— Ускорительная камера находится внутри магнита. Ее длина четыреста футов, но, к сожалению, отсюда ее не видно.

— Интересно, — задумчиво произнес седой ветеран, — осознают ли строители этой грандиозной машины, что любой из созданных Богом самых обычных ураганов далеко превосходит по мощности все созданное человеком — включая эту машину и все остальные, вместе взятые?

— Я абсолютно уверена, что они это понимают, — с чувством превосходства ответила ему строгая молодая женщина. — Думаю, они могут назвать вам с точностью до фунта на дюйм мощность любого урагана.

Ветеран смерил ее надменным взглядом.

— Вы ученый, мадам? — мягко поинтересовался он.

Экскурсовод уже вывел большую часть группы на площадку.

— После вас, — сказал Макфайф Хэмилтону, отступая в сторону. Марша смело двинулась вперед, за ней последовал ее супруг. Макфайф, лениво изображая интерес к развешенным на стене над площадкой информационным материалам, замкнул небольшую колонну.

Поймав руку жены, Хэмилтон крепко пожал ее и прошептал Марше в ухо:

— Ты что, подумала, что я от тебя откажусь? Мы все же не в нацистской Германии.

— Пока еще нет, — ответила Марша обреченно. Она все еще выглядела бледной и подавленной, к тому же она стерла большую часть макияжа, и ее губы выглядели тонкими и бескровными. — Милый, когда я думаю о тех людях, что затащили тебя туда и ткнули в лицо мной и моими поступками, будто бы я была чем-то вроде… вроде проститутки или, может, втайне имела связь с конями… хочется просто их всех убить. И Чарли — я считала его нашим другом. Думала, что на него можно положиться. Сколько раз он приходил к нам на ужин!

— Ну мы и не в Аравии, — напомнил ей Хэмилтон. — Сколько бы раз мы ни накормили его, он от этого не стал нашим кровным братом.

— Это последний раз, когда я готовлю пирог с лимонными меренгами. И все остальные его любимые блюда. Он и его оранжевые подтяжки. Пообещай мне никогда не носить подтяжки.

— Только эластичные носки и больше ничего. — Крепко обняв жену, он предложил: — Давай спихнем ублюдка в магнит.

— Думаешь, тот его переварит? — Марша слабо усмехнулась. — Скорей выплюнет обратно. Чарли несъедобный.

Мамаша, стоящая с сыном позади них, замешкалась. Макфайф отстал совсем далеко. Засунув руки в карманы, он стоял с унылой красной физиономией.

— Он тоже по-своему несчастлив, — подметила Марша. — В каком-то роде мне даже его жаль. Это не его вина.

— А чья же? Кровожадных зверюг-капиталистов с Уолл-стрит? — легко, словно в шутку, добавил Хэмилтон.

— Как ты странно говоришь, — Марша тут же встревожилась. — Я никогда не слышала от тебя таких слов. — Внезапно она схватила его за плечо. — Ты ведь на самом деле не думаешь, что… — Она отпустила его и даже слегка оттолкнула от себя. — Нет, думаешь. Ты думаешь, что это может быть правдой.

— Что может быть правдой, ты о чем? Что ты раньше состояла в Прогрессивной партии? Да я сам возил тебя на собрания в своем «Шевроле-купе», помнишь? Я это десять лет знал.

— Нет, не это. Не сами мои поступки. А то, что они означают — что, по их словам, они означают. Ты ведь и в самом деле так думаешь, правда?

— Ну, — сказал он неловко, — у тебя же нет коротковолнового передатчика в подвале. Ну по крайней мере, я его как-то не замечал.

— А ты внимательно проверил? — Ее голос стал холодным, обвиняющим. — А может, он там есть, откуда ты знаешь. Может быть, я и сюда пришла, чтобы подорвать этот Беватрон, или как он там называется.

— Говори потише, — предупредил ее Хэмилтон.

— Не приказывай мне! — В гневе и бешенстве она отшатнулась от него — и столкнулась со строгим и подтянутым старым солдатом.

— Осторожней, юная леди, — предупредил ее тот, уверенно отводя подальше от перил площадки. — Не надо отсюда падать.

— Главная проблема этого сооружения, — продолжал свой рассказ экскурсовод, — заключается в отклоняющей системе, что используется для вывода пучка протонов из кольцевой камеры на столкновение с мишенью. С этой целью использовалось несколько разных методов. Изначально в нужный момент осциллятор просто отключался; это позволяло протонам вырваться наружу по спирали. Но такой род отклонения оказался слишком неточным.

— Правда ли, — хрипло спросил Хэмилтон, — что как-то раз на старом циклотроне в Беркли пучок вырвался в неожиданную сторону?

Гид взглянул на него с интересом:

— Да, говорят, что так и было.

— Я слышал, что он прожег какой-то офис. И что будто бы обгоревшие следы видны до сих пор. А ночью, когда гасят свет, видна и радиация.

— Да, по слухам, там висит голубая дымка, — подтвердил его слова экскурсовод. — А вы сами физик, мистер?

— Электронщик, — представился Хэмилтон. — Меня интересует ваш новый дефлектор: я шапочно знаком с Лео Уилкоксом.

— Да, у Лео сегодня важный день, — согласился гид. — Его прибор только что введен в действие на установке.

— Покажите мне дефлектор, — попросил Хэмилтон.

Экскурсовод указал вниз, на сложную конструкцию близ одной из сторон магнита. Ряд заэкранированных слитков поддерживал толстую темно-серую трубу, на которой была смонтирована сложная сеть заполненных жидкостью трубочек поменьше.

— Вот работа вашего знакомого. Он сам наверняка где-то неподалеку, наблюдает.

— И как оно работает?

— Пока что неизвестно.

За спиной у Хэмилтона Марша все пятилась, пока не дошла до края площадки. Он подошел к ней.

— Веди себя как взрослый человек, — рассерженно прошептал он ей. — Раз уж мы здесь, я хочу посмотреть, что происходит.

— Эта твоя наука! Лампы и провода — все это для тебя важней, чем моя жизнь.

— Я пришел сюда, чтобы посмотреть, и этим сейчас и занимаюсь. Не мешай мне и не устраивай сцен.

— Это ты устраиваешь сцены!

— Слушай, ну ты уже достаточно глупостей наделала, тебе не кажется? — Раздраженно отвернувшись от нее, Хэмилтон пробрался мимо серьезной девушки в деловом костюме, мимо Макфайфа к помосту, который вел от наблюдательной площадки обратно в коридор. Он начал было рыться в карманах в поисках своей пачки сигарет, когда первый зловещий вой тревожных сирен прорезал спокойное гудение магнита.

— Назад! — закричал гид, размахивая в воздухе тонкими черными руками. Радиационная защита…

Бешеный звенящий вой накрыл смотровую площадку. Тучи светящихся частиц взмыли ввысь, взорвались и осыпались на перепуганных людей. Мерзкий запах гари ударил по их обонянию; в панике они сгрудились у выхода с площадки.

И тут появилась трещина. Металлическая подпорка, пережженная лучом жесткой радиации, оплавилась, согнулась и сломалась. Раздался громкий и пронзительный визг богатой мамаши. Макфайф прорывался назад, подальше от падающей платформы и ослепляющих потоков жесткой радиации, что шипели повсюду. Он столкнулся с Хэмилтоном; тот буквально отшвырнул прочь с дороги испуганного полисмена, прыгнул вперед и отчаянно потянулся к Марше.

Одежда на нем вспыхнула. Люди вокруг него, охваченные пламенем, бились, пытаясь выбраться наружу. Площадка под их ногами медленно и торжественно накренилась вперед, зависла на секунду, а затем просто рассыпалась.

По всему зданию Беватрона завыли автоматические системы сигнализации. Крики людей и вой сирен смешались воедино, в какофонию ужасающего шума. Пол под ногами Хэмилтона величественно просел. Сталь, бетон, пластик, провода и трубы перестали быть твердыми и обратились в плазму, в смесь случайных частиц. Он инстинктивно выбросил вперед руки, падая лицом вниз в туманное пятно взорвавшейся машины. Воздух с тошнотворным свистом вылетел из легких, сверху на него сыпалась известка, а раскаленные частицы пепла обжигали кожу. И вот уже его тело разорвало металлическую сетку, ограждавшую магнит. Визг рвущегося металла и бешеный уровень жесткой радиации, накрывший его…

И жестокий удар об пол. Боль сделалась видимой — светящийся слиток, что стал вдруг мягким и поглощающим, словно радиоактивная стальная пряжа. Она пульсировала, расширялась и понемногу поглощала его. Охваченный болью, он представлял себя пятном влажной органической материи, что беззвучно впитывается бесконечной полосой плотной металлической ткани.

Потом исчезло даже это. Осознавая гротескную изломанность своего тела и лежа неподвижно, Хэмилтон все же бесцельно и рефлекторно пытался подняться на ноги. Хоть и понимал, что никому из них это не светит. Еще долго не светит.