Темное помещение освещали только пламя камина и слабый огонек восковой свечки на сундуке. Закругляющиеся стены башенной комнаты были завешаны гобеленами. Перед камином — тяжелый резной деревянный стул, возле него — табуреточка для ног. Под застекленным окном, смотрящим во двор замка, находился небольшой круглый столик. В углу — два деревянных сундука для одежды и буфет, в котором стояли кувшин с вином и бокал; Элис отметила очень красивую форму бокала и поняла, что, невзирая на страх, не утратила наблюдательности. У дальней стенки располагалась небольшая высокая кровать, задрапированная занавесками, расшитыми богатыми узорами.

В изголовье кровати девушка увидела крошечного человечка, ростом не более ребенка. Он глаз не сводил с гостьи, непрерывно поглаживая рукой подушку, где покоилась голова человека с исхудалым, изможденным болезнью и страданием лицом, желтым, как осенний березовый лист. Но черные глаза, когда над ними поднялись тяжелые веки, смотрели ярко и весело, сверкали, как у старого сокола.

— Ты, что ли, знахарка? — спросил он.

— Я мало что умею, — тут же стала оправдываться Элис. — И мало чему училась. Вам надо послать за кем-то более опытным и знающим, аптекарем или даже брадобреем. Вам нужен настоящий врач.

— И он будет ставить мне банки, пока я не помру, — медленно произнес больной. — Своими банками меня чуть в могилу не свели. Пока я не выгнал всех вон, они как один твердили, что ничего больше не могут. Довели меня до полусмерти! Но я не помру. Мне пока рано помирать. У меня есть еще дела на этом свете, слышишь, девка? И ты спасешь меня, правда?

— Попробую, — согласилась Элис.

Ей очень хотелось отказаться, но она вовремя прикусила язык. Она повернулась к камину, при свете огня положила на пол узел, собранный Морой, развязала его, расправила платок и разложила в порядке все, что там было. Карлик протопал к ней и присел рядом на корточки, при этом его голова не доставала ей даже до плеча.

— Используешь черную магию, госпожа моя? — промолвил он вкрадчивым тоном.

— Нет! — мгновенно откликнулась Элис. — Я мало что знаю про травы, только то, чему учила моя госпожа. Лучше бы вы послали за ней.

Карлик покачал головой.

— Весь Боуэс судачит про новую молодую знахарку, которая явилась неизвестно откуда и живет теперь возле реки вместе со старухой вдовой Морой. — Он кивнул в сторону неподвижно лежащего на кровати больного. — Милорд тоже не любит черной магии и не потерпит ее.

Элис расправила молитвенник, по правую руку положила травы и ступку с пестиком. Карлик указал на камень, обвязанный ленточкой.

— Что это такое?

— Кристалл кварца, — пояснила Элис.

Человечек быстро перекрестился и закусил кончик большого пальца.

— Чтобы предсказывать будущее? — гневно воскликнул он. — Но ведь это черная магия!

— Нет, — успокоила Элис. — Так я найду источник болезни. Это как лозой ищут подземные воды. Отыскивать воду с помощью лозы — не черная магия, это может делать даже ребенок.

— Ага, — ответил человечек, признавая ее правоту. — Да-да, верно.

— Хватит болтать! — раздался приказ больного. — Давай лечи меня скорее, знахарка.

Девушка поднялась на ноги, зажав ветхую ленту между большим и указательным пальцами; кристалл свешивался как маятник. Платок, покрывающий ее голову, соскользнул на плечи. Карлик изумленно уставился на щетку едва отросших волос.

— Что это у тебя с головой? — удивился он, но тут же лицо его приняло лукавое, озорное выражение. — Ты побрила ее, красавица моя? Ты что, беглая монашка из богатого аббатства, где старухи богатеют и говорят мятежные речи?

— Нет, — отозвалась Элис.

Из темноты двора под окном донесся короткий крик петуха, но сразу умолк — видимо, петух решил, что еще рановато и можно немного поспать.

— Я жила в Пенрите и заболела лихорадкой, вот мне и обрили голову, — соврала Элис. — Я не монашка и не понимаю, что такое мятежные речи. Я девушка простая.

Недоверчиво улыбаясь, карлик кивнул. Семеня ножками, он пробежал на свое место в изголовье кровати и снова принялся гладить подушку.

Элис подошла поближе и пробормотала:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. [Во имя Отца и Сына и Святого Духа (лат.).]

Прозрачный камень на ленточке медленно задвигался сам по себе, проделав дугу по часовой стрелке.

— Так действует благодать Божья, — продолжала Элис.

Камень быстро пошел по кругу. Девушка вздохнула. В аббатстве она никогда не пользовалась маятником, монашки не одобряли подобные методы, считая их проявлением сверхъестественных сил. С этим камнем работала Мора. Благословив его, Элис думала удержаться на зыбкой грани, которая разделяет благодать Божью и дьявольские козни. Но сейчас за ней пристально наблюдали хозяин замка и карлик со своей едва заметной злобной улыбкой. Девушка уже чувствовала горячее дыхание костра, где сжигают еретиков, и боялась обвинения в колдовстве, за которым следует удавка.

Она опустила едва дрожащую руку на лоб старого господина и, вспомнив действия Моры, заявила:

— Недуг находится здесь.

Карлик присвистнул, наблюдая, как кристалл перестал вращаться и начал просто раскачиваться туда-сюда.

— Ну и что это значит? — осведомился он.

— Болезнь не в голове, — тихо пояснила Элис.

— Я что, разве не видел, как ты пальцем подтолкнула кристалл?

— Да хватит болтать, — сердито вмешался лорд. — Пусть девица делает свое дело.

Она откинула богатый плед, накрывающий старика. От ее взора не укрылось, что при соприкосновении со свежим воздухом тело его задрожало, хотя в комнате было тепло. Она нерешительно приложила тыльную сторону ладони к его морщинистой щеке. Оказалось, что у лорда сильный жар. Тогда она осторожно перенесла руку на его плоский живот и наконец сообщила:

— Болезнь здесь.

Движение камня сразу изменилось. Он снова стал вращаться по кругу, на этот раз энергично, еще и еще.

— У вас брюшная лихорадка, — заключила Элис уверенным голосом. — Вы что-нибудь ели или постились?

— Ел, — подтвердил старик. — Меня заставляют есть, а потом из милосердия ставят банки.

— Вы можете есть все, что пожелаете, — ответила Элис. — Все, что любите, но понемногу. Пить же вы должны только родниковую воду. Как можно больше. Сегодня и завтра каждые полчаса по полпинты. Это должна быть настоящая родниковая вода, не из колодца в замке и не из городского колодца. Отправьте кого-нибудь в пустошь, пусть найдут родник и принесут вам воды.

Его светлость кивнул.

— Если вам станет холодно, прикажите укутать вас еще пледом или двумя, — продолжала Элис. — А когда будет жарко, раскройтесь. Делайте то, что вам самому нравится, и тогда лихорадка пройдет.

Повернувшись спиной к больному, она вернулась к расстеленному перед камином платку и нерешительно помедлила, глядя на упаковки с порошком из поджаренного корня фенхеля. От него мало пользы, конечно, но и вреда тоже никакого.

— Перед сном принимайте один порошок, — посоветовала она. — У вас часто бывает рвота?

Лорд снова кивнул.

— Когда почувствуете тошноту, прикажите открыть окно…

Стоящий в изголовье карлик испуганно охнул.

— …и прочтите вслух то, что написано на бумажке.

— Холодный ночной воздух вреден, — решительно запротестовал карлик. — И что там у тебя написано? Заклинание?

— От свежего воздуха тошнота пройдет, — спокойно промолвила Элис, словно ни минуты не сомневалась в правильности своего лечения. — А на бумажке не заклинание, а молитва.

Больной слабо усмехнулся.

— Да ты, девка, настоящий философ, — заметил он. — Ишь, не заклинание, а молитва! Нынче легко могут повесить как за то, так и за другое.

— Там слова из молитвы «Отче наш», — быстро пояснила Элис.

Да, в этой темной комнате шутить было небезопасно, здесь всюду видели колдовство, но тем не менее ждали чуда, которое исцелит старика.

— От лихорадки я намелю вам порошка, его следует принимать с питьем.

Она отыскала небольшие сушеные ягоды белладонны, которых Мора не забыла положить в узел, взяла одну из них, растерла в ступке в порошок и взяла щепотку.

— Вот, — обратилась она к лорду. — Примите прямо сейчас. Средства вам хватит на ночь, а утром я вернусь и принесу еще.

— Ты останешься здесь, — тихо произнес старик.

Девушка промолчала, не решаясь возражать.

— Ты останешься здесь, — повторил лорд. — Дэвид, найди для нее тюфяк. Она будет спать здесь и питаться тоже. Она не должна ни с кем видеться. Не хочу всяких сплетен.

Карлик кивнул и направился к двери; он прошел через дверной проем, и портьера слегка шевельнулась.

— Но мне надо домой, милорд, — едва дыша, сказала Элис. — Моя родственница станет меня искать. А завтра утром я приду как можно раньше, когда велите, тогда и приду.

— Ты останешься здесь. — Лорд окинул ее с головы до ног своими черными глазами. — Послушай меня, девочка, в этих стенах есть люди, которые попробуют подкупить тебя, чтобы ночью ты меня отравила. А есть и те, кто назовет тебя мошенницей, если ты не вылечишь меня. Некоторые будут не прочь попользоваться твоим юным телом, а потом, получив удовольствие, выбросят в ров с водой. Безопаснее всего, если, конечно, я выживу, быть со мной. Так что ты останешься здесь.

Склонив голову, Элис завязала платок Моры вместе с содержимым.

Следующие пять дней она жила в маленькой комнатке рядом со спальней больного. Она ни с кем не виделась, кроме лорда Хью и карлика. Еду ей приносил карлик, и однажды она поймала его за тем, что он пробовал ее пищу, как и пищу, приготовленную для его светлости. Она удивленно заглянула в лицо маленькому человечку, и тот ухмыльнулся.

— Ты что, думаешь, девонька, ты единственная знахарка, которая лечит травами? В мире много самых разных ядов. И не меньше людей, которым выгодна смерть милорда.

— На этот раз он не умрет, — заверила его Элис. — Он уже идет на поправку.

Каждый день лорд ел все больше, он уже не лежал, а сидел в постели и подолгу беседовал с карликом и с Элис; его голос звучал громко и чисто, как звонкий колокол. На шестой день он заявил, что хочет обедать в зале со своими людьми.

— В таком случае мне пора уходить, — заметила Элис.

Лорд как раз одевался. Он лихо водрузил на голову, обрамленную длинными белыми волосами, черную шляпу с маленькими жемчужинами. На нем были темные чулки, поверх толстого, подбитого камзола — отороченная мехом мантия, которая ниспадала до самого пола.

— Милорд, я рада, что сослужила вам службу, — добавила она.

— Твоя служба еще не окончена, — возразил старик, сверкнув на нее черными глазами. — Я с тобой, девка, еще не рассчитался. Отправишься домой, когда я велю, и ни минутой раньше.

Элис понурилась и промолчала. Когда она снова подняла голову, в ее глазах стояли слезы.

— Это еще что такое? — воскликнул лорд. — В чем дело?

— Дома осталась моя родственница, Мора из Боуэса. Я узнала, что у нее тоже брюшная лихорадка. У меня никого нет, кроме нее… — Девушка покосилась на лорда и увидела, что он сочувственно ей кивает. — Если бы только я могла сходить домой…

Лорд Хью щелкнул тонкими белыми пальцами. Карлик подскочил к нему и низко поклонился. Они обменялись несколькими быстрыми и негромкими фразами на неизвестном для Элис языке. Затем милорд снова посмотрел на нее, широко улыбнулся и спросил:

— И когда же заболела твоя родственница?

— Вчера, — отозвалась Элис.

— Ты лжешь, — ласково произнес его светлость. — Сегодня утром она справлялась о тебе у ворот замка. — Он указал на карлика. — Дэвид говорит, она оставила для тебя весточку, что здорова, что придет на следующей неделе и принесет тебе еще трав.

Элис густо покраснела и ничего не ответила.

— Идем обедать. Ну, пошли, — скомандовал лорд Хью, однако, не дойдя до двери, остановился и обратился к Дэвиду: — Ты посмотри на нее, на кого она похожа! Пугало огородное!

Старое платье Элис, подпоясанное платком, было покрыто пятнами грязи, а снизу — обгорелое. Другой платок, серого цвета, покрывал ее голову и был завязан под подбородком.

— Подбери-ка ей наряд получше, какое-нибудь старое платье Мег, — бросил лорд Хью через плечо. — Пусть считает, что это подарок. И сними с нее этот дурацкий платок!

Карлик сделал девушке знак подождать и распахнул один из сундуков в углу.

— Мег была последней содержанкой лорда, — пояснил он. — Где-то тут есть вполне симпатичное платье, красное такое. Два года назад она умерла от сифилиса. А вещи остались здесь.

— Я отказываюсь надевать ее платье! — воспротивилась Элис, в ее голосе слышалось отвращение. — Мне не нужно ваше красное платье.

Дэвид вытащил из сундука наряд вишнево-красного цвета, взял его за плечики и встряхнул перед девушкой. Элис распахнула глаза и шагнула вперед.

— О-о! — только и смогла вымолвить она.

Платье было сшито из мягкой, тонкой шерстяной ткани, теплой и гладкой на ощупь. Узор на воротнике, рукава с буфами, а подол оторочен темно-красной шелковой лентой. Мег была женщиной тщеславной, ей нравилось нарушать законы, запрещающие простолюдинкам носить одежду определенного цвета. Был даже серебряный шнурок, чтобы подбирать наряд в талии.

— Такого красивого платья я в жизни не видела, — благоговейно пролепетала Элис. — Какой цвет! А какая ткань!

— К нему еще есть вышитый корсаж, — сообщил карлик. — И верхняя юбка в тон.

Он кинул наряд Элис и снова обернулся к сундуку. Порывшись там, он извлек корсаж с длинными свободными рукавами и тонкими серебряными галунами на спине и ярко-красную, вышитую серебром юбку.

— Быстро надевай, — нетерпеливо распорядился он. — Мы должны быть в зале до того, как войдет милорд.

Но Элис уже взяла себя в руки.

— Я не могу надеть платье, которое носила содержанка, — заявила она. — Тем более что можно подхватить сифилис.

Дэвид раскрыл рот и злобно рассмеялся.

— Эх ты, а еще знахарка, — выдавил он наконец, вытирая слезы. — Подхватить сифилис от платья! Такого прекрасного заблуждения я еще не слышал.

Он резко швырнул Элис корсаж с юбкой, и той пришлось поймать их.

— Надевай! — грубо прикрикнул карлик, неожиданно сменив тон.

Однако она все еще не решалась. В ее ушах отчетливо звучал голос, ее собственный голос, отчаянно призывающий матушку Хильдебранду явиться и забрать ее отсюда. Уберечь от позора, спасти, как много лет назад она спасла ее от Моры. Элис горестно качала головой. Гибель аббатства, потеря матушки — это стало для нее кошмаром, который омрачал каждую минуту. Она жила во мраке одиночества, ее всюду подстерегала опасность. И не было рядом аббатисы, которая любила и защищала ее.

— Я не могу надеть платье, которое носила содержанка, — тихо повторила Элис.

— Нет, можешь! — зарычал карлик. — Или придется надеть саван, девка. Я с тобой не шучу. Старый лорд не любит, когда ему прекословят. Иначе я проткну тебя насквозь и отправлюсь обедать один, если тебе угодно. Выбирай!

Девушка развязала платок на поясе, и ее платье упало на пол. Карлик смотрел на нее, словно на лошадь, оценивая достоинства. Глаза его скользнули по чашам грудей под рубашкой из грубой ткани, ощупали тонкую талию и гладкие мускулистые бедра. Губы его сложились так, будто он собирался присвистнуть.

— У старого лорда всегда был хороший вкус к девкам, — пробормотал он себе под нос. — Судя по всему, для смертного одра он приберег самое аппетитное.

Элис через голову натянула платье и продела руки в мягкие рукава. Внутри они были подбиты белым шелком и имели прорези, через которые виднелась тонкая белая ткань, а заканчивались небольшими манжетами с вырезанной из рога пуговичкой. Она повернулась к Дэвиду спиной, и он молча затянул, а затем завязал алую шнуровку. Какое-то время Элис смотрела на корсаж и юбку.

— Не знаю, как это надевать, — наконец сказала она.

— А я-то думал, все девушки знают, — удивился карлик. — Юбочка надевается сверху и завязывается сзади.

Он подставил ей юбку, Элис шагнула в нее, повернулась внутри, и он завязал шнурок ей на талии. Шурша, юбка опустилась до пола, спереди был длинный разрез, который открывал красное платье. Девушка провела ладонями по юбке; серебряное шитье было прохладным и шершавым. Юбка оказалась слишком длинной — Мег, содержанка старого господина, была довольно высокой.

— А теперь это. И поторопись, девушка!

Дэвид протянул Элис корсаж. Она просунула руки через широко скроенные рукава, снова повернулась к карлику спиной, а он зашнуровал наряд сзади.

— Да что это такое? Камеристка я, что ли, черт меня побери… — ворчал он, продевая серебряные шнуры сквозь отверстия и туго их затягивая.

В самом низу корсажа он завязал узел бантиком и подоткнул под ткань. Элис снова повернулась к нему лицом.

— Ну-ка, одерни спереди, — приказал он. — И рукава тоже.

Она послушно одернула. Корсаж тоже оказался длинноват, по бокам упирался в бедра, а заостренный клин спереди опускался слишком низко. Он жестко сжимал ее, и грудь казалась плоской, составляя одну гладкую линию, начиная от пышной юбки и заканчивая квадратным воротом платья, выступающим над корсажем. Элис оправила верхние нарукавники, длинные и широкие, подвернутые так, что видны были великолепные нижние рукава с разрезами.

— И пояс болтается, — заметил Дэвид.

Элис затянула серебряный пояс потуже, его длинный конец опустился ниже, подчеркивая ее тонкий стан и резкую линию корсета, намекающую на вожделенный треугольник между бедер. Она провела рукой по стриженой голове: золотистые волосы торчали во все стороны.

Дэвид кивнул.

— Медок будет даже послаще, чем Мег, — проговорил он словно сам себе. — Кто только им полакомится, вот вопрос.

Девушка пропустила его слова мимо ушей. Карлик снова стал рыться в сундуке.

— Неужели нечем прикрыть голову? — рассуждал он. — Ничего такого. Все уборы прикалываются к волосам, а у тебя их нет. Так что иди простоволосая.

— Никто и смотреть на меня такую не станет, — засомневалась девушка.

— Еще как станет! — заверил он с каким-то злобным удовлетворением. — Половина из этой публики считает тебя чуть ли не святой целительницей, а другая половина думает, что ты очередная содержанка лорда. А молодой господин…

Тут его голос замер.

— Что? — уточнила Элис. — Что молодой господин?

— У него на хорошеньких девок тоже глаз наметанный, — просто ответил карлик. — Кроме того, у него с тобой свои счеты. Если бы, к примеру, старый лорд помер, молодой господин смог бы отправиться ко двору короля, избавиться от мегеры, на которой женился, и отлично устроиться в жизни. Он не поблагодарит тебя за труды.

— Мегеры? У него есть жена?

Дэвид знаком велел ей следовать за ним; они вышли из комнаты и спустились по каменной винтовой лестнице. Проходя мимо узкого стрельчатого окна, Элис вдохнула холодный западный ветер, пролетевший над рекой Тиз и принесший ей с болот и вересковых пустошей запах родного дома и детства. На мгновение ей страстно захотелось вернуться в ветхую хижину на берегу реки, окруженную тихими пустошами.

Карлик усмехнулся и произнес:

— Она постоянно жалуется на него старому лорду. Однажды я был при этом и все слышал. Лорд Хьюго не спит с ней и плохо обращается. Однажды она так рассердила его, что он побил у нее на глазах ее любимую служанку. Гордый, свою жену не тронул, но такой крутой нрав, что самому дьяволу было бы страшно. Старый лорд когда-то держал Хьюго на коротком поводке, но прошло девять лет, и оба устали от этой ведьмы. Раньше он следил, чтобы сын не слишком обижал жену и снабжал ее вдосталь всякими безделушками и благовониями, пытаясь немного подсластить ее сварливый характер. Но уж больно часто им доставалось от нее, и тому и другому, так что оба рады были бы от нее избавиться.