В какой-то момент профессор поднял мечтательный взгляд, отложил жука в сторону и замер, разглядывая это очаровательное видение. Гостья показалась ему прекраснее, чем даже его возлюбленный скарабей, и он даже встал из-за стола, чтобы приветствовать ее, словно она только что зашла в комнату. Миссис Джашер, хорошо знавшая Браддока, тоже встала, чтобы протянуть ему руку, и теперь они походили на двух маленьких тучных ангелочков, лишь мгновение назад спорхнувших с новогодней елки.

— Дорогая моя, я так рад вас видеть. Вы… Вы… — замялся Джулиан, а потом вдруг, словно разом отрезвев, закончил: — Вы, если я не ошибаюсь, пришли, чтобы отужинать с нами?

— Люси приглашала меня еще неделю назад, — едко ответила гостья, поскольку ни одной женщине не понравится, если мужчина будет пренебрегать ею ради жука, пусть даже самого древнего.

— Тогда уверен, что ужин сегодня будет просто замечательным, — заметил Браддок, помахав пухлыми белыми ручками. — Люси превосходная хозяйка. Она никогда не допускает просчетов, не делает никаких ошибок! Но она упрямая, точно как и ее мать. Знаете ли, дорогая моя, что в свитке папируса, который я недавно приобрел, я нашел рецепт одного древнего египетского блюда, которым лакомился Аменемхет — ну, вы знаете, последний фараон одиннадцатой династии [Тут господин Браддок ошибается. Аменемхет I (ок. 1991–1962 до н. э.) был первым властителем XII династии.]? Как я хотел бы, чтобы его подали сегодня на ужин, но Люси отказалась. А всего-то надо было взять жареную газель, немного масла и семя кориандра, а еще… если память не изменяет… ферулу вонючую [Асафетида, или ферула вонючая — многолетнее травянистое растение семейства зонтичные. Из млечного сока корней растения получают пряность.].

— Фу! — Госпожа Джашер не знала, что такое ферула вонючая, но название ей определенно не понравилось. — Не говорите ничего больше, профессор. Звучит не слишком приятно. К тому же наверняка во времена ваших мумий не ели ничего достойного стола современных, цивилизованных людей.

— Что вы, что вы! В те времена люди были ничуть не менее цивилизованны, чем сейчас. К примеру, из вас вышла бы чудесная мумия, — произнес профессор Браддок, очевидно, желая сказать женщине комплимент. — И конечно, если с вами, не дай бог, что-то случится и вы предпочтете бальзамирование кремации, я с удовольствием помогу вам…

— Вы ужасный человек! — воскликнула вдова, не дав египтологу договорить. — Уверена, вы с большим восторгом принимали бы меня, будь я упакована в один из этих древних гробов.

— Так нельзя! — воскликнул оскорбленный профессор. — Нельзя называть гробами эти саркофаги — истинные творения искусства! Вы только взгляните на краски, на то, насколько аккуратно выписаны иероглифы. Вот здесь, в ряде картинок, аккуратно изложена вся история мертвеца, некогда покоившегося в этом саркофаге, — он поправил пенсне на носу и начал читать: — Осириан Сцемиофис — это женское имя, госпожа Джашер… Выходит, в этом саркофаге покоилась женщина, которая…

— Не желаю, чтобы кто-то написал мою историю на моем гробу, — едва не срываясь на крик, прервала его Селина, поскольку этот мрачный разговор напугал ее. — Для этого потребуется много больше места, чем для истории этой несчастной мумии. Моя жизнь полна событиями, должна я вам сказать… И, между прочим, что нового слышно об американской мумии инков? — быстро спросила она. видя, что профессор собирается вновь заняться разглядыванием картинок на саркофаге. — Ее привезли?

Профессор тут же клюнул на заброшенную удочку.

— Еще нет, — оживившись, ответил он, потирая гладкие ладошки. — Но я ожидаю, что дня через три «Ныряльщик» прибудет в Пирсайд, и Сидней доставит мумию мне в особняк. Я распакую ее и сразу же займусь изучением. Мне нужно знать, чем бальзамирование древних перуанцев отличалось от бальзамирования в Египте. Несомненно, американцы узнали искусство бальзамирования от…

— Египтян, — наобум опрометчиво ляпнула Селина.

Браддок вспыхнул от возмущения.

— Ничего подобного, моя дорогая! — фыркнул он сердито. — Это смешно и абсурдно! Я склонен скорее предположить, что Египет был всего лишь колонией того самого великого острова Атлантиды, о котором упоминает Платон. Если моя теория верна, то первой цивилизацией была цивилизация Атлантиды. А цари Атлантиды, память о которых, вне всякого сомнения, сохранилась в мифах о богах, в те далекие времена правили всем миром, включая ту его часть, которую ныне мы называем Южной Америкой.

— Вы хотите сказать, что в те древние времена уже существовали янки? — фривольно поинтересовалась госпожа Джашер.

Профессор опустил руки и принялся шагать взад-вперед по комнате, пытаясь погасить гнев, вызванный подобным невежеством.

— Боже мой, госпожа моя, да в каком мире вы живете?! — наконец взорвался он. — Неужели вы и в самом деле так глупы или вы просто мало осведомлены в исторических вопросах? Мы ведь с вами говорим о доисторических временах, о том, что происходило три тысячи лет назад, а вы спрашиваете про каких-то янки!

— Как вы можете так говорить обо мне! — в свою очередь, с негодованием воскликнула его собеседница. Она собиралась высказать профессору еще что-то неприятное, но тут двери его кабинета открылись.

— Как дела, госпожа Джашер? — поинтересовалась Люси, заходя в комнату. — А вот и мы с Арчи. Ужин готов, и вы…

— Я очень хочу есть, — заметила Селина, с радостью готовая выйти из неловкой ситуации — А то мистер Брад-док, судя по всему, уже готов спустить на меня всех собак. — Она со смехом взяла юного Хоупа под локоть.

Мисс Кендал поморщилась. Ей не нравилось, как вдова словно присваивала себе любого мужчину, оказавшегося рядом с ней.

Глава III

ЗАГАДКА ГРОБНИЦЫ

Один из обитателей дома Браддока, не состоящий в штате прислуги, являлся непосредственно слугой профессора. Это был гротескных пропорций канак [Уроженец тихоокеанских островов, обычно Гавайских.], пигмей по росту, но невероятно широкий в плечах, с короткими и толстыми ногами и длинными, могучими руками. У него была большая голова и красивое лицо с меланхоличными черными глазами и сверкающими белыми зубами. Как и у большинства жителей Полинезии, кожа у него была цвета бледной бронзы, украшенная татуировками. Даже щеки и подбородок этого человека покрывали сложные узоры. Но самой выдающейся его чертой была огромная копна завитых волос, которые он красил в ярко-желтый цвет способом, известным только ему одному. Искрящаяся шевелюра канака напоминала блеск перуанского солнца, и, возможно, именно из-за этой специфической прически возникло его странное имя — Какаду. Кроме того, это колоритное создание неизменно носило белый хлопковый костюм, еще больше подчеркивающий сходство его владельца с белым австралийским попугаем.

В ранней юности Какаду привезли в Квинсленд с Соломоновых островов. Он предназначался для работы на плантации, но попался на глаза профессору, и тот сделал его личным слугой. Когда Браддок вернулся домой, чтобы жениться на госпоже Кендал, мальчик захотел поехать вместе с ним, хотя был настоящим дикарем для цивилизованной Англии. Египтолог согласился провезти его через море и не пожалел об этом, так как Какаду поклонялся профессору, словно тот был настоящим богом. Еще в юном возрасте попав в руки работорговцев, полинезиец научился превосходно объясняться по-английски и, усвоив нормы цивилизованного поведения, вел себя достаточно прилично. Иногда, если его начинали дразнить деревенские жители или работники профессора, он взрывался в ребячьем гневе, который мог вылиться во что-то опасное… Но слово Браддока всегда успокаивало его, и тогда, каясь, он подползал к ногам своего «божества», словно побитый пес. Жил он почти все время в «музее», заботясь о том, чтобы никто не повредил бесценную коллекцию профессора. А за обедом или ужином Какаду обычно ждал, стоя возле стола: вдруг кому-то понадобится помощь. Этим вечером канак, как всегда, исполнял роль дворецкого, мягко скользя вдоль стола и стараясь всем угодить. Он был замечательным слугой, подвижным и послушным, но его татуированное лицо, приземистая фигура и золотистый ореол волос странно действовали на госпожу Джашер. Да и Люси, несмотря на традицию, тоже чувствовала себя неловко, когда этот гном вертелся у ее локтя. Иногда ей начинало казаться, будто один из фантастических идолов из музея, расположенного этажом ниже, ожил и решил стать прислугой за обедом.

— Не люблю я это чучело, — вздохнула Селина, обратившись к хозяину, когда Какаду отошел к буфету. — Иногда мне начинает казаться: вот-вот он набросится на меня.

— Воображение, моя дорогая, всего лишь нездоровое воображение, — покачал тот головой. — Почему он должен наброситься на вас?

— Он бы гармонично выглядел на банкете каннибалов, — со смехом заметил Арчи.

— Ужасные фантазии, — с дрожью пробормотала Люси. — Не надо так говорить, а то я есть не смогу.

— У господина Хоупа очень странное воображение, — заверил Браддок, обращаясь к госпоже Джашер. — Тем не менее он прав. Какаду прибыл с острова каннибалов и, несомненно, присутствовал при потреблении человеческой плоти. Нет, нет, моя дорогая леди, можете нисколько не тревожиться! Я не думаю, что он пробовал человечину: его привезли в Квинсленд задолго до того возраста, в котором он был бы допущен к такого рода трапезе. Он у меня очень воспитанная зверушка.