Ёвклидова-геометрия! Кажется, я перестаралась с массажем мозга… К какому моменту отматывать запись-то? Может быть, сюда?

* * *

Чтоб не переборщить, я осторожно (или трусливо) отматываю память всего на один день.

Сегодняшнее утро. С папкой под мышкой иду по переулку. Мимо меня вяло ползут пешеходы — каждый третий в марлевой повязке. Машины пробираются сквозь дым с включенными противотуманными фарами. Направляюсь в посольство Кот-д'Ивуар, тороплюсь. Кажется, ничего не забыла: паспорт, загранпаспорт, фотографии…

Вдруг одной пожилой женщине, без повязки, становится плохо. К ней подходят двое других, подхватывая ее и усаживая прямо на тротуар.

— Сердце…

— Звоните в «скорую»!

— Что же вы без повязки?

— У меня валидол есть с собой. Возьмите.

Я опаздываю, поэтому, когда понимаю, что старушке помогут, вздыхаю с облегчением. Нет, не так. Не только потому, что тороплюсь. Еще в детстве я не любила играть в доктора. При этом я не боюсь крови, у меня нет брезгливости к гнойным ранам. Я вообще спокойно присутствовала на вскрытии трупа в седьмом классе, когда папа взял меня с собой. И он, и мама надеялись, что я тоже стану врачом. А я решила еще раньше, не помню когда: по стопам своих родителей я не пойду. Не хочу быть такой, как они.

Оглядываюсь на старушку, переходя дорогу. И слышу скрежет тормозов! Твою мышь! За рулем квадратного серебристого джипа-гелендвагена, который то ли за форму, то ли за хай-тэк цвет в народе ласково называют «холодильником», сидит какая-то наглая рыжая девушка (ярко-рыжая, Феликс по сравнению с ней — просто блондин!). Прёт как танк, а я тороплюсь. Она открывает окошко:

— Вы в порядке?

— Противотуманки включи, если не видишь!

— Так это ж вы на красный!

Я смотрю на светофор — действительно. Но я даже извиниться не успела. Она, довольная, что оказалась права, поехала дальше — наверное, к своему папочке, совместный бизнес строить.

Подхожу к зданию посольства, возле которого стоят темнокожие охранники в форме, вхожу внутрь.

В холле людей толпится — тьма тьмущая! И все модные атрибуты последних трех лет: веера, брызгалки. Люди, как машины, не перестают махать веерами уже на автомате, даже тут — при адски холодном кондишене.

Рядом со мной стоит какой-то парень, русский, с дредами, длинный такой. Мы разговорились с ним. Оказалось, он повёрнут на регги. Кто бы сомневался!

— Нет, сегодня вряд ли, — наклоняется ко мне дредатый. — Если бы два дня назад, то другое дело. Вы ж видели в новостях, что там творится…

— Но у меня там родители! — возмущаюсь я. — Меня должны пустить. Я не могу до них дозвониться…

Дредатый присвистывает, придвигается ко мне ближе и переходит на «ты».

— Родители?! Тогда точно завернут! Лучше что-нибудь сочини для отмазки. — Он думает пару секунд. — Я еду туда на встречу фэнов регги. Хочешь, типа, со мной?

Я кошусь на его лохматые дреды, потом свои волосы, прямёшенькие как конская грива.

— Нет, спасибо… — произношу неуверенно. — Бред какой-то! У меня родители там на звонки не отвечают. Ни по домашнему, ни по рабочему, ни по какому. А тут теракт…

Парень со спокойным видом пожимает плечами.

— Был тут один. Только что вышел. Так у него там матушка на конференции… — Он мотает головой. — Не дали визу. Родственников стараются в таких случаях не пускать. Тем более, сегодня эта принимает.

Парень кивает на темнокожую тётку, сидящую за окошком приема документов. Судя по неприступной мине, она бы вполне могла сыграть темнокожего робота-полицейского. Тетенька-робот внимательно изучает чей-то паспорт, затем скрупулезно сверлит глазами его владельца.

— Эта каждого второго заворачивает, — поясняет мне на ухо дредатый.

Ёперный посол! Он начинает меня нервировать. Точнее, если разобраться, то она. Поэтому я подхожу к окошку, где сидит тетенька-робот, и обращаюсь к ней чуть ли не со слезами.

— Девушка, мне очень нужна виза! Я еду… на конференцию. Медиц… — тут осекаюсь, — по проблемам йоги!

Тётка удивленно поднимает брови — внимательно смотрит на меня. Потом говорит почти без акцента.

— Да что вы говорите! А у йогов есть проблемы?

Вот тебе и йога-камасутра! Зачем я только сказала ей про йогу, лучше бы медицинская конференция! Ага, а вдруг она медицинский диплом потребует? Я буду оправдываться, что у меня родители медики там. Ну, и не пустят. А ведь мне как раз к ним и надо!

— Я понимаю, все эти события… но мне очень нужно! — продолжаю умолять.

Тётка — ну точно робот! — антиэмоционально выдерживает паузу и спокойно произносит:

— Вы вот йогой занимаетесь, а я тоже йогой занималась. Покажите мне «позу горы»!

Если честно, я никакой «позы горы» не знаю. Может, она выдумала ее? Я вообще йогой только три недели занималась, когда мы в Индии были. И то названия там — язык сломаешь — все по-индийски. А тут — «позу горы» ей подавай… Смотрю в недоумении на нее, затем на стоящих в очереди.

— Но… тут же люди! — говорю с негодованием. Словно это единственная причина, по которой я не хочу делать позу.

Безжалостная тетенька за окошком пожимает плечами.

— Откуда мне знать, что вы говорите правду?

Я молчу в смятении, нервно постукиваю ладонью по своей папке с документами, лежащей на стойке перед окошком.

— Вы хотите получить визу? — не унимается она.

— Понимаете, йога, — я ж вроде русская, а русские не сдаются! — Это ведь не только позы, — тут я права абсолютно. — Ее основная идея совсем не в этом…

А тётенька просто рогом встала: «"Поза горы" — или вы не йог!»

— Главное — это внутреннее состояние, — продолжаю мямлить я. — Йога — это философия…

Тут тётенька-робот прямо в азарт вошла. Наверное, недавно закончила курсы для роботов, по изощренному садизму. Как рявкнет:

— Девушка, в последний раз спрашиваю — вы хотите получить визу?

Вот ни единого слова не привираю! Так было сегодня. Я растерянно снимаю очки, беру папку, медленно отхожу от стойки. На меня устремлено множество сочувствующих глаз. Парень с дредами качает головой: мол, я же говорил. Блджад…

Я бросаю папку на пол. Скорее обреченно, чем отчаянно-залихватски. И выдыхаю:

— Йога!

Я становлюсь головой на папку. Становиться на голову нас учили на физре еще в шестом классе. Тетенька-робот, перевернутая для меня вверх тормашками, чуть не вылезла из своего окошка от удивления. А зубы, белые-пребелые, прямо над ее темным носом, так и клацнули.

Тут бы мне написать: «Пораженная моим неистовым напором и находчивостью, неподкупная страж порядка всё-таки сдалась и тут же выписала мне визу».

Ага. Щаз! Бежит и волосы назад. Через пару секунд я рухнула на пол. И никакой визы мне не дали. Политика…

* * *

Этот Город не отпускал меня. Он не боялся, что я возненавижу его. Или прокляну. Или просто навсегда забуду его имя. Город М. равнодушно и холодно, сквозь адскую жару и инфернальный дым, испытывал меня на прочность.

Я решила пойти в обход: полететь в Ямусукро через какую-нибудь третью страну, где не требуется виза. А уже на месте, на таможне, прикинуться дурочкой, рассказать про клинику — там ее все знают. План, конечно, не очень, но другого мне в голову пока не приходило.

Сориентировавшись по ценам на авиабилеты, я поняла, что денег у меня на карте столько нет. Просить у дедушки — но он считает меня паникёршей, а значит, будет отговаривать лететь к родителям, настаивая на том, чтобы я подождала. Занять у Феликса — вариант еще хуже, так как он паникёр еще побольше моего.

Я порылась на полках: небольшой сервиз — мамино фамильное серебро — его, конечно, жаль, но это как раз то, что мне поможет попасть к маме и папе. Однако за последние месяцы серебро настолько почернело, что мне понадобилось часа два на то, чтобы при помощи зубного порошка, как всегда делала мама, реанимировать цвет сахарницы и молочника и заставить поднос сиять до блеска. Зато потом, смотрясь в него, как в зеркало, я подправила макияж и уже через пятнадцать минут была в Большом Афанасьевском.

Отдышавшись после быстрой ходьбы при таком задымлении, я нашла знакомый уже ломбард. Недавно, когда у дедушки была полукруглая дата, у меня было совсем плохо с финансами. Пришлось побродить по староарбатским ломбардам — сдать одну золотую вещь и заиметь денег ровно столько, чтобы хватило на достойный подарок деду. Стыдно признаться, но этой вещью была золотая челюсть из пяти зубов, которая принадлежала как раз дедушке (до того, как он сделал себе нормальные зубы). И вроде в этом нет ничего криминального — не украла же я это золото! — челюсть мне отдала мама, что-то вроде семейной реликвии, на память. А тут получается, что я мало того, что семейную память разбазариваю, да еще и деду вроде как его же челюсть и возвращаю, только в трансформированном виде.

Но я решила на эту тему особо не загоняться, а оправдаться тем, что купить ему дорогущий коньяк «Курвуазье XO» (35-летней выдержки), с таким пожеланием, что, мол, вот тебе, деда, напиток, который сделает тебя ровно в два раза моложе. Так я и сделала, тем самым доведя уже до полной буквализации круговорот вещей в природе: то, что у него изо рта ушло, в его рот теперь и вернулось. Точнее, коньяк дед пока приберег, оставив его в моей квартире.