Филипп Оклер

Тьерри Анри

Одинокий на вершине

Стюарту, Нику и Эми


Я много где побывал по миру.

Я мог выбрать себе любую девушку.

Вы бы подумали, что я счастлив,

Но это не так.

Все знают мое имя,

Но все это — сплошная игра.

Ах, как же одиноко на вершине!

(Рэнди Ньюман. Одинокий на вершине. 1970, 1975)

«Судя по его результативности, он — лучший нападающий всех времен. Это Майкл Джордан футбола. Он принимал мяч в середине поля, обыгрывал всех и забивал когда хотел. Наверное, это самый талантливый футболист в истории. Он имел все, о чем только может мечтать настоящий игрок. Высокий интеллект, очень быстрый анализ игровой ситуации, отличный темп, великолепная мощь удара, блестящий прыжок. Он использовал только 50 процентов силы прыжка. Он мог бы развить выдающуюся технику игры головой. Но он не очень любил такую игру. Тем не менее ему удалось стать лучшим бомбардиром в истории [в составе команды «Арсенал»]. В современной игре то, что он делал… поразительно».

(Арсен Венгер, 2007 год)

Предисловие

Поздним летом 2005 года я ожидал встречи с Джорджем Бестом в офисе его агента Фила Хьюза. Я немного волновался. Офис находился недалеко от Норд Энд Роуд, откуда рукой подать до пивных, где лучший футболист Европы 1968 года проводил большую часть последних двадцати лет своей жизни за рюмкой водки или бутылкой «Пино Гриджио». Предполагалось, что Бест станет почетным гостем на предстоящем праздновании пятидесятилетия основания приза «Золотой мяч», учрежденного журналом «Франс футбол». Собственную награду футболист к тому времени давным-давно продал коллекционеру, а вырученные деньги спустил на выпивку, женщин и неудачные финансовые аферы. Моя задача состояла не в том, чтобы вытянуть у него какие-то очередные анекдоты. Сотни трагикомичных случаев из жизни уже были рассказаны и пересказаны другими до меня. Более того, эти истории в какой-то момент стали единственным источником его дохода — он продавал их, что позволяло ему как-то держаться на плаву. 2 декабря я готовился сопровождать на церемонию футболиста, фотографию которого я первым делом приколол над своей кроватью в частной школе-интернате, в Париж, где ему собирались вручить копию награды в присутствии большинства других ее обладателей. Мне выпала честь заняться всеми деталями этого путешествия.

Человек, который наконец вышел из такси (позже назначенного часа, естественно), казался хрупким, но сохранившим то особое очарование, соблазнявшее так много людей, в равной степени мужчин и женщин. Он много болтал и остроумно шутил. Эта редкая непринужденность общения явилась для меня, привыкшего к некоторой отчужденности современных «звездных» футболистов, приятным сюрпризом. Невозможно было предположить, что интервью, которое он мне дал — бесплатно, — станет последним в его жизни. Сохранились фотографии того дня: небритый Бест, с растрепанными седыми волосами, в черной кожаной куртке, сидит, прислонившись спиной к кирпичной стене цвета ржавчины. Забыть это сложно.

Пару недель спустя истощенное тело Беста наконец сломалось, и перед больницей Кромвеля началось горестное предсмертное бдение. Джордж не попал в Париж. Копию «Золотого мяча» игрока передали в «Манчестер Юнайтед». Сейчас она выставлена в музее клуба. Изысканное приглашение с гравировкой, которое я намеревался ему передать, так и осталось в конверте нераспечатанным. Грустное напоминание о самом трогательном моменте в моей карьере журналиста.

Жизнь Тьерри Анри настолько не похожа на путь Джорджа Беста, что вы, должно быть, недоумеваете, почему я начинаю книгу с воспоминания о том памятном вечере в западной части Лондона. Я делаю это вот почему. На прощанье Бест произнес следующие слова: «Я не узнаю себя в сегодняшних игроках (цитирую по памяти, так как диктофон к тому времени я уже выключил). Но есть один игрок, который восхищает меня. Это Тьерри Анри. Он не только отличный футболист, он шоумен, он артист на поле».

Эти слова возвращались ко мне вновь и вновь в течение последних нескольких лет. Было бы легко написать об этом футболисте: я регулярно общался с ним, когда он играл в «Арсенале» — в клубе, за который я болел с 1979 года; написать о футболисте, сделавшем так много для «канониров» и для моей национальной сборной. Но я обнаружил, что чем больше я узнавал о Тьерри, чем больше я разговаривал с людьми, знавшими его намного лучше, чем я, тем меньше меня тянуло к нему, как в свое время тянуло к Джорджу Бесту или Лиаму Брейди. Мое восхищение масштабами достижений футболиста не угасало. Однако очень скоро я понял, что разлюбил того поразительного нападающего, который однажды заставил меня забыть надлежащий этикет и начать скакать по трибуне, крича от восторга. Произошло это, когда он забил тот самый решающий гол в ворота «Реала» на стадионе «Сантьяго Бернабеу» в 2006 году. Со мной происходило прямо противоположное тому, что я переживал, когда изучал материалы для биографии Эрика Кантона. Тогда я просто попал под какое-то дьявольское очарование этого игрока, чья жестокость и помпезные заявления ранее зачастую отталкивали меня. Тогда стало ясно, что, несмотря на отвратительную репутацию (он сам ее успешно культивировал), Кантона был тем, кого безоговорочно любили. И что самое удивительное — в своей странной, парадоксальной и порой неоправданной манере поведения — он этой любви действительно был достоин.

Что ж, становилось очевидным, что написать эту книгу — намного более трудная задача, чем рассказать о жизни и карьере Эрика. В том случае я начал с предположения (уж если не с абсолютной правды, то с modus operandi), что биограф должен уподобиться роли исследователя новых земель, перед которым разложены карты местности и каждую из них он подвергает сомнению. Эти карты — интервью, характеристики, очерки, ранние биографии — представляли собой, в случае с Кантона, сплошной хаос и неразбериху; в них было много неожиданных пробелов, несоответствий, случайных противоречий. Вне всякого сомнения, предстоящая работа казалась весьма интересным путешествием.

Но Тьерри? Если забыть про имидж, то в то время как все предыдущие рассказы о жизни Эрика можно сравнить с неопрятным (но вкусным) «наполеоном» противоречивых мнений, то от пирога Анри откусить было нечего. Даже если обобщить все его интервью на тысячи страниц. До настоящего момента лишь в 2005 году о нем вышла одна-единственная книга: ее написал Оливер Дербишир и оптимистически озаглавил «Тьерри Анри: удивительная жизнь лучшего футболиста на Земле». В эпоху, когда футболисты, не достигнув двадцати одного года, уже задумываются о еще весьма призрачных автобиографиях, практически полное отсутствие книг об Анри поразило меня и озадачило — ведь это разоблачение его загадочного имиджа и статуса в игре. Если он действительно «лучший футболист на Земле», то почему же никто до сих пор не попытался соскрести немного лоска с этой глянцевой картинки, которую всем демонстрируют? Почему все те, кого считают его «друзьями», так сдержанны и скупы на похвалу, когда я с ними разговаривал? Почему в их оценке всегда есть место необъяснимой сдержанности?

У меня имелись свои приятные воспоминания об этом человеке. Но чем больше я погружался в его прошлое, тем скорее они теряли свою значимость. Речь здесь не идет о том, что я откопал какие-то ранее неизвестные скандальные истории в его квазисовершенном восшествии на вершину профессионального футбола. До того печального инцидента, когда он подыграл себе рукой в штрафной, сделав затем решающую голевую передачу, что могло в долгосрочной перспективе определить его место в коллективном бессознательном — и повлиять это могло намного больше, чем все титулы и награды, которые он собирал с таким усердием, — карьера Анри практически лишена каких бы то ни было публичных противоречий. Вот что я написал незадолго до решающего матча отборочного турнира за выход на чемпионат мира — 2010, где в Париже встречались команды Франции и Ирландии:

...

Игроки зачастую остаются в народной памяти благодаря какому-то одному выдающемуся моменту в их карьере, который затем начинают превозносить. Происходит это независимо от того, как много или как мало данный игровой момент говорит об индивидуальном мастерстве того или иного футболиста. Марко Тарделли больше запомнился своей сумасшедшей, неистово-радостной пробежкой после забитого Италией второго гола в финале чемпионата мира в 1982 году, чем самим голом. Эрик Кантона навсегда останется тем, кто яростно набросился на толпу болельщиков на стадионе «Селхерст Парк», а Ференца Пушкаша помнят за его нахальное жонглирование мячом прямо в центре поля стадиона «Уэмбли». Завораживающий проход Диего Марадоны через английскую защиту становится просто скромной интермедией перед разыгравшейся далее мелодрамой — мгновения спустя аргентинец отправляет мяч кулаком в ворота Питера Шилтона и заодно в вечность. Чарли Джордж все еще лежит после забитого гола на спине на стадионе «Хайбери». Пеле уже сделал передачу на Карлоса Алберто и далее, словно прогуливаясь по полю, бросает взгляд через правое плечо: эта медлительность говорит о его искусном мастерстве во много раз больше, чем все 1281 голов, которые он забил сам.

Однако у Тьерри Анри такого момента нет. Его тренер Арсен Венгер, может, и считает его «самым лучшим нападающим в мире», получившим все возможные награды — награды, действительно имеющие значение: он собрал каждый мыслимый крупный трофей международных и домашних соревнований, он восхищал своей игрой огромные толпы болельщиков по всему миру; игра его одновременно захватывающая, взрывная и изящная, — но правда состоит в том, что «икона» футбольного клуба «Арсенал» и «легенда» национальной сборной еще должен предложить миру этот самый «ключевой момент», который по какой-то невразумительной, но веской причине возвышает великого игрока над его неоспоримо хорошей игрой.

Как и многие другие поклонники «Арсенала», я удивился, что болельщики клуба проголосовали за Анри как за «величайшего во все времена». Я бы отдал свой голос за Денниса Бергкампа, обладателя уникальной способности замедлять время на поле игры. Однажды на стадионе «Сен-Джеймс Парк» он забил такой восхитительный гол, что вне зависимости от того, сколько раз вы его смотрите, он не теряет и капли своей волшебной красоты, подобно заключительным строкам стихов Филипа Ларкина «Свадьба после Троицы»: в первый раз вы их читаете или в сотый, но последние строфы всегда находят отклик в вашей душе. Но даже тот великолепный прием мяча, его обработка и удар с лета — изящный гол Тьерри «Манчестер Юнайтед», — кажется, застряли где-то в двумерном измерении телеповторов, когда даже менее именитым футболистам удавалось через них прорываться.

Затем Тьерри сыграл левой рукой. Дважды. Вот наконец и пришел тот самый «момент» [Не может быть совпадением то, что единственная книга, посвященная Тьерри Анри во Франции — La Main noire de Thierry H («Черная рука Тьерри Н») вышла из-под пера доселе неизвестного автора Эрве Колина и опубликована в начале 2011 года. — Прим. авт.]. И мне пришлось начать предисловие заново.