Тем временем вторая сотня разбойников опустошала селение. Здесь командовал Эхаден. Когда Рапис заканчивал резать солдат, уже неуверенно горели первые дома. То и дело группа разбойников врывалась в какую-нибудь хижину, откуда тотчас же доносились вой, плач и крики рыбаков. Разбушевавшиеся матросы метались среди домов как сумасшедшие, отчаянно лаяли на цепях собаки, из объятого пожаром курятника высыпали одурманенные дымом утки и куры, вызвав еще большую суматоху. Там, где селяне пытались в отчаянии сопротивляться, — их убивали без тени жалости. Кровь текла рекой, убийцы Эхадена рубили мечами и топорами выставленные вперед руки, пронзали незащищенные животы, разбивали головы. Стоны зверски насилуемых женщин заглушал пронзительный плач детей, которых, как непригодных для перевозки, силой отрывали от матерей. Крыши хижин пылали все ярче, треск горящих стропил смешивался с доносившимся со стороны порта победоносным грохотом орудий «Морского Змея».

Эхаден не принимал участия в резне. Он стоял посреди селения, держа меч под мышкой, и с обычным спокойствием отдавал распоряжения то и дело подбегавшим к нему пиратам. Он следил, чтобы никто из жителей селения не сбежал в лес неподалеку, иногда молча указывал цель троим лучшим лучникам в команде, которых держал при себе. Так его и застал Рапис, шедший во главе запыхавшихся, окровавленных, но радостных разбойников.

— Слишком много трупов! — резко сказал он. — У нас почти пустые трюмы.

— Здесь много народу, — буркнул офицер, показывая на выходящую из-за хижин колонну из нескольких десятков связанных селян. Половину составляли женщины. Пленников подталкивали грубо, но в меру. Охранники заботились о товаре.

Из ближайшей хижины выскочил рыбак с окровавленным лицом, держа в руке большую дубину. Рапис примерился, раскрутил над головой топор и угодил тому прямо в лоб. Раздались одобрительные возгласы лучников Эхадена и еще нескольких пиратов. Моряки радовались, что у них есть такой капитан, который может произвести на них впечатление! Кто-то подбежал к убитому, наступив на него ногой, вырвал топор и отнес капитану.

— Пошли людей в корчму, — сказал Рапис, вытирая лезвие. — У имперцев почти ничего нет на складе. Слышишь, Эхаден?

Офицер кивнул:

— Раладан этим уже занялся. Загрузку провизии и пресной воды мы закончим до рассвета. Но пока я слышал лишь три залпа. — Он махнул рукой в сторону пристани. — Два бортовых и один из носового или кормового. Это слишком мало для трех посудин. Если они не поторопятся и не встанут у берега… — Он замолчал, услышав грохот очередного бортового залпа. — Ну все, закончили.

Проходивший мимо тяжело дышавший матрос бросил факел на крышу ближайшего дома. Вспыхнуло пламя.

Постепенно смолкали последние вопли убиваемых. Голоса матросов начали сливаться в старую, угрюмую морскую песню:

Морские волны зеленым эхом
Подводной травы приносят шум,
Сгнившие руки мертвого шкипера
На дне бездны держат руль.

Рапис поднес к губам короткий глиняный свисток. Голоса стихли, и несколько мгновений спустя перед ним была вся команда. Гудело пламя. С треском обрушилась крыша одной из хижин.

— Возвращаемся на корабль, — сказал капитан. — Боцмана ко мне.

Из толпы тут же выступила плечистая фигура.

— Возьми десять человек, сходите к башне и соберите все, что может пригодиться, в особенности не слишком поврежденные доспехи. У кого нет, может выбрать для себя. То же самое с мечами, арбалетами и прочим. И еще, Дороль, проверь хозяйство казначея — гарнизон здесь небольшой, но у них может быть немного серебра. Остальные — на корабль!

Они шли сплоченной толпой, окружив группу голосящих пленников. Чей-то грубый, хриплый голос затянул:

А над морем хмурится небо
С силами штормов мы сядем играть;
Поет ветер в вантах, поет о буре,
Так что споем и мы:
Морские волны зеленым эхом…

Рапис не пошел вместе с остальными. Он посмотрел вслед удаляющейся толпе, потом окинул взглядом окрестности. Ему нужно было еще кое-что сделать… но он забыл что.

Гул пожара нарастал, горели уже не только крыши, но и стены хижин; с треском и грохотом падали обугленные балки и жерди. В клубах дыма метались языки пламени. Где-то раздался крик — короткий, тут же оборвавшийся.

Рапис стоял и смотрел.

Так пылали парусники. Во мгле…

Обреченные на гибель парусники…

Большой фрегат, подгоняемый ветром, неся в такелаже бурное пламя, подходил с наветренной стороны — и столкновение было неизбежным. Рапис внезапно увидел всю свою так и не удавшуюся жизнь, которая должна была завершиться в языках огня или среди соленой морской воды. Горящий фрегат приближался, словно предназначение судьбы, наконец с грохотом и треском столкнулся с бортом «Змея» — и чудовищный удар вышвырнул капитана в море. Он почувствовал холодные, жесткие удары волн.

— Ты что, заснул?

Горели хижины. Густой дым не давал дышать.

— Заснул? — повторил Эхаден. — Я вернулся за тобой, потому что…

Рапис бросил на него быстрый взгляд и громко сглотнул слюну.

— Нет, не заснул… — медленно проговорил он. — Мне просто привиделось. Тот горящий фрегат, что протаранил нас тогда, помнишь? Когда это было? Год, два тому назад?

Он повернулся и зашагал к пристани.

Горящий фрегат…

Эхаден стоял, задумчиво глядя ему вслед.

— Никто нас никогда не таранил, Рапис, — сказал он отчасти про себя, отчасти в пустоту. — Никакой горящий фрегат.

Капитан скрылся за завесой дыма. Офицер закашлялся и двинулся за ним следом, пряча лицо за сгибом локтя. Глаза его начали слезиться.

Видения… Давние видения, принимаемые за действительность. Так было уже не впервые. Эхаден всерьез забеспокоился. Он боялся за друга.

Порыв ветра отнес в сторону клубы дыма. Селение превратилось в одно большое море огня.

3

И снова ему улыбалась счастливая звезда.

Капитан хорошо знал маленькую дикую бухту в окрестностях Баны. Там он и спрятал «Морского Змея», сам же, вместе с несколькими надежными людьми, отвез на шлюпках на берег почти сотню пленников и пленниц. Им пришлось обернуться несколько раз, и, когда они закончили, было уже темно. «Морской Змей» тотчас же ушел в открытое море — вернуться он должен был лишь через два дня. Рапис знал, что осторожность никогда не мешает; место было уединенное, однако ему не хотелось подвергать свой драгоценный парусник большей опасности, чем то было необходимо.

Еще перед рассветом они тщательно спрятали шлюпки, после чего матросы погнали пленников в глубь близлежащего леса. Рапис просидел до зари на пляже, в компании одного лишь лоцмана Раладана. Когда рассвело, они направились в находившуюся неподалеку деревню. Капитан держал там двух коней, у богатого крестьянина, который мог ими распоряжаться как ему заблагорассудится, взамен же должен был лишь заботиться о животных и… молчать. Тот охотно делал и то и другое; знаменитый пират вспоминал о конях раз, иногда два в год. И порой он оказывался весьма щедрым…

Вскоре Раладан и Рапис уже ехали рысью по тракту в сторону Баны самого крупного города на юго-западе Армекта.

Бана была городом молодым, а еще точнее — омоложенным и вновь расцветшим. После захвата Дартана, а затем Гарры и островов большой порт на западном побережье Армекта оказался крайне необходим. После объединения Шерера в границах Вечной Империи Армект частично взял на себя дартанские зерновые рынки, а самым большим рынком сбыта зерна была именно Гарра. Бана, маленький портовый городишко, начала быстро разрастаться еще в период армектанских морских войн. Три порта, расположенные на берегу Королевского Залива, были слишком отдалены от театра действий; требовался крупный военный порт, где могли бы сосредоточиваться силы, необходимые для завоевания заморских территорий. Прикрытый изогнутым, словно коготь, полуостровом залив Акара, на берегу которого находилась Бана, обеспечивал идеальные условия. Город богател, хорошел и рос. Дартанская архитектура, с момента присоединения Дартана триумфально шествовавшая по всей Вечной Империи, завладела Баной без остатка, превратив ее в «Роллайну Запада», и в самом деле, сходство между молодым портом и дартанской столицей просто поражало. Стройные белые здания не имели ничего общего со строгим армектанским стилем; глядя на них, любой мог легко подумать, что каким-то чудом он перенесся в самое сердце Золотой Провинции…

Однако если даже Рапис и Раладан и заметили красоту представшего перед ними города, то ничем этого не показали. И позже, двигаясь по широким светлым улицам, они демонстрировали полное безразличие к красотам дартанской архитектуры. Наконец они остановились перед одним из домов-дворцов, но отнюдь не затем, чтобы восхититься прекрасными формами и пропорциями строения. Они стояли у цели своего путешествия.

Как капитан пиратского парусника, так и его лоцман ничем не походили на морских разбойников. Одеты они были иначе, чем на борту «Морского Змея», в простые и удобные, но отнюдь не бедные армектанские дорожные костюмы. Конская упряжь также говорила о не бросавшейся в глаза состоятельности обоих всадников. В глазах постороннего наблюдателя они могли сойти как за купцов, так и за владельцев небольших, но приносящих доход поместий. Легкие, чуть более длинные, чем военные, мечи могли бы свидетельствовать о Чистой Крови, текущей в жилах всадников; с другой стороны, право ношения меча в Армекте легко мог получить почти каждый свободный, не запятнанный преступлением человек.

В небольшом дворике перед домом путешественники спешились и, передав коней слугам, в сопровождении раба вошли внутрь и назвали имена, под которыми они были известны хозяину. Им не пришлось долго ждать.

В отсутствие работорговца, находившегося в деловой поездке, их приняла Жемчужина Дома. Рапис был знаком с этой рабыней и знал, что вполне открыто может обсуждать с ней любые дела. Жена хозяина не вмешивалась в дела мужа; Жемчужина Дома, напротив, обладала всеми полномочиями и была полноправной заместительницей своего хозяина. На первый взгляд рабыня стоила от семисот до восьмисот золотых, однако капитан «Морского Змея» прекрасно осознавал, что это невозможно — работорговцы не отличались подобной расточительностью. Он ни разу не замечал, чтобы она когда-либо ходила беременной, значит, она не была племенным экземпляром. Это означало, что у нее, видимо, имелись какие-то скрытые недостатки, сильно сбивавшие цену; чаще всего именно по этой причине такие женщины оставались в доме работорговцев навсегда.

Рабыня, одетая в прекрасно скроенное домашнее платье, встретила прибывших и вскоре уже вела непринужденный, шутливый разговор, из-за Раладана пользуясь языком Кону — упрощенной версией армектанского. Ловко сменив тему беседы, она почти незаметно перешла к делу. Рапис, явно чувствовавший себя в этом доме не хуже, чем на палубе корабля, коротко и без недомолвок изложил суть своего предложения, сообщив численность и примерную стоимость товара.

— Как видишь, госпожа, — закончил он (рабыне в ранге Жемчужины Дома, представлявшей хозяина, полагался такой же титул, как и женщине Чистой Крови), — дело посерьезнее обычного. Учитывая стоимость сделки.

Женщина слегка нахмурилась, о чем-то размышляя.

— Да, — коротко ответила она. — Более серьезное, но и более хлопотное, — добавила она, помолчав. — Ведь ты прекрасно понимаешь, господин, что товар четвертого сорта найдет покупателя сразу же, на рудниках и в каменоломнях не хватает рабочей силы. Так что мне все равно, куплю я партию в сто или в двести голов; и в самом деле, чем больше, тем лучше. Особенно если они островитяне или гаррийцы, — усмехнулась она. — В этом смысле как раз ничего не изменилось.

Рапис кивнул. Действительно, строгие законы империи, регулировавшие основы торговли живым товаром, в некоторых случаях оказывались удивительно бессильны… В Кирлане некоторых вещей попросту не замечали. Рыбацкие селения на Островах не давали большого дохода имперской казне, в то время как соляные копи — совсем наоборот. Даже находясь в частных руках, они приносили немалые доходы от налогов. Удерживавшаяся в разумных границах нелегальная торговля рабами была явлением в общем-то желательным. Естественно, пиратский корабль, захваченный с полным трюмом пленников, не мог рассчитывать на какое-либо снисхождение. С другой стороны, однако, частные рудники, каменоломни, а иногда даже хлопковые плантации контролировались имперскими чиновниками удивительно поверхностно…

— Боюсь, однако, господин, — продолжала Жемчужина Дома, — что исключительно большое, как ты утверждаешь, количество молодых и красивых женщин вместо ожидаемой выгоды принесет одни лишь хлопоты. Я не куплю их, господин, — без обиняков заявила она. — Спрос, — коротко объяснила она в ответ на удивленный взгляд капитана. — Нет спроса. Публичные дома переполнены, рабыни-проститутки в этом году почти ничего не стоят. Неурожай, — снова коротко пояснила она. — Неужели ты ничего не знал, господин? Как это может быть?

— Я слышал. Но не думал, что до такой степени.

— Настоящие бедствие, — подытожила Жемчужина. — Неурожай. Многие семьи оказались на грани нищеты. Каждый день здесь появляется какая-нибудь девушка, а иногда несколько. Еще неделю назад я купила двух, но там действительно было что покупать. От остальных я отказалась, и, насколько мне известно, никто другой их тоже не покупает. Живой товар, господин, именно живой товар, и если за короткое время на него не найдется покупателя, то он начнет проедать ожидаемую прибыль. Можно в течение пятнадцати лет растить, учить и воспитывать девушку от тщательно подобранной пары производителей, чтобы потом продать в качестве Жемчужины за восемьсот или тысячу золотых. Ведь даже если она не получит сертификата Жемчужины, все равно она будет рабыней первого сорта и по крайней мере не принесет убытков. Но — сырье для дешевых проституток? Конъюнктура придет в норму самое раннее через год, а кто знает, может быть, и через два. Продать такую девушку я могу за двадцать, тридцать, ну, может быть, за сорок золотых, если она очень молода и красива. Так за сколько должна я ее купить, чтобы разница в цене покрыла стоимость годового содержания? Сегодня, господин, тебе пришлось бы мне доплатить, чтобы я согласилась взять этих островитянок. Мужчины — другое дело, их всегда не хватает и будет не хватать. Добровольно никто не продастся в рабство, даже если будет подыхать с голоду. Это пустой закон, которым почти никто не пользуется, господин, да ты и сам знаешь. Такой мужчина может быть уверен, что попадет в каменоломню и проживет, самое большее, два-три года.

Рапис, тряхнув головой, поднял руку.

— Достаточно, госпожа, — несколько раздраженно отрезал он. — Я знаю, как работает рынок. Забудем о женщинах. Значит, покупаешь одних мужчин?

— Несколько женщин, может быть… Если они сильные и не слишком красивые. Действительно сильные и действительно некрасивые, — подчеркнула она. — Женщины при работе на рудниках не слишком окупаются и чересчур привлекают внимание. Приходится их переодевать в мужское платье. Я могу взять несколько, господин, но, честно говоря, скорее для поддержания хороших деловых отношений…

Несколько мгновений она что-то подсчитывала в уме, потом назвала сумму.

— Естественно, это примерная стоимость, — уточнила она. — Как обычно, тебе дадут кого-нибудь, кто оценит товар на месте. Надеюсь, ты согласишься на окончательную цену? Не в моих интересах сдирать с тебя три шкуры, господин, — она чуть наморщила нос и рассмеялась, — поскольку иначе в следующий раз ты пойдешь к конкурентам… Заверяю, что как всегда, так и сейчас окончательная цена будет отражать реальную стоимость товара. Ведь так?

Рапис кивнул. Он никогда не жалел о связях с этим работорговцем; он был уверен, что не пожалеет и на этот раз. В конце концов, никто же не виноват, что конъюнктура сложилась не лучшим образом. Жемчужина, от имени своего хозяина, вела с ним честную игру. Названная ею ориентировочная сумма выглядела вполне разумной.

Переночевав в неплохой гостинице, они двинулись в обратный путь на следующее утро, как только появились люди, о которых говорила Жемчужина Дома. Одного из них Рапис знал — тот уже дважды сопровождал его, чтобы осмотреть и оценить привезенный товар.

До леса они добрались еще до захода солнца. Из-за деревьев тут же появились двое матросов. Один забрал коней Раписа и Раладана, чтобы отвести их в деревню; другой повел прибывших к тому месту, где держали пленников. В отсутствие капитана не произошло ничего заслуживавшего внимания. Выставленные посты лишь однажды спугнули каких-то грибников. Мало кто забирался столь далеко.

Прибыв на место, представитель работорговца быстро и со знанием дела осмотрел товар. Мужчины, хоть и несколько исхудавшие (Рапис их на «Змее» особенно не перекармливал), выглядели, в общем-то, неплохо — что было понятно, поскольку хилых и стариков не брали, больные же и раненые почти все отправились за борт во время морского путешествия. Кроме того, в соответствии с обещанием Жемчужины у капитана купили несколько сильных, здоровых женщин, правда за не слишком высокую цену. Однако Рапис был доволен, поскольку ему еще удалось продать трех симпатичных девочек лет двенадцати-тринадцати, получив за них вполне приличные деньги, особенно за младшую, которая была девственницей. Покончив со всеми формальностями, посланник работорговца без лишних слов попрощался и, не обращая внимания на сгущающиеся сумерки, забрал с собой всю купленную группу, под эскортом собственных, приведенных из Баны людей. Рапис знал, что где-то в условленном месте на тракте товар, вероятно, ожидал небольшой караван повозок… Но это уже его никак не касалось. Золото он получил. Не столько, сколько ожидал, выгружая товар на берег; с другой стороны, однако, не намного меньше, чем обычно. Он просто привез чересчур большую партию.

У него осталось около сорока женщин, а также двое не отвечавших требованиям мужчин. Капитан приказал всем шагать к пляжу, где были спрятаны шлюпки. «Морской Змей», вероятно, уже стоял на якоре недалеко от берега… Неся приличных размеров мешок, в котором позвякивало золото и серебро, Рапис держался в конце отряда. Когда они подошли к краю леса, он подозвал Раладана.

— Посоветуй, — коротко потребовал он. — Мы не можем оставить здесь сорок с лишним трупов — рано или поздно кто-нибудь их найдет. Я хочу, чтобы здесь все было чисто. Посоветуй, Раладан. Камень на шею? Если даже пара утопленников и всплывет — не страшно…

Лоцман выругался в темноте: ветка хлестнула его по лицу. Ночной поход через лес отнюдь не был приятной прогулкой.

— Много мы заработали? — спросил он.

— Так себе, — неохотно ответил Рапис, и лоцман слегка улыбнулся; капитан бывал щедр, но порой, для разнообразия, скуп до невозможности. Тебе хватит, Раладан.

— Я не о том, капитан. Если мы привезем товар обратно на корабль, команда поймет, что дела пошли не лучшим образом, и никто не удивится, если на долю каждого придется немного. Никто не знает, сколько на самом деле в этом мешке, капитан.