпанных кед — вырванный с корнем побег лебеды, зацепившийся за шнурки.

Тогда я ещё не знала, как скоро буду скучать по тихим привычным будням, по провинциальной рутине, по возне в саду и этому дому, увитому хмелем и диким виноградом. И сказала лишь:

— Окей, как раз хотела передохнуть.

Брат следил, как я иду мимо крыжовенных кустов, льдинками синих глаз, блестящих и тёмных, как отражение зимнего неба в глубоком колодце. Должно быть, достались от отца из тилвитов [В валлийском фольклоре тилвит теги — златовласые фейри, дружелюбные к людям (Здесь и далее прим. авт.).], как и золотые кудри… Отца, которого я не помню, а Эш даже не видел.

Иногда я мечтала вернуться в прошлое и сделать так, чтобы мама никогда не ходила в лес, где встретила его. Не потому что не хотела рождаться — потому что верила, что наши с братом души нашли бы пристанище в телах маминых детей, даже если бы она родила их от другого мужчины. Того, кто не бросил бы её.

Дом встретил прохладой каменных стен и дощатого пола. Скинув кеды в прихожей, я сунула ноги в шерстяные тапочки-носки: мы носили их даже в летнюю жару, потому что пол никогда не прогревался. Я была этому только рада — когда мы жили в мегаполисе, лишь кондиционер помогал мне пережить лето, но кондиционер не заменит свежего ветра. И даже настежь распахнув все окна, ты не сделал бы воздух в маленькой квартирке менее густым и жарким.

Здесь, вдали от огней больших городов, всегда было чем дышать.

Мама лежала в спальне: тонкие руки вытянуты поверх одеяла, каштановые волосы разметались по подушке, сизые глаза лихорадочно поблёскивают из-под ресниц. Она слегла сегодня утром, но недавно ушедший лекарь заверил нас, что это обычное переутомление.

— Лайз, — слабо улыбнулась мама, когда я присела на краешек кровати. — Есть разговор.

Я покорно сложила руки на коленях, совестясь за то, что не успела их помыть.

— Слушай внимательно, — мама всё ещё улыбалась, отчего в уголках её рта вырисовались морщинки. — Во вторник утром вы с Эшем возьмёте мобиль и уедете отсюда. В Фарге.

Ещё прежде, чем я осознала всё безумие подобной затеи, перед моими глазами мысленно развернулись карты, которые мы изучали на географии.

— Фарге? Но… туда же через полстраны ехать!

— Вы поедете в Фарге, — непреклонно произнесла мама. Улыбка исчезла с её губ так же, как утром с этих губ исчезли краски жизни. — Остановитесь там в доме дедушки.

И бабка, и дед — скромные представители славного аристократического рода Форбиден — умерли ещё до моего рождения. Я знала только, что у них был дом в Фарге, небольшом приморском городке на южном побережье. Мы с мамой жили там, пока отец не бросил её; потом уехали в мегаполис, и дом, в котором прошли первые годы моего детства, с тех пор стоял заброшенным.

— Ты уже не помнишь, но найти его несложно. Он в южных кварталах, почти у моря. Яблонная улица, дом тринадцать, — продолжила мама. — Ключ я дам.

— Но зачем? Мам, если ты не забыла, у меня завтра практика начинается, — в моём голосе прорезалось раздражение. — А вторник уже послезавтра, и даже если бы это не было послезавтра, я до середины августа не могу никуда…

— Лайз, вам грозит опасность. Нам всем грозит. Вы не можете оставаться здесь.

Я осеклась, ощутив, как губы сами собой растягиваются в глупой улыбке.

Моя дурацкая особенность — улыбаться, когда на деле мне совсем не смешно.

— Опасность? Что за опасность?

— Не спрашивай. Я не могу сказать. Но вы должны бежать отсюда. Если уедете, будете в безопасности. — Мама протянула руку, коснувшись моей ладони кончиками пальцев. — Просто пообещай сделать всё, что я скажу.

Лихорадочные мысли кружились в голове листьями на ветру.

…это же какая-то шутка. Просто глупая шутка, верно? Мы ведь самые обычные люди. Ну хорошо, мы с Эшем — самые обычные фейри-полукровки, но таковых пруд пруди. Мой брат — обычный школьник, я — обычная студентка-магичка, мама — обычный маг-артефактор. У нас с Эшем даже в школе среди одноклассников не было врагов: во всяком случае, таких врагов, что готовы были бы на настоящие подлости.

Не говоря уже о том, чтобы где-то обзавестись действительно серьёзным недругом.

— А ты? Если эти люди… или кто они… угрожают всем нам…

— Я не могу поехать с вами. Я останусь здесь.

— Но…

— Лайз, я правда хотела бы всё рассказать. Но не могу. — Мама настойчиво сжала мои пальцы своими. — Обещаешь, что поедешь? Без вопросов?

Тогда я решила, что мама умудрилась сделать какой-то опасный артефакт для какого-то опасного человека. Пусть это и совершенно не в её характере. Но то было единственное объяснение, которое я смогла найти. И поскольку я всегда была послушной дочерью, я выдохнула:

— Обещаю.

Её глаза посветлели от облегчения.

— У вас два дня на сборы. — Лицо мамы было измученным: резкие чёрточки морщин отчётливо пересекли лоб, переносицу, кожу в уголках глаз и губ. — Поедете послезавтра, как рассветёт.

— Мам, ты обращалась к страже? Если кто-то тебе угрожает…

— Нет. Мы не можем. Ты не можешь. И ты должна молчать, слышишь? Ни слова — ни Гвен, ни учителям, никому. Никто не должен знать, что происходит.

— Почему?

— Не спрашивай. Просто езжай. Ты обещала, помнишь?

Я долго сидела, глядя на неё, пытаясь справиться с желанием закричать.

Встала — и, наклонившись, коротко поцеловала маму в щёку.

— Хорошо, — мой голос был таким же, как её кожа, сухая и холодная. — Эшу сама скажешь?

— Уже сказала. Перед тем, как позвать тебя.

Сказала? И после этого брат обратился ко мне таким обыденным тоном, с обычным отстранённым лицом?.. Хотя да, чему я удивляюсь.

Это же Эш.

— Прости, Лайз. Так нужно.

Я кивнула, прежде чем развернуться на пятках, не чувствуя пола под мягкими подошвами.

Я не помнила, как вернулась на веранду: только что перед глазами была дверь в мамину комнату, и вдруг — уже залитый солнцем сад. Села на деревянный табурет, рядом с круглым столом, за которым мы всегда ели с первых тёплых весенних деньков до первых осенних холодов.

Уставилась перед собой.

Вот ты живёшь обычной счастливой жизнью, ходишь в школу, поступаешь в колледж, помогаешь маме выращивать кабачки по примеру Пуаро… а потом раз — и погожим летним днём, ничем не отличающимся от прочих, тебе объявляют, что всё это позади. Что ты должна бросить всё, к чему привыкла и с чем сроднилась, и срываться не пойми куда, убегая от неведомой опасности.