Федерико Моччиа
Три метра над небом
1
«У Кати жопа лучше всех в Европе». Алая надпись нахально пламенеет на колонне эстакады над корсо Франча.
Каменный орел, сидящий рядом, наверняка знал, кто это сделал, но сказать не мог.
А чуть ниже, словно орленок, укрытый хищными когтями мрамора, сидел он.
Короткие. Почти ежиком, волосы, высокий воротник, как у морского пехотинца, темная куртка Levi’s.
Воротник поднят, сигарета в зубах, очки Ray-Ban. Вид суровый, хоть и нет в этом нужды. Улыбка у него чудная, но мало кому удавалось ее увидеть.
Несколько машин внизу, под эстакадой, притормаживают перед светофором. Выстроились в ряд, как на соревновании, хотя все такие разние. Двухсотый, New Beatle, Micra, американская (не разберешь, какая), старый Fiat Punto.
В двухсотом Mercedes худенький палец с обгрызенным ногтем нажимает на кнопку. Из колонок выплескивается голос какого-то рок-певца. Машина вновь вливается в поток. Вот бы знать, «Where is the love…». И вправду ли любовь существует? Сейчас ей хотелось только одного: чтобы сестра на заднем сиденье перестала беспрестанно напевать: «Дай мне любовь, я хочу любви».
Mercedes промчался мимо, как раз когда докуренная сигарета упала на землю, отброшенная точным щелчком и порывом ветра. Он спускается по мраморным ступеням, одергивает джинсы и вскакивает в седло синей Honda VF 75 °Custom. Как по волшебству всклинивается между машин. Правая нога обута в Adidas, переключает скорости, запускает мотор, и он как на волне влетает в общий поток.
Восходит солнце, чудесное утро. Она едет в школу, а он не ложился с прошлой ночи. День как день. Но на светофоре они останавливаются бок о бок. И день не будет похож на другие.
Красный.
Он смотрит на нее. Стекло опущено. Прядь светлых, пепельного оттенка волос приоткрывает нежную шею. Легкий, но решительный профиль, голубые глаза, взгляд ясный и ласковый, веки полуопущены, она наслаждается песней. Эта безмятежность поражает его.
— Эй!
Она удивленно поворачивается к нему. Он улыбается, остановив мотоцикл рядом, у него широкие плечи и чересчур загорелые для середины апреля руки.
— Хочешь прогуляться со мной?
— Нет, я еду в школу.
— Ну так не езди, пропусти. Я тебя заберу у школы.
— Извини, — она улыбается натянуто и фальшиво. — Я не так выразилась. Я не хочу с тобой встречаться.
— Со мной весело.
— Сомневаюсь.
— Тебе ни о чем не надо будет беспокоиться.
— А я и не беспокоюсь.
— А в этом уже я сомневаюсь.
Зеленый.
Mercedes срывается с места, и его самоуверенная улыбка гаснет. Отец поворачивается к ней:
— Кто это? Твой знакомый?
— Нет, папа, кретин какой-то.
Через несколько секунд Honda снова рядом. Он облокачивается на стекло, правая рука легко касается газа, как будто он еще заботится о безопасности.
Беспокоится только отец.
— Что это за негодяй? Почему он подъехал так близко?
— Папа, успокойся, я сама с ним разберусь.
Она решительно оборачивается к парню.
— Слушай, тебе что, делать больше нечего?
— Нечего.
— Ну так найди чем заняться.
— Я уже нашел.
— И что же?
— Прогуляться с тобой. Я тебя привезу к «Олимпике», на мотоцикле мы быстро доберемся, потом позавтракаем, а потом я тебя доставлю в школу к концу занятий. Обещаю.
— Не верится что-то в твои обещания.
— Ну же, — улыбается он, — ты уже столько обо мне знаешь, скажи правду, я ведь тебе понравился, да?
Она смеется и качает головой.
— Ну все, хватит, — и открывает учебник, извлеченный из кожаной сумки Nike — я займусь тем, что мне и вправду беспокоит.
— Чем же?
— Экзаменом по латыни.
— А я думал, сексом.
Она устало отворачивается. Теперь она не улыбается даже притворно.
— Убери руку со стекла.
— А куда мне ее положить?
Она нажимает кнопку стеклоподъёмника.
— Я бы тебе сказала, да не могу при отце.
Стекло поднимается. Он ждет и отдергивает руку в последний момент.
— Еще увидимся.
Он уже не слышит ее сухого «НЕТ». Легко кренит мотоцикл вправо. Закладывает вираж, набирает скорость и быстро исчезает среди машин. Mercedes спокойно продолжает свой путь к школе.
— Да ты знаешь, кто он? — Голова сестры просовывается между сиденьями. — Его называют супер-парень.
— А по-моему, просто идиот.
Она открывает учебник по латыни и повторяет ablativus absolutus. Вдруг прерывается и смотрит вдаль. А о чем же она больше всего беспокоится? Уж во всяком случае, не о том, о чем говорил этот тип. И все равно они больше не увидятся. Она решительно принимается повторять дальше. Машина сворачивает налево, к школе Фальконьери.
«Мне не о чем беспокоиться, и я его больше не увижу».
Она не знает, как ошибается. В обоих случаях.
2
Бледная луна светит сквозь верхушку дерева.
Отдаленный шум. Из какого-то окна доносятся звуки медленной, приятной музыки. Ниже — белая разметка теннисного корта сияет в бледном лунном свете, дно пустого бассейна печально ждет лета. На первом этаже дома светловолосая невысокая девушка с лазурными глазами и бархатной кожей с сомнением разглядывает себя в зеркале.
— Тебе нужна черная майка от Onyx?
— Не знаю.
— А синие брюки?
— Не знаю.
— Ты слаксы надевать будешь?
Даниела стоит в дверях, смотрит на Баби, на раскрытые ящики, разбросанную повсюду одежду.
— Тогда я возьму…
Даниела подходит, переступая через разноцветные Superga, разбросанные по полу, все тридцать седьмого размера.
— Нет! Не возьмешь, потому что я хотела!
— Я все равно возьму.
Баби резко поднимается, уперев руки в боки:
— Извини, но я даже не надевала…
— Могла и раньше надеть!
— Ага, а ты мне все растянешь?
Даниела насмешливо глядит на сестру.
— Чего! Шутишь? Да ты сама надела мою синюю юбку, и теперь я в ней болтаюсь, как карандаш в стакане.
— Ну и что? Ее растянул Малыш Бранделли.
— Чего? Тебя лапал Малыш, и ты мне ничего не сказала?
— Да нечего там рассказывать…
— Есть чего, судя по юбке.
— Ничего особенного. Помнишь, вчера я сказала маме, что пойду заниматься к Паллине?
— Так, и что дальше?
— Так вот я пошла в кино с Малышом Бранделли.
— Ну и?
— Фильм оказался так себе, да и парень, если приглядеться, тоже.
— Ну, ближе к делу. Как он залез тебе под юбку?
— Ну, фильм уже шел минут десять, а он все вертелся в кресле. Я подумала: ну да, кинотеатр неудобный, но, по-моему, Малыш перебарщивает. А потом он повернулся чуть-чуть и положил руку на спинку моего кресла. Слушай, а что если я надену костюмчик, зеленый, с пуговками спереди?
— Не отвлекайся!
— В общем, со спинки рука переползла мне на плечи.
— А ты что?
— А я ничего. Сделала вид, что не замечаю. Типа, фильм смотрю, как прибитая. И тут он притянул меня к себе о поцеловал.
— Тебя поцеловал Малыш Бранделли! Вау!
— Чего ты так кричишь?
— Ну, он же такой классный!
— Да, только воображает много… Все время перед зеркалом вертится, прихорашивается… Так вот, потом он решил меня завоевать окончательно. Купил мне мороженое. Мммм…вкуснятина. Я отвлеклась, и он начал шарить руками все ниже и ниже, слишком низко, по-моему. Я его отодвигаю, а он не шевелиться, схватился за юбку. Ну…и растянул.
— Вот козел!
— Ну да, он и не подумал перестать. А потом, знаешь, что он сделал? Расстегнул брюки, взял мою руку и направил вниз. Ну, туда, на свою штуку…
— Ого! Нет, он точно козел! А ты что?
— Пришлось пожертвовать мороженым. Сунула его прямо ему в расстегнутые штаны. Он аж подпрыгнул!
— Молодец! Ты его сделала!
Девчонки громко ржут. А затем Даниела под шумок уволакивает сестрин зеленый костюм.
В глубине дома, в кабинете, на мягком кашемировом диване Клаудио набивает трубку. Ему нравится эта возня с табаком, но, впрочем, это всего лишь компромисс. Ему больше не дают курить дома Мальборо. Жена его, заядлая теннисистка, и помешанные на здоровом образе жизни дочери всякий раз отбирали у него зажженную сигарету, так что он перешел на трубку.
— Клаудио, ты готов?
— Да, солнышко.
В маленькой ванной, между комнатами сестер, Даниела жирно подводит глаза.
— Накрасилась, как проститутка!
— Это из-за Андреа.
— Какого Андреа?
— Паломби. Я познакомилась с ним у школы. Он трепался с Марой и Франческой из четвертого. А когда они смотались, я ему сказала, что учусь с ними в одном классе. Я вот сейчас накрашена, так на сколько лет выгляжу?
— Ну да, ты выглядишь старше. Меньше пятнадцати не дашь.
— Но мне и так 15!
— Девочки, вы готовы?
Раффаэлла, стоя в дверях, включает сигнализацию. Быстро проскакивают Клаудио и Даниела, последней появляется Баби. Входят в лифт. Итак, вечер начинается. Клаудио поправляет узел галстука. Раффаэлла взбивает волосы. Баби одергивает темный с широкими плечиками жакет. Даниела смотрится в зеркало, уже зная, что встретит взгляд матери.
— По-моему, ты слишком сильно накрасилась. Ладно, пускай, и так мы опаздываем, как всегда.
Фьоре, превратник, поднимает шлагбаум.
Мерседес ждет их.