— Одиннадцать, сэр.
Возможно, его полагалось называть «милорд», но бывший лорд-канцлер Англии, похоже, не возражал и против «сэра». Должно быть, предположил Малкольм, он хочет остаться неузнанным, а потому только рад, что к нему не обращаются по всем правилам.
— А в какую школу ты ходишь?
— В улверкотскую начальную, сэр. Это напротив Порт-Медоу.
— И чем же ты будешь заниматься, когда вырастешь?
— Скорее всего, стану трактирщиком, сэр, как мой отец.
— Отличная работа. Мне всегда казалось, трактирщикам интересно живется.
— Я тоже так думаю, сэр.
— Каждый день видишь самых разных людей, и все такое…
— Точно, сэр. К нам и ученые из университета приходят, и лодочники со всей округи.
— Жизнь так и кипит, верно? Каждый день что-нибудь да происходит?
— Да, сэр.
— И вам отсюда все хорошо видно. Видно, кто проплывает по реке…
— Самое интересное происходит на канале, сэр. Во-первых, там все время плавают цыганские лодки — туда-сюда, туда-сюда. Особенно в июле, когда Конская ярмарка, — тогда они наезжают целыми толпами.
— Конская ярмарка… цыгане, говоришь?
— Да, они отовсюду съезжаются на ярмарку. Кто покупает лошадей, кто продает.
— А монахини в монастыре? — вмешался джентльмен, похожий на ученого. — На что они живут? Делают духи на продажу?
— Нет, они овощи выращивают, — ответил Малкольм. — Моя мама всегда покупает овощи и фрукты в монастыре. И мед. А, да, они еще шьют и вышивают одежду для священников. Казулы и все такое. По-моему, им за это очень неплохо платят. По крайней мере, деньги у них точно водятся, а иначе как бы они покупали рыбу в Порт-Медоу?
— Ты говоришь, в монастыре бывают гости, — подал голос бывший лорд-канцлер. — А скажи-ка, Малкольм, что за люди обычно туда приезжают?
— Ну, иногда какие-то дамы… молодые леди… Иногда — старые священники. Может, даже епископы. Наверное, они приезжают отдохнуть.
— Отдохнуть?
— Так мне сестра Бенедикта сказала. Она говорит, в старину, когда еще не было ни трактиров вроде нашего, ни гостиниц, ни тем более больниц, люди часто останавливались на постой в монастырях и аббатствах. Но теперь так обычно делают только священники, ну и, может, монахини из других мест. Приезжают отдохнуть после болезни. Она сказала, это нужно для реко… ково…
— Для реконвалесценции, — подсказал лорд Наджент.
— Да, сэр, вот именно это слово. В общем, чтобы поправиться.
Последний из троих, темноглазый, покончил со своим ростбифом и положил вилку и нож.
— А сейчас там кто-нибудь гостит? — спросил он.
— По-моему, нет, сэр. Если только не сидит все время в доме… Вообще, гости обычно любят гулять в саду, но погода в последние дни не очень, так что… Не желаете ли пудинг, господа?
— Смотря что вы тут называете пудингом.
— Печеные яблоки с заварным кремом. Яблоки из монастырского сада.
— Было бы досадно так и не попробовать, — заметил ученый. — Неси свои яблоки с кремом.
Малкольм подошел ближе к столу и начал собирать тарелки и приборы.
— Ты всю жизнь тут живешь, Малкольм? — спросил лорд Наджент.
— Да, сэр. Я и родился здесь.
— Значит, с монахинями ты знаком уже давно. Скажи, за все это время тебе хоть раз доводилось видеть, чтобы они ухаживали за младенцем?
— Вы хотите сказать, за совсем маленьким ребенком, сэр?
— Да. Не таким большим, чтобы ходить в школу. Возможно, даже грудным. Ну так что?
Малкольм глубоко задумался.
— Нет, сэр, ни разу такого не было, — наконец, промолвил он. — Знатные дамы и господа у них бывали… ну, и священники… но маленьких детей я не видел.
— Ясно. Спасибо, Малкольм.
Малкольм растопырил пальцы и ухитрился подхватить все три бокала под донышки одной рукой. В другой руке он уже держал стопку тарелок.
— Грудной ребенок? — прошептала Аста по дороге в кухню.
— Тут какая-то тайна, — с явным удовольствием откликнулся Малкольм. — Может, это сирота.
— Или что похуже, — мрачно добавила Аста.
Малкольм поставил тарелки на сушилку (как обычно, не удостоив Элис даже взгляда) и сообщил, что джентльмены желают пудинг.
— Твой отец утверждает, что один из них — бывший лорд-канцлер, — заметила мать, раскладывая по мискам печеные яблоки.
— Они расспрашивают про монастырь.
— Справишься? Смотри, а то миски горячие.
— Ничего, зато маленькие. Я донесу.
— Будем надеяться. Если уронишь яблоки лорда-канцлера, попадешь в тюрьму.
Малкольм справился с мисками на «отлично», хотя по дороге они и вправду сильно нагрелись. Джентльмены больше ни о чем не спрашивали, только заказали кофе, и Малкольм принес им масляную лампу, а потом поспешил на кухню за чашками.
— Мам, ты ведь знаешь, что к монахиням иногда приезжают гости? Ты не слыхала случайно, им ребенка не привозили?
— А зачем тебе это знать?
— Это не мне. Это они спросили — ну, лорд-канцлер и его друзья.
— И что ты им сказал?
— Сказал, что, наверное, нет.
— Вот и правильно. Сходи-ка в бар, принеси еще стаканов.
Уже в баре, где за шумом и смехом никто бы ее не услышал, кроме Малкольма, Аста прошептала:
— Ты заметил, что она испугалась? Когда ты спросил, Керин сразу проснулся и навострил уши.
Керином звали деймона миссис Полстед, ворчливого, но снисходительного барсука.
— Просто это было неожиданно, — сказал Малкольм. — Когда они спросили меня, ты наверняка тоже удивилась.
— Ничего подобного. Я и виду не подала.
— Ну, зато я удивился. И по мне наверняка было видно.
— Спросим монахинь?
— Думаю, стоит, — согласился Малкольм. — Завтра. Они должны знать, что о них кто-то расспрашивает.
Глава 2. Желудь
Отец Малкольма оказался прав: лорд Наджент действительно был лордом-канцлером — но только при прошлом кабинете министров, более либеральном, чем нынешний, и правившем в более либеральные времена. Сейчас политики все как один взяли моду пресмыкаться перед церковными властями и, в конечном счете, перед Женевой. Некоторые религиозные организации обнаружили, что их власть и влияние внезапно возросли, а чиновникам и министрам, прежде придерживавшимся светской линии, спешно пришлось подыскивать себе новое занятие или же работать скрытно, под ежеминутной угрозой разоблачения.
Одним из них и был Томас Наджент. Для правительства, для прессы, да и для всего мира в целом — отставной законник, утративший почти все былое влияние, герой вчерашних дней, уже не представляющий особого интереса. А на самом деле — глава учреждения, фактически исполняющего обязанности секретной службы и еще совсем недавно входившего в блок разведки и безопасности Короны. Сейчас, при лорде Надженте, оно в основном вставляло палки в колеса тем самым церковным властям, при этом усердно прикидываясь совершенно безобидным и, в сущности, бесполезным. Для этого требовались изрядная храбрость, изобретательность и немалая доля удачи. Пока что их никто так и не поймал за руку. Под прикрытием обманчиво невинного названия они выполняли всевозможные миссии — опасные, сложные, скучные, а подчас и откровенно незаконные. Но еще никогда в их задачи не входило надежно укрыть шестимесячного младенца от тех, кому не терпелось его убить.
В субботу, благополучно покончив с утренними делами в «Форели», Малкольм отправился на ту сторону реки, в монастырь. Он постучал в двери кухни и вошел. Сестра Фенелла чистила картошку. С картошкой вообще-то можно обращаться и поаккуратнее — Малкольм не раз видел, как ловко снимает с нее шкурку миссис Полстед, и если бы ему дали хороший острый нож, он бы показал доброй монахине, что к чему. Но, подумав, не стал портить ей настроение.
— Пришел помочь? — спросила сестра.
— Да, если хотите. Но на самом деле мне нужно вам кое-что сказать.
— Тогда займись брюссельской капустой.
— Ладно, — согласился Малкольм.
Он нашел в ящике самый острый нож и подтащил к себе через стол несколько кочешков.
В окно бледно светило февральское солнце.
— И не забудь вырезать снизу крест, — напомнила сестра Фенелла.
Когда-то давно она объяснила, что каждую капустину надо помечать знаком Спасителя, чтобы дьявол не пробрался внутрь. На Малкольма это тогда произвело большое впечатление. Теперь-то он знал, что дело не в этом: просто овощи так лучше варятся. Мама раскрыла ему на это глаза и добавила строго:
— Только не вздумай спорить с сестрой Фенеллой. Она добрая старая леди, пусть как хочет, так и думает. Не нужно ее расстраивать.
Малкольм был готов на многое, лишь бы не расстраивать сестру Фенеллу, которую любил глубоко и простодушно.
— Так что же ты хотел мне рассказать? — поинтересовалась она, когда мальчик уселся рядом на старую табуретку.
— Знаете, кто вчера приходил ужинать к нам в «Форель»? Три джентльмена, и один из них был лорд Наджент, лорд-канцлер Англии. То есть, бывший лорд-канцлер. Но это еще не все. Они все смотрели на ваш монастырь, и было видно, что им очень интересно. И еще вопросы задавали: что у вас тут за монахини, бывают ли гости и что это за люди… И, наконец, спросили, не бывало ли здесь когда-нибудь ребенка.