Мне нельзя видеться даже с маленькой Марией, моей сестрой, которая живет с матерью в нашем лондонском доме, Саффолк Плейс. Я вообще вижусь только со своим свекром и так называемым мужем за ужинами и в часовне, где мы молимся по четыре раза за день, раз за разом шепча иностранные слова в свете лампад и свечей. Но и тогда они со мной не разговаривают, а свекор смотрит на меня так, как будто удивляется, что я все еще где-то рядом, и не понимает, что я тут делаю.

Я не даю им поводов для недовольства. Я набожна, как монашка-затворница, хоть и не по своей воле. Я же ни в чем не виновата! Меня родили и воспитывали в реформистских верованиях, и я изучала латынь за учебным столом, а не в церкви. Я могу читать на латыни, но молитвы мне пришлось запоминать со слуха, а псалмы и благословения для меня так же бессмысленны, как высказывания на древнеарамейском. Поэтому я не поднимаю головы и все время бормочу подобающие благочестивой девице речитативы. А потом кланяюсь и осеняю себя крестным знамением так же, как это делают остальные.

Если бы мое сердце не разрывалось от печали, мне было бы смертельно скучно. Когда перед заутренней службой мне тихо сообщили о том, что отца обезглавили вместе с другими заговорщиками, я ощущаю только безмерную усталость. Я не знаю, как мне молиться за него. Мне думается, что раз наша королева католичка, то его должны были соборовать перед смертью, а значит, нам надо пойти в аббатство и купить для него службы по отпеванию. Вот только где их покупать, мне непонятно, потому что аббатства еще закрыты, да и вообще, пойдут ли они ему на пользу, совершенно не ясно. Все равно Джейн сказала, что чистилища не существует.

От всех этих событий я чувствую только сильнейшую усталость и могу думать только о том, выберусь ли я отсюда когда-нибудь и стану ли снова счастливой. Наверное, это значит, как сказала Джейн, что я напрочь лишена плодов и даров Духа Святого. Когда я об этом вспоминаю, мне сначала хочется сказать Джейн, что она оказалась права и я действительно очень мирская девица, только не веселая, но потом я вспоминаю, что я уже ничего не расскажу Джейн, никогда, и это и есть причина моей грусти.

Невероятно, но наша мать, человек, который меньше всего в этом мире походит на ангела, сотворяет настоящее чудо. Она постоянно пребывает при дворе и вымаливает у королевы прощение для нас, оставшихся трех невинных жертв отцовских амбиций. Мать охотится за добрым сердцем королевы с неутомимостью волчицы, заметившей упитанного оленя, и в конце концов загоняет его и впивается в его теплое горло. Теперь, когда казнили Джейн и она не может больше быть невольным центром нового заговора, отец казнен и похоронен, королева соглашается вернуть нам один из наших домов, Бьюмэнор, возле парка Брадгейт, и весь прекрасный парк Лохборо, полный дичи, и нам снова позволяют жить в достатке.

— А как же медведь? — спрашиваю я мать, когда она рассказывает об этом неслыханном по щедрости жесте.

— Какой медведь?

— Тот, который в Брадгейте. Я его приручала. Мы возьмем его с собой в Бьюманор?

— Ради всего святого! Мы были в дюйме от плахи, а ты говоришь мне про какого-то медведя? Мы потеряли его вместе с Брадгейтом, гончими и лошадями. Они все перейдут новому фавориту королевы. Моя жизнь разрушена, сердце мое разбито горем, я потеряла мужа, а ты спрашиваешь меня о медведе!

Джейн бы не дала ей так легко отмахнуться и настояла бы, чтобы медведя забрали к нам в Бьюманор. А я не могу так. Мне не найти слов, и я не смогу объяснить ей, что медведь, как и Мистер Ноззл и любое живое существо, заслуживает внимания и любви. Мне хочется сказать ей, что и мое сердце разрывается от горя, но я не умею говорить, а ей неинтересно меня слушать.

— Иди к Гербертам, — огрызается она. — За своими вещами.

Бьюманор, Лестершир

Весна 1554 года

У меня такое чувство, что мы успели добраться домой целыми и невредимыми, спрятали головы и коса прошла над нами. Мария, мама и я, Мистер Ноззл и Булавка, лошади и борзые теперь дома, хоть это и не тот дом, и в нем нет медведя. Но теперь мы живем рядом с парком, так недалеко от нашего прежнего дома, что видим его высокие трубы. Мы скучаем по нему, но радуемся, что остались живы, хоть и пребываем в постоянном напряженном состоянии, следя за тем, что говорим и что слышим. Мы в безопасности.


Конец ознакомительного фрагмента

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и продолжить читать.