— А это печенье кто-нибудь ест? — поинтересовался он.
— О, рано или поздно съедают все до крошки. Гости иногда не прочь получить что-нибудь к чаю.
Монастырь стоял у моста, так что мимоезжих путников здесь хватало, и многие заворачивали к сестрам переночевать. «Форель», разумеется, тоже не жаловалась на недостаток гостей: каждый вечер в трактире оставались на ночь человека два-три, а с утра Малкольм подавал им завтрак, но все это были рыбаки или «коммерсанты», как называл их отец, — разъездные торговцы курительным листом, скобяным товаром или всякой технической всячиной, полезной в фермерском хозяйстве. В монастыре же останавливались гости куда более важные: высокородные дамы и господа, порой даже епископы или священники, — короче, все те знатные особы, которые не имели связей с университетом и не могли рассчитывать на гостеприимство в одном из городских колледжей. Однажды даже приехала настоящая принцесса и осталась на целых шесть недель, но Малкольму удалось увидеть ее только дважды. Принцессу отправили в монастырь в наказание. Ее деймон-горностай злобно скалился на всех и рычал.
Малкольм помогал управляться и с этими гостями: ходил за лошадьми, чистил обувь, носил письма и иногда получал монетку-другую. Все деньги отправлялись в жестяного моржа-копилку, стоявшего дома, у него в комнате. Малкольм нажимал моржу на хвост, чтобы тот разинул пасть, и просовывал монетку между клыками, один из которых когда-то отломался, но был приклеен на место. Сколько там уже набралось денег, Малкольм не знал, но морж был увесистый. Когда-нибудь накопится столько, что можно будет купить ружье… Только, наверное, придется еще подождать, потому что вряд ли отец разрешит.
А пока мальчик разглядывал путников, простых и знатных, — смотрел и учился. Пожалуй, думал он, нигде в целом свете не узнаешь столько всего о жизни, как здесь, в этой маленькой излучине реки с трактиром на одном берегу и монастырем — на другом. Рано или поздно он вырастет и станет помогать отцу за стойкой, а потом, когда родители состарятся, дело перейдет к нему. Малкольма это вполне устраивало. Если уж суждено стать трактирщиком, то места лучше «Форели» и не придумаешь. Здесь можно посмотреть на мир, не сходя с места, и всегда найдется с кем поговорить: ученые и всякие интересные люди захаживали сюда часто. Но на самом деле мальчику хотелось совсем другого. Будь его воля, он бы сам стал ученым — занялся бы астрономией или экспериментальной теологией и совершал бы великие открытия, проникая в тайную суть вещей. Вот бы какой-нибудь философ взял его в ученики — до чего было бы здорово! Да только об этом и мечтать не стоило: улверкотская начальная школа готовила будущих ремесленников или, в лучшем случае, клерков, и уже в четырнадцать лет выпускала своих питомцев во взрослый мир, — а стипендию простому мальчишке с лодкой, пусть и смышленому, никто, конечно, не даст.
Настала и перевалила за середину зима, и вот однажды вечером в трактир вошли трое, не похожие на обычных посетителей. Они приехали на антарном автомобиле и направились прямиком в Зал-на-Террасе — самый маленький обеденный зал, выходивший окнами на террасу, откуда открывался вид на реку и монастырь. Этим залом в конце коридора даже летом почти никто не пользовался: окошки там были маленькие, а двери на террасу, вопреки названию, не было вовсе.
Малкольм уже доделал свое единственное, да и то совсем крошечное, домашнее задание (по геометрии) и с большим аппетитом поужинал ростбифом, йоркширским пудингом и печеным яблоком с кремом на закуску, когда отец окликнул его из бара.
— Пойди спроси, чего желают те джентльмены в Зале-на-Террасе, — велел он. — Сдается мне, они иностранцы и не знают, что напитки надо заказывать у стойки. Ждут, пока их обслужат.
Малкольм обрадовался: это было что-то новенькое. Войдя в маленький зальчик, он обнаружил, что трое джентльменов (а по ним было сразу видно, что они не из простых) столпились у окна и разглядывают что-то снаружи.
— Чем могу вам помочь, джентльмены? — спросил он.
Гости тут же, как по команде, отвернулись от окна. Двое заказали кларет, третий пожелал порцию рому. Когда Малкольм вернулся с напитками, джентльмены спросили, можно ли здесь поужинать, и если да, то что сегодня подают.
— Ростбиф, сэр. Очень вкусный. Честное слово, я сам только что ел.
— О, le patron mange ici? [Хозяин обедает здесь (фр.).] — промолвил самый пожилой из троих, вслед за остальными придвигая стул поближе к столику. Его деймон, красивый черно-белый лемур, спокойно сидел у него на плече.
— Я здесь живу, сэр. Мой отец — хозяин «Форели», — объяснил Малкольм. — А мать готовит.
— Как тебя зовут? — спросил другой, самый высокий и худой из гостей, похожий на ученого, с густой седой шевелюрой и деймоном-вьюрком.
— Малкольм Полстед, сэр.
— Что это там, за рекой, Малкольм? — спросил третий, черноусый, с большими темными глазами. Какой у него был деймон, Малкольм не понял: тот лежал на полу, свернувшись клубком.
Само собой, на дворе уже стемнело, и гости не могли разглядеть за рекой ничего, кроме тусклых витражных окон часовни да фонаря, день и ночь горевшего над воротами.
— Это монастырь, сэр. Там живут сестры ордена святой Розамунды.
— А что это за святая?
— Не знаю, я у них никогда не спрашивал. Только видел картинку на витраже. Такая, знаете, большущая роза — и святая Розамунда там стоит, прямо внутри. Может, ее в честь этой розы и назвали. Надо будет спросить сестру Бенедикту.
— Так ты с ними знаком?
— Да я с ними каждый день вижусь, сэр. Ну, почти каждый. Помогаю им немного — ну, знаете, то да се.
— А скажи-ка, к этим монахиням кто-нибудь приезжает? — спросил пожилой джентльмен. — Бывают у них посетители?
— Бывают, сэр, и частенько. Кто только не ездит. Вы уж простите меня, сэр, но что-то тут совсем холодно. Вы не против, если я разожгу камин? А нет, так, может, в бар перейдете? Там тепло и славно.
— Спасибо, Малкольм, но мы останемся здесь. А вот камин и впрямь не помешает.
Малкольм чиркнул спичкой, и огонь тотчас занялся. Отец умел укладывать дрова — Малкольм не раз наблюдал, как он ловко это делает. И подбрасывать новые не придется: и так хватит на весь вечер, даже если гости засидятся.
— Много сегодня народу? — спросил темноглазый.
— Человек десять, сэр. Как обычно.
— Хорошо, — кивнул пожилой. — Ну что ж, пора отведать пресловутого ростбифа.
— Не желаете начать с супа, сэр? У нас сегодня пряный с пастернаком.
— Почему бы и нет. Неси три порции, а уж после супа — этот ваш знаменитый ростбиф. И еще бутылку кларета.
Малкольм очень сомневался, что пресловутый ростбиф так уж знаменит, — должно быть, это просто фигура речи. Тем не менее, он повернулся и поспешил на кухню — взять чистые приборы и передать матери заказ.
— Они и сами все знали про монахинь, — шепнула ему на ухо Аста, в образе щегла порхавшая у него над головой.
— Тогда зачем спрашивали? — поинтересовался Малкольм, тоже шепотом.
— Они нас проверяли. Хотели узнать, скажем ли мы правду.
— Интересно, что им надо?
— На ученых они не похожи.
— А по-моему, похожи. Что-то в них такое есть…
— Знаешь, на кого они похожи? — перебила Аста. — На политиков!
— А откуда ты знаешь, как выглядят политики?
— Просто чувствую.
Малкольм не стал с ней спорить. Во-первых, было не до того — другие посетители тоже ждали, когда их обслужат. А во-вторых, чутью Асты он доверял. Сам он редко что-то такое чувствовал: ему просто нравились все, кто обращался с ним по-доброму. А вот у деймона была хорошая интуиция, и Малкольм много раз имел возможность в этом убедиться. Хотя, конечно, они с Астой все равно были одно целое, так что хорошая интуиция, по большому счету, принадлежала ему — точно так же, как Аста, по большому счету, разделяла все его симпатии.
Отец Малкольма сам отнес заказ в Зал-на-Террасе и откупорил для гостей бутылку вина. Малкольм еще не научился управляться с тремя горячими тарелками одновременно. Вернувшись в главный бар, мистер Полстед поманил сына пальцем и спросил вполголоса:
— О чем эти джентльмены с тобой говорили?
— Спрашивали про монастырь.
— Они хотят еще с тобой побеседовать. Сказали, ты умный мальчик. Будь повежливее с ними. Знаешь, кто они?
Малкольм вытаращил глаза и покачал головой.
— Тот, что постарше — лорд Наджент. Бывший лорд-канцлер Англии.
— Откуда ты знаешь?
— Узнал его по портрету в газете. Ну все, иди. Скажи им все, что они хотят узнать.
Малкольм двинулся по коридору под шепот Асты:
— Вот, видишь? А я тебе что говорила? Сам лорд-канцлер Англии!
Гости уже приступили к ростбифу (мама Малкольма положила им двойные порции). Они негромко переговаривались между собой, но как только Малкольм вошел, сразу умолкли.
— Я просто хотел спросить, не темно ли вам тут, господа, — сказал он. — Если угодно, могу принести масляную лампу на стол.
— Через минуту эта идея станет просто замечательной, — ответил тот, в ком отец опознал лорда-канцлера. — Но сначала скажи мне, Малкольм, сколько тебе лет?