— Спасибо, — сказала я, поскольку он вел себя дружелюбно, даже уважительно.

Я посмотрела на экран мобильника: двадцать минут восьмого. Десять минут до заседания и сорок до начала занятий. Я встала и оглянулась на стайку явно взволнованных недолеток.

— Ладно, — начала я. — Просто идите в свои старые комнаты и ждите. Стиви Рей, Старк и я отправляемся на заседание Совета, где попытаемся включить в расписание вас и Рефаима.

— А как насчет меня? Я разве не должна присутствовать на Совете? — поинтересовалась Крамиша. — Там такая тоска, но могу поспорить, сегодня зевать не придется.

— Ты права, — согласилась я. — Пора бы им внести тебя в список, как нас со Стиви Рей.

— А мне куда идти? — донесся голос Рефаима из хвоста микроавтобуса.

Я пытаясь сообразить, куда бы его отправить, когда Дэмьен встал рядом.

— Можешь пойти со мной — на сегодня. Если Зои и Стиви Рей не против.

Я улыбнулась Дэмьену. Я никогда им так не гордилась. Все беспокоились за него и обращались с ним так, словно он вот-вот впадет в истерику. Если Рефаим прибьется к Дэмьену, никто не станет докучать ему вопросами, опасаясь расстроить.

— Спасибо, — сказала я.

— Отличная идея, Дэмьен, — поддержала меня Стиви Рей.

— Пытайтесь вести себя, как ни в чем не бывало, — посоветовала я. — Увидимся после занятий.

— У меня первым уроком «Чары и ритуалы», — тихо сказала Дарию Афродита. — Сейчас его ведет та новая вампирша, которой на вид лет двенадцать. Будет весело.

— Не забывайся, — с серьезным видом обратилась к Афродите Стиви Рей, но та совсем не обратила на нее внимания. — Будь паинькой.

Мы выпорхнули из автобуса. Я видела, как трудно Стиви Рей отпускать Рефаима с Дэмьеном. Мы не знали, что будет, но понимали, что шансы на то, что его примут в Доме Ночи ничтожно малы.

Когда мы со Стиви Рей, Старком и Крамишей остались одни, я сказала:

— Готовы войти в логово льва?

— По мне так больше похоже на мерзотное осиное гнездо, — заметила Крамиша. — Но я готова.

— Ой, божечки! Давайте уж соберемся и покончим с этим! — поддержала ее Стиви Рей.

— Договорились, — сказала я.

— Договорились, — эхом отозвались мои подруги.

И мы сделали шаг в будущее, предвкушение которого заставляло мой желудок сжиматься, и мне казалось, что меня в любую минуту могут одолеть колики.

Вот черт!

ГЛАВА 3

Калона

Ему не пришлось далеко лететь в поисках сыновей. Калону вела его внутренняя связь с ними.

«Мои верные дети», — думал он, кружа над покрытыми подлеском горами в малозаселенной местности к юго-западу от Талсы. Рядом с пиком самой высокой гряды он камнем упал с неба, легко лавируя между голыми ветками, пока не поднялся в центре небольшой поляны. Вокруг, высоко на деревьях, были возведены три деревянных «скворечника», грубо сколоченные, но добротные. Зорким взглядом Калона заглянул в окошки, откуда на него зыркнули красные глаза.

Он распахнул руки.

— Да, сыновья мои! Я вернулся!

Шум крыльев бальзамом пролился на его душу. Пересмешники вырвались из своих укрытий и преклонили перед ним колени, склонив головы низко и уважительно. Калона сосчитал их — семеро.

— Где остальные?

Вороны-пересмешники беспокойно заерзали, но только одно лицо поднялось навстречу его пронизывающему взгляду, и раздался только один свистящий голос:

— Прячутссссся на западе. Затерялиссссь в глубинке.

Калона пристально изучал одного их своих сыновей, Нисрока, отмечая различия между ним и тем, кто прежде был его любимым детищем.

Нисрок был почти столь же развит, как Рефаим. Его речь звучала почти по-человечески. Мыслил он почти так же разумно. Но именно это «почти» и составляло тонкую грань, из-за которой Калона выбрал Рефаима, а не Нисрока.

Калона стиснул зубы. Зря он уделял внимание только Рефаиму. У него было много детей. Своим решением уйти Рефаим проиграл. Отец у него один, и вряд ли его заменят отсутствующая богиня и вампирша, которая никогда не сможет полюбить его по-настоящему.

— Хорошо, что вы здесь, — сказал Калона, прогоняя мысли о сыне-изменНикс. — Но лучше бы вы держались все вместе и ждали моего возвращения.

— Я не смог удержать их, — сказал Нисрок. — Рефаим мертв…

— Рефаим не мертв! — взорвался Калона, отчего Нисрок вздрогнул и склонил голову еще ниже. Крылатый Бессмертный замолчал и взял себя в руки, прежде чем продолжить. — Хотя лучше бы он умер!

— Отец?

— Он выбрал служение красной вампирской Жрице и ее Богине.

Стая пересмешников зашипела, словно он ударил их.

— Как так получилоссссь? — спросил Нисрок.

— Это все женщины и их уловки, — хмуро ответил Калона.

Он слишком хорошо знал, как легко стать жертвой женских чар. Его самого заманили в ловушку… Внезапно на него снизошло озарение, и Калона, вздрогнув, заговорил больше сам с собой, чем с сыном:

— Но действие их чар не длится долго! — Он покачал головой и почти улыбнулся. — И почему я раньше об этом не подумал? Рефаим устанет быть ручной птицей Красной, а когда это произойдет, он поймет, какую ошибку совершил, и что ответственен за нее не он один. Красная использовала его, отравила и обратила против меня. Но только на время! Когда она отвергнет его, а рано или поздно это произойдет, он покинет Дом Ночи и вернется ко мне… — Калона замолчал, быстро приняв решение: — Нисрок, возьми с собой двух братьев. Возвращайтесь в Дом Ночи. Следите. Будьте настороже. Не спускайте глаз с Рефаима и Красной. Когда представится возможность, поговорите с ним. Скажите, что пусть он и совершил ужасную ошибку и отвернулся от меня…

Калона замер, сжимая и разжимая челюсти, чувствуя досадную грусть и одиночество, которые как всегда нахлынули на него при мысли о выборе Рефаима.

Крылатый Бессмертный собрался с духом и продолжил наказывать Нисроку:

— Скажи Рефаиму, что хотя он и принял неверное решение, рядом со мной всегда найдется для него место, но он послужит мне лучше, если останется в Доме Ночи, даже решив его покинуть.

— Он выссслеживает! — прошипел Нисрок, и другие вороны-пересмешники разделили его восторг, хрипло закаркав.

— Так и есть, но пока он об этом не догадывается, — согласился Калона. А затем добавил: — Ты понял, Нисрок? Вы должны присматривать за ним. И стараться, чтобы никто, кроме Рефаима, вас не заметил.

— Не убивать вампиров?

— Нет, если они не угрожают вашей жизни. Тогда можете делать что хотите, но не сдавайтесь в плен и не убивайте ни одну из Верховных жриц, — медленно и отчетливо произнес Калона. — Неразумно лишний раз вызывать гнев Богини, а поэтому убивать Верховных жриц Никс не следует. — Он хмуро посмотрел на Нисрока, вспомнив о другом своем сыне, который не так давно едва не убил Зои Редберд, поплатившись за это собственной жизнью. — Ты понял меня, Нисрок?

— Да. Я все ему ссскажу. Сссмотреть за Рефаимом. Ссследить за ним.

— Летите и возвращайтесь прежде, чем небосвод окрасит заря. Летите высоко. Летите быстро. Летите тихо. Слейтесь с ночным ветром.

— Да, отец.

Калона огляделся, одобрительно кивнув при виде густой чащи, которую его дети выбрали для своих укрытий.

— Люди здесь бывают? — спросил он.

— Охотники, да и те больше не сссуются, — отозвался Нисрок.

Калона приподнял брови:

— Вы убили людей?

— Да, двоих. — Нисрок нахохлился, перебирая ногами от нетерпения. — Швырнули их на камни.

Он указал на просвет впереди, и Калона решил взглянуть на крутой склон хребта, над которым тянулись провода, несущие современному миру магию электричества. Люди очистили участки, окружающие высокие столбы, и вырубленная просека широкой лентой уходила за горизонт. На открытом пространстве отчетливо различались смертоносные зазубренные края огромных валунов оклахомского песчаника.

— Замечательно, — одобрил Бессмертный. — Походит на несчастный случай. Отличная работа. — Он повернулся лицом к поляне и столпившимся там воронам-пересмешникам, не сводившим с него глаз. — Вы выбрали хорошее место. Я хочу, чтобы здесь, со мной, были все мои дети. Нисрок, отправляйтесь втроем в Дом Ночи Талсы. Выполните мою просьбу. Остальные летите на запад. Призовите своих братьев — соберите их всех. Здесь мы будем ждать. Здесь мы будем следить. Здесь мы будем готовиться.

— Готовиться? К чему, отец? — спросил Нисрок, склонив голову набок.

Калона вспомнил о том, как пленили его тело, а душу вырвали и отправили в Потусторонний мир. Вспомнил, как по возвращении Неферет высекла его, поработила и обращалась с ним так, будто он был ее собственностью, обязанной исполнять ее приказы.

— Готовиться к уничтожению Неферет, — объявил он.

Рефаим

Все смотрели на него с недоверием. Рефаим это ненавидел, но понимал. Он был их врагом. Он убил одного из них. Он был монстром. И мог остаться монстром.

Когда начался третий урок, и профессор по имени Пентисилея прочитала отрывок из написанной вампиром Рэем Брэдбери книги «451 градус по Фаренгейту», а затем заговорила о важности свободы слова и мысли, Рефаим притворялся, что внимательно и с интересом слушает, а сам постоянно отвлекался. Ему хотелось слушать преподавателя и думать о том, что она называла «расшифровкой символизма», но его мысли занимало только превращение из человека в ворона.

Это было не только больно и страшно, но и захватывающе.

И он почти ничего не помнил из того, что происходило с ним после.

День в птичьем обличье оставлял у Рефаима лишь смутный образ и чувственный опыт.

Стиви Рей отправилась с ним из глубоких подземных туннелей к ближайшему к вокзалу дереву, тому самому, что не так давно послужило им защитой от палящего солнца.

— Возвращайся назад. Светает, — попросил он, ласково прикоснувшись к ее щеке.

— Я не хочу оставлять тебя, — не послушалась она, обнимая его и крепче прижимая к себе.

Он только на секунду позволил себе заключить ее в объятия, а затем нежно выбрался из кольца ее рук и решительно повел Стиви Рей под тенистые своды входа в подземелье.

— Спускайся вниз. Ты устала, и тебе нужно выспаться.

— Я посмотрю, пока ты… ну, ты понял…не превратишься в птицу.

Последнее слово она произнесла одними губами, будто, если не произносить его вслух, что-то изменится. Это, наверное, было глупо, но вызвало улыбку на губах Рефаима.

— Неважно, озвучиваешь ты предстоящее или нет. Это произойдет.

Стиви Рей вздохнула:

— Знаю. Но все равно не хочу оставлять тебя одного. — Она потянулась в отступающую ночь и взяла Рефаима за руку. — Я хочу, чтобы ты знал: я с тобой.

— Я не верю, что птица много знает о мире людей, — заметил он, потому что не знал, что еще сказать.

— Ты станешь не обычной птицей. Ты превратишься в ворона. А я не человек. Я вампир. Красный вампир. И, если я здесь не останусь, то как ты поймешь, куда возвращаться?

Рефаим услышал в ее голосе всхлип, от которого у него закололо сердце.

Он поцеловал ее ладонь.

— Клянусь, что всегда найду дорогу к тебе. — Он собрался осторожно подтолкнуть ее к входу, но внезапно его тело пронзила обжигающая боль.

Теперь, вспоминая об этом, Рефаим понимал, что ее следовало ожидать. Превращаться из человека в ворона было невыносимо больно. Но в его мире существовала Стиви Рей, и простая, но всеобъемлющая радость обнимать ее, целовать, прижимать к себе…

Он не станет думать о звере. И, по крайней мере, в следующий раз будет знать, чего ожидать.

Боль пронзила его. Он услышал, как Стиви Рей закричала вместе с ним. Последнее, что Рефаим ощутил в человеческом обличье — тревогу за нее. Последнее, что увидел — как она качает головой и плачет. Она потянулась к нему, когда его превращение в птицу завершилось. Рефаим вспомнил, как расправил крылья, словно потягиваясь после долгого заточения в клетке. В тюрьме. И полетел.

Он помнил полет.

На закате он очнулся, замерзший и обнаженный, под тем же деревом у старого вокзала. И едва натянул на себя одежду, аккуратной стопочкой дожидавшуюся его на табуретке, как Стиви Рей выскочила из подземелья.

Она сразу же, не колеблясь, бросилась в его объятия.

— С тобой все в порядке? Правда? Все нормально? — повторяла она, оглядывая Рефаима и ощупывая его руки, словно ища сломанные кости.

— Все хорошо, — заверил ее он, и только тогда понял, что она плачет.

Рефаим взял ее лицо в ладони и сказал: — Что случилось? Почему ты плачешь?

— Тебе было очень больно. Ты кричал так, будто тебя убивали.

— Нет, — солгал он. — Не очень. Просто неожиданно.

— Правда?

Он улыбнулся — как же ему нравилось улыбаться, — обнял ее, целуя светлые кудряшки, и произнес:

— Правда.

— Рефаим?

Рефаим вернулся в настоящее, услышав свое имя, произнесенное преподавателем.

— Да? — обычным вопросительным тоном ответил он.

Она не улыбалась ему, но и не делала замечаний и не издевалась. Просто сказала:

— Я спрашивала, как ты думаешь, что означает цитата на странице семь. Та, где Монтэг говорит, что лицо Клариссы кажется «светящимся изнутри хрупким, матово-белым кристаллом» и сияет как «странно успокаивающее, мягкое мерцание свечи». Как по-твоему, что этим Брэдбери хотел сказать о Клариссе?

Рефаим был потрясен. Профессор задавала ему вопрос. Как будто он был просто замечтавшимся недолеткой — нормальным, обычным, таким как все. Взволнованный, он почувствовал это оголенным нервом, а когда открыл рот, выпалил первое, что пришло в голову:

— Думаю, он хотел сказать, что эта девушка уникальна. Этими словами он показывает, какая она особенная и как он ее ценит.

Профессор Пентисилея приподняла брови, и на мучительную секунду Рефаиму показалось, что сейчас она его высмеет.

— Интересный ответ, Рефаим. Возможно, если ты сосредоточишься на книге, а не на посторонних вещах, твои ответы из просто интересных превратятся в потрясающие, — отметила педагог сдержанным деловитым тоном.

— С-спасибо, — заикаясь, ответил Рефаим и почувствовал, что краснеет.

Пентисилея слегка кивнула ему и отвернулась к ученику, сидящему ближе к первым рядам, чтобы задать следующий вопрос:

— Что вы скажете о последнем вопросе Клариссы в этой сцене? Она спрашивает: «Вы счастливы?» Что означает этот вопрос?

— Молодец, — прошептал Дэмьен, сидевший позади Рефаима.

Рефаим не мог говорить. Только кивнул и попытался понять, откуда в нем взялась эта внезапная легкость духа.

— Знаешь, что с ней случится? С этой особенной девушкой? — шепотом произнес сидящий перед Рефаимом недолетка, крепкий мускулистый парень с суровыми чертами лица. Рефаим заметил в его лице презрение, когда тот оглянулся через плечо.

Рефаим покачал головой. Нет, он не знал.

— Ее убьют из-за него.

Рефаим почувствовал, будто его пнули в живот.

— Дрю, ты хотел что-то сказать о Клариссе? — спросила профессор, вновь приподнимая брови.

Дрю небрежно наклонился вперед и пожал плечами:

— Нет, мэм. Я лишь делился с птицепарнем тем, что будет дальше. — Он замолчал и оглянулся через плечо, прежде чем закончить: — В книге, конечно.

— Рефаим. — Профессор произнесла его имя твердо. Рефаим удивился, ощутив его силу на своей коже. — В моем классе все недолетки равны. И всех называют по именам. Его зовут Рефаим.

— Профессор Пи, но он же не недолетка! — возразил Дрю.

Профессор хлопнула рукой по столу, и по классу прокатился грохот.

— Он здесь! И пока он здесь, в моем классе, к нему будут относиться как к обычному недолетке.

— Да, мэм, — сказал Дрю с уважительным кивком.

— Хорошо. Теперь, когда мы с этим разобрались, давайте обсудим творческое задание, которое вам предстоит сделать. Я хочу, чтобы вы раскрыли любой из символических элементов, на ваш выбор, из тех, что Брэдбери вывел в своей чудесной книге…

Рефаим замер, когда внимание учеников переключилось с него и Дрю обратно на книгу. Фраза «Ее убьют из-за него» вертелась у него в голове. Было ясно, что хотел сказать этим Дрю. Он не говорил о персонаже книги. Он имел в виду Стиви Рей — что ее убьют из-за него, Рефаима.

Никогда. Пока он дышит, он не позволит никому и ничему причинить вред его Стиви Рей.

Когда прозвенел звонок, возвестивший окончание урока, Дрю с неприкрытой ненавистью взглянул в глаза Рефаима.

Рефаиму пришлось отступить, чтобы не броситься на него.

«Враг! — кричало его прежнее я. — Уничтожь его!» Но Рефаим сжал челюсти и, не моргая, выдержал взгляд Дрю, когда недолетка проходил мимо.

И не только Дрю смотрел на него с ненавистью. Все косились в его сторону, и в их взглядах была только враждебность — от ненависти до ужаса.

— Эй, — сказал Дэмьен, выходя вместе с Рефаимом из класса, — не обращай внимания на Дрю. Когда-то он ухаживал за Стиви Рей. Он просто ревнует.

Рефаим кивнул, подождав, пока они выйдут на улицу и окажутся как можно дальше от остальных недолеток. Затем тихо сказал:

— Это не только Дрю. Они все меня ненавидят.

Дэмьен сделал ему знак следовать за ним. Они углубились по тропинке, затем Дэмьен остановился и сказал:

— Ты знал, что будет нелегко.

— Верно. Я просто… — Рефаим запнулся и покачал головой: — Нет. Все правильно. Я знал, что им будет трудно принять меня. — Он встретился с Дэмьеном взглядом. Вид у того был измученный. Горе иссушило его, глаза покраснели и опухли. Он потерял любовь своей жизни, но все равно был добр к Рефаиму. — Спасибо, Дэмьен.

Дэмьен слегка улыбнулся:

— За то, что сказал, что будет нелегко?

— Нет, за то, что ты добр ко мне.

— Стиви Рей мой друг. И я добр к ней.

— Значит, ты отличный друг, — признал Рефаим.

— Если ты действительно такой, каким считает тебя Стиви Рей, то скоро ты поймешь, что если будешь на стороне Богини, у тебя появится много замечательных друзей.

— Я на стороне Богини, — заверил Рефаим.

— Если бы я в это не верил, то не стал бы тебе помогать, и неважно, как я отношусь к Стиви Рей, — сказал Дэмьен.

Рефаим кивнул:

— Это справедливо.

— Эй, Дэмьен! — Один из красных недолеток очень маленького роста подошел к ним и, покосившись на Рефаима, добавил: — Привет, Рефаим.

— Привет, Муравей, — поздоровался Дэмьен.

Рефаим кивнул, внезапно почувствовав себя неловко от обмена приветствиями.

— Слышал, у тебя следующим уроком фехтование. У меня тоже!

— Верно, — подтвердил Дэмьен. — Мы с Рефаимом как раз… — Он замялся, и Рефаим увидел, как на его лице быстро сменяются эмоции. Наконец Дэмьен, тяжело вздохнув, смущенно произнес: — Кхм, Рефаим, учитель фехтования — Дракон Ланкфорд.

Тогда Рефаим понял.

— Это, гм, не очень хорошо, — кивнул Муравей.

— Возможно, он еще на заседании школьного Совета, — с надеждой предположил Дэмьен.

— Думаю, мне лучше остаться здесь, неважно, там Дракон или нет. Если я приду с тобой, может случиться… — Рефаим замолчал, не в силах подобрать другое слово, кроме как «хаос», «неразбериха» и «катастрофа».

— Неприятность, — помог ему Дэмьен. — Может случиться неприятность. Наверное, сегодня тебе стоит пропустить фехтование.

— Звучит разумно, — согласился Муравей.

— Я подожду тебя… — Рефаим указал в сторону рощи. Они находились недалеко от восточной стены кампуса и огромного дуба, под которым стояла кованая железная скамейка, — вон там.

— Ладно, я потом зайду за тобой. Следующий у нас испанский. Профессор Гарми милая. Тебе понравится, — протараторил Дэмьен, вместе с Муравьем направляясь в сторону фехтовального зала.