Взглянув на экран мобильника, замираю и оглядываюсь по сторонам. Уже пора идти в сад забирать Луку.

Отложив газету, прохожу в маленький закуток, называемый кухней, и, открыв кран, мою серые от газетных страниц пальцы. На холодильнике лежит купленная вчера половина хлебной булки. Ещё у нас есть пакет молока и упаковка лапши.

На ужин и завтрак этого должно хватить.

На улице холодно и мерзко. Не отрывая глаз от асфальта, я шагаю, крепко сжимая руку сына. Лука весело тараторит о звёздах и луне — в саду сегодня были новые интересные занятия. Второй рукой перебираю оставшуюся в кармане мелочь. На ощупь там около пятидесяти рублей. Вчера было больше, но мы купили хлеб и молоко, теперь оставшиеся монеты — наши последние средства.

Сын говорит быстро, но я погружена в тяжёлые мысли настолько, что улавливаю смысл его слов с трудом.

Наступая в лужи, мы шагаем в сторону нашего места обитания. Луке нравится, что я не заставляю его обходить лужи, а разрешаю топать прямо по ним, наслаждаясь разлетающимся во все стороны брызгами. А я наступаю в серую воду тяжело и озлобленно, представляя, что опускаю ботинок на лицо города.

Придя домой, я переодеваюсь, беру свои мокрые от дождя джинсы, комбинезон сына и, выйдя из комнаты, иду до конца длинного коридора в ванную, где можно всё это постирать.

Путь до ванной и обратно каждый раз заставляет съеживаться. Со всех сторон на меня смотрят обшарпанные стены, грязные потолки с паутиной и исписанные ругательствами соседские двери. Этот коридор ужасно длинный…

Ванна и туалет совмещенные, в маленьком помещении не развернуться. Но, к моей радости, на вбитых в стену гвоздях висят несколько тазов, а у раковины лежит кусок хозяйственного мыла, наверное, кто-то забыл.

Пока мои руки повторяют монотонные движения, мысли продолжают работать в одном направлении — как найти работу? Кажется, что сегодня я безуспешно обзвонила миллион вакансий, хотя на самом деле не больше сотни. Интересно, для нашего города это много или мало?

В тот момент, когда я только развернула газету, она казалась спасением, но ни продавцом, ни кассиром, ни официантом, ни администратором, ни даже горничной — меня не берут! А со дня на день хозяйка комнаты явится за деньгами.

Выжав выстиранную одежду, закидываю её на руку.

Завтра пойду искать работу в округе. В этом районе есть магазины и парикмахерские, может быть, куда-то требуется уборщица.

Погрузившись в мысли, я выхожу из ванной и неожиданно врезаюсь в тощую и голую мужскую грудь.

Едва удержав вещи, поднимаю глаза и вижу перед собой худое бледное лицо соседа снизу.

Вчерашний страх вспыхивает с новой силой.

Вскрикнув, отшатываюсь назад. Одежда чуть не падает на пол. Что он делает здесь?! Что ему нужно?! Он пришёл за мной?!

— А-ай! Чё визжишь-то?! — сморщившись, сосед прикрывает уши руками.

Вытянувшись как струна, я стою не шевелясь и решаю: уже пора броситься бежать или ещё нет?

Но что-то не так. Сегодня мужчина большее похож на человека. Его кожа выглядит не такой бледной, а глаза не такими безумными, хотя стоит он босиком на грязном полу и одет в одни спортивные штаны.

Что он забыл на этом этаже?

— У вас есть свой туалет, на первом, — сухо говорю я и обхожу его, стараясь не выдать напряжения.

— Там воняет, — отвечает сосед, — а ты это… Постой!

Обернувшись, я встречаюсь с ним глазами.

— Эта птица вчера, она твоя?

«Наркоман? Алкоголик? Психопат?» — проносится в голове.

— Нет, конечно!

Что за глупый вопрос, как уличный ворон может быть моим?

Хмыкнув, сосед задумчиво облокачивается о стену.

— Знаешь. Ты какая-то странная… — говорит он, нахмурившись. Потом шагает в дверной проем и исчезает в ванной.

«Странная», — повторяю про себя и облегчённо вздыхаю.

Может быть, всё не так уж и страшно, как мне показалось вчера. Просто сумасшедший человек. Ничего особенного.

В комнате Лука уже приоткрыл окно и, натянув свитер, забрался под одеяло.

Поежившись от холода, развешиваю вещи на бельевой верёвке в кухне, быстро умываю лицо, чищу зубы и тоже ныряю под одеяло к сыну.

— Милый, ещё нет даже девяти часов, ты что, спать собрался?

— Мам, у тебя что-то случилось? — Лука поднимает на меня ясные глаза.

— Конечно, нет! Всё хорошо, дорогой.

— Мам, я знаю, что ты много стараешься для нас и много волнуешься, — сын внимательно изучает моё лицо, затем прижимается крепче. — Но всё будет хорошо мам, у нас всё наладится, и я уже почти взрослый, если что — я всегда тебе помогу!

Засмеявшись, чмокаю его в макушку.

— Конечно, — говорю радостно, — я знаю, что ты настоящий мужчина и на тебя можно положиться!

Сын, гордо улыбнувшись, переворачивается на другой бок, ко мне спиной.

— А теперь — сказка! — заявляет он.

И я, поглаживая детскую спину, сочиняя на ходу, начинаю рассказывать сказку для настоящего мужчины.

Несмотря на то, что всю жизнь я ищу возможности для заработка и кручусь как белка в колесе, каждую свободную минуту мы с Лукой проводим вместе и всегда остаёмся самыми близкими на свете людьми.

Он безошибочно чувствует моё настроение, а я с полуслова угадываю все его желания. Знаю каждую привычку сына, каждый редкий каприз и знаю, что даже в самые сложные моменты, мы — настоящая семья!

Через несколько минут слышу спокойное и ровное дыхание Луки.

На мгновение отдаляюсь от него, выключаю свет и снова ложусь.

Хорошенько выспаться не помешает нам обоим.

Глава 5

— Когда я провожу кистью по холсту, это как любовь, понимаешь? Каждый оттенок передаёт чувство. Краски — как слова, а картина — она как стих, или даже целый роман! — Гордей как всегда с упоением рассказывает о своей страсти.

Я шагаю рядом.

— Понимаю, но не совсем. Это занятие отнимает всё твоё время!

Остановившись, он обвивает рукой мою талию и, притянув к себе, целует.

Я тут же забываю, о чём мы только что говорили.

— Смотри, — взяв мою руку, он проводит кончиком пальца от локтя до запястья. От нежного касания бегут мурашки. — Я твоя кисть, а ты мой холст, — остановившись у запястья, он рисует на коже невидимое сердечко. — Я рисую, а ты понимаешь.

— Понимаю, — говорю, щурясь от солнца.

— Вот видишь! — радостно восклицает Гордей. — Даже слова не нужны! Можно нарисовать все, что угодно, любое чувство, любую мысль!

— Ты закончил серию с лошадьми?

— Осталось совсем чуть-чуть… Пойдём, я тебе покажу, — потянув меня за руку, Гордей поворачивает в сторону своего дома.

— Но подожди, мне к выпускным экзаменам нужно готовиться…

— Да вон же у тебя, все книги с собой! — Гордей подкидывает в воздух мой рюкзак и снова ловит его за лямку.

— Но у тебя мне всегда сложно сосредоточиться.

— Я только покажу картины, и всё! Потом буду рисовать, а ты занимайся сколько угодно!

— Ну… Только не долго… — пытаюсь сопротивляться, но любопытство берет верх.

— Вот и отлично!

Улыбаясь, Гордей легко подхватывает меня на руки, закидывает на плечо и несколько раз поворачивается вокруг себя.

Смеясь, я болтаю ногами и пытаюсь высвободиться, но он ещё несколько секунд кружит меня и только потом опускает на землю.

В его просторной квартире всегда светло, чисто и приятно пахнет. Сбросив обувь, мы забегаем в комнату, и я замираю, увидев картины невероятной красоты. Каждая из них стоит у окна на специальной подставке — так, что солнце падает на верхний край и кажется, что изображенные там лошади вот-вот заржут и убегут прочь. Я не знаю, как он это делает, но нарисованные животные всегда выглядят точь-в-точь как живые!

Медленным шагом я подхожу к одной из картин и, немного наклонившись, начинаю изучать детали. Красивая белая лошадь встала на дыбы. Её грива развевается на ветру. Каждая её мышца напряжена до предела. Это свободная, гордая лошадь. Через секунду она без оглядки ускачет прочь…

— Я знал, что тебе понравится именно эта картина, — тихо говорит Гордей.

Засмотревшись, я не заметила, как он подошел сзади.

— Откуда?

— Потому что она, как ты. У тебя в крови свобода и протест. У неё тоже.

— Но я не протестую… — обернувшись, я встречаю его нежный взгляд.

— Протестуешь, — теперь он говорит серьёзнее, чем раньше, — против одноклассников, против стандартов. Против своей матери.

Вздохнув, я снова поворачиваюсь к картинам.

— Они прекрасны. Будет выставка?

— Да, — присев на край кровати, Гордей приобнимает меня и усаживает на своё колено, — сейчас родители договариваются о помещении.

— Ты — настоящий талант! То, что ты делаешь, невероятно! В прошлый раз были прекрасные волки, до этого — медведи, а теперь эти лошади. Мне кажется, что каждая серия превосходит предыдущую.

Засмущавшись, Гордей опускает взгляд, а затем игриво подбрасывает меня на колене.

— Посмотрели, и хватит, тебе нужно готовиться к экзаменам!

Засмеявшись, поднимаюсь и выхожу в коридор, забрать рюкзак, который мы бросили у порога. Удивительно, как у Гордея хватает времени для учёбы в институте. Каждую свободную минуту он посвящает или мне, или картинам, или подготовке к выставкам. И это притом, что учится Гордей очень хорошо, почти на одни…