Фанаты с гоготом помчались прочь, предварительно швырнув Джейн пустой бумажник. Джейн хотела только одного — чтобы Уилл вновь открыл глаза и улыбнулся ей. Она не слышала ни взволнованных голосов, ни воя сирены; не видела рук, предлагавших запоздалую помощь.

— Оставьте его, — повторяла Джейн, когда Уилла перевернули на спину, когда стала видна кровавая вмятина на его голове. Господи, зачем эта сирена воет так громко, так несносно? Почему не получается сделать вдох?

Глава 3

В начале сентября лорд Мар открыто призвал якобитов к восстанию: «Принимая во внимание последние распоряжения Его Величества, имеем основания считать, что ныне настало время открыто взяться за оружие во славу Его Величества, ибо избавление отечества от бедствий полагаем своим первейшим долгом, как и подобает преданным и любящим подданным и истинным патриотам, посему не замедлим выступить на врага».

Граф Нитсдейл стоял на крыльце родового замка Терреглс. Проститься с ним вышли все домашние. Как он страшился этой минуты! Куда легче было бы графу, если бы слуги не выстроились сейчас перед ним, если бы дочь его не была наряжена в лучшее платье, а жена — ах, его бедная, милая жена — не глядела на него с такою тоской. Он знал: в сердце Уинифред соседствуют гордость мужем и страх за его жизнь. Ибо речь идет не о приграничной стычке, каких было немало. Речь идет о войне с облаченными в красные мундиры английскими солдатами. Они бьют в барабаны, трубят в трубы; у них настоящее боевое снаряжение, дисциплина и немало военных кампаний за плечами — а шотландские фермеры и кузнецы, пекари и мельники вынуждены обходиться оружием своих отцов и дедов. Граф Нитсдейл отогнал мысли об обстоятельствах, контролировать которые было не в его силах, и сосредоточился на том, чтобы с честью выдержать прощание, чтобы уйти, улыбаясь, оставить домашних уверенными в его скорой победе и возвращении.

Почти сразу за воротами Терреглса начиналось редколесье, а к самым ступеням крыльца подползала вересковая пустошь. Земля была лиловой от бесчисленных крохотных колокольчиков; с мягким ветром, проникшим в долину, до графа донесся густой медовый аромат. Граф глубоко вдохнул, постарался удержать в груди дух любимого Терреглса.

— Мне будет этого не хватать, — сказал он жене.

— Вы скоро вернетесь домой, милорд, — отвечала Уинифред, сжимая его руку. И добавила: — Прощай, мой дорогой Уилл. Да пребудет с тобой удача.

С этими словами Уинифред поднесла руку мужа к губам и страстно поцеловала. Уильям понял: она успела выплакаться наедине с собой. Хорошо, что сейчас, при слугах, не будет ни сцен, ни слез; хорошо, что Уинифред такая сильная. Впрочем, он всегда знал — у жены сил достанет на них обоих.

— Я же говорил — может и так обернуться, — прошептал граф. — Все к тому и шло.

Уинифред кивнула — дескать, понимаю. По всей Шотландии в семьях наблюдался раскол. Одни встали на сторону якобитов, другие оставались верны Георгу. Истина же в том, что большинству шотландцев наплевать, кто засел на английском престоле — слишком далек отсюда Лондон, зато каждый жаждет независимости Шотландии. Уинифред верила в мужа, нашла в себе силы поддержать его стремление выступить под знаменами короля Иакова. Между тем зять Уильяма, Чарльз, владелец поместья Траквер, патриот ничуть не менее ярый, оставался лояльным к Англии и не собирался воевать. Что не помешало ему предложить приют и заботу Уинифред и малютке Анне, пока Уильям сражается под началом лорда Мара. Как же благодарен был Уильям жене за то, что избавила его от чувства вины — ибо это чувство могло оказаться последней соломинкой на его спине, согбенной под бременем сопутствующих событий.

— Чарльзу есть что терять. Вдобавок у него семья больше нашей — не может он оставить домашних без защиты, уйти на войну. Я знаю: он о нас позаботится.

За этой фразой Уинифред скрывался следующий посыл: «Я все понимаю и доверяюсь твоему решению». И граф Нитсдейл без труда разгадал истинный смысл жениных слов.

— А я знаю другое: ты, Уин, обладаешь железной волей, на тебя можно положиться во всем.

Граф нежно поцеловал жену в губы — плевать, что смотрят слуги, а также арендаторы и вассалы, обязанные следовать на войну за своим господином. Не без труда оторвавшись от Уинифред, Уильям опустился на одно колено перед дочерью.

— Милая моя Анна, слушайся тетушку Мэри, — наставительно-ласково напутствовал он и погладил по щечке единственную из выживших своих дочерей. Этим игривым жестом он старался скрыть страх за малышку. — Обещай мне, доченька, что приглядишь за своей матушкой. Обещаешь, родная моя?

Девочка кивнула и смущенно улыбнулась, крепче прижав к груди тряпичного зайку. Хорошо, что Уинифред уверена: их сын не будет взят в заложники в ходе жестоких стычек — таковые стычки неизбежны, ибо Терреглс — самая пуританская местность Шотландии, католиков здесь считают идолопоклонниками, на их дома регулярно совершаются налеты. Граф радовался своей дальновидности, позволившей отправить Вилли за границу — сейчас, когда кругом стоят блокпосты, это было бы невозможно.

В конце концов граф Нитсдейл покинул дом. За ним по извилистой дороге медленным шагом следовали конные его вассалы, далее — пестрая толпа фермеров с пиками и копьями; редко у кого имелся меч. Уильяму сообщили, что герцог Аргайл — убежденный сторонник Ганноверов — уже прибыл в замок Стерлинг и собирает войска, не отказывая никому из добровольцев. Готовится, стало быть, к кровавой жатве. То же самое происходит в лагере лорда Мара.

Уже через два дня граф Нитсдейл участвовал в битве при Перте, насладился первой победой. Кланы двинулись в южном направлении. Путь их лежал на северо-восток Англии, где горячо поддерживали якобитов. Циркулировали слухи, что лорд Дервентуотер, в числе прочих, наконец присягнул королю Иакову, собрал людей и дожидается только прибытия своих шотландских братьев. Первым тяжелым ударом явилась смерть французского короля Людовика Четырнадцатого в канун его семидесятисемилетия; могущественный монарх стал жертвой старческой гангрены, если верить его постельничему, впал в беспамятство и скончался в начале сентября. Наследником объявили его малолетнего правнука, а регентом — женоподобного королевского брата, герцога Орлеанского.

— Этот — не то, что его покойный брат, — сказал Уильям товарищам по оружию. — Наше восстание его не интересует. Не сомневаюсь: он станет умасливать англичан, — добавил Уильям с презрением, зная, что английский посланник в Париже наверняка потребует разгрузки судов, снаряженных Людовиком для шотландских повстанцев. Они рассчитывали на поддержку Франции, но смерть Людовика Четырнадцатого выбила почву у них из-под ног.

Глава 4

Джейн сгорбилась, ссутулилась на диванчике. Справа и слева от нее сидели отец и мать. Диванчик помещался в неожиданно светлой комнате, предназначенной для родственников пациентов. Здесь можно было самим готовить чай и кофе — впрочем, на вкус напитки были немногим лучше, чем «крашеная водица» из автоматов этажом ниже. В коридорах неврологического центра царила бездыханная тишина.

— Джон сказал, они приедут часам к двум, — донеслось до слуха Джейн. Говорил ее отец.

— А далеко ли на север они успели удалиться? — спросила мама.

Джейн казалось, это не имеет значения; потом она сообразила — родители просто пытаются нарушить тягостное молчание.

Отец чуть расправил плечи, завозился рядом с Джейн, выпростал руку, взглянул на часы.

— Кажется, до Аргайла добрались… до западного побережья, насколько я понял. До этого отлично отдыхали. Диана хотела посетить развалины Терреглса.

— В смысле, резиденцию графа Нитсдейла?

— Ну да.

— Наверняка ей не терпелось увидеть имя Джона в Книге пэров.

— Мама, пожалуйста, не надо, — прошептала Джейн.

— Извини, дорогая. Мы все на нервах.

— Врач идет, — пробормотал отец и поднялся навстречу.

— Джейн, — начал бородатый доктор средних лет, улыбаясь мягко и участливо. Джейн отметила широкий галстук — из-за него доктор больше походил на смазливого телеведущего, чем на прославленного нейрохирурга.

Сначала Уилла увезли в больницу Святого Фомы, что в Ламбете; тотчас определили в отделение неотложной помощи. Он был без сознания и практически не подавал признаков жизни. Вскоре стало ясно, что Уиллу понадобится помощь специалиста и следует отправить его в Институт неврологии, что на Квинс-сквер. Джейн заверили: это лучшее заведение для пациентов вроде Уилла.

Но для Джейн словосочетание «Институт неврологии» прозвучало как приговор. Почему Уилл не очнется? Почему не откроет глаза, почему не извинится за то, что на столь долгий срок оставил Джейн одну? Они же отдыхали, планировали свадьбу, знакомились с родителями; они собирались начать новую жизнь вместе, говорили об Австралии. Джейн согласна была взобраться вместе с Уиллом на чертову скалу, провести там хоть весь медовый месяц, если это поможет ему сейчас. Ах, этот его затуманенный взгляд, неподражаемая логика, образованность, знания! Как он хочет верить в волшебство, плотнее всего сконцентрированное в сердце Австралии!

Чувство вины перекрывало, подобно плотине, ее горло, не давало пролиться слезам стыда. Разве нападение на Уилла — не наказание Джейн за то, что она не любила его так, как любил ее он?

И зачем родители нагрянули в их с Уиллом отель? Лучше бы сидели у границы с Уэльсом — так нет, метнулись в Лондон, едва услышав о несчастном случае.

А врач! Этакий миляга; но почему-то Джейн вовсе не хотелось пожимать протянутую ей руку. Не хотелось даже говорить с врачом — это было бы как капитуляция, а Джейн не могла предать надежду на то, что Уилл в любую секунду может очнуться. Джейн хотелось гулять с ним по Лондону, смаковать баранью ногу в Клубе искусств, дышать свежим воздухом в Грин-парке или ехать на поезде в Шотландию, где ученые ждут не дождутся лекции Уилла о линиях лей.

Миляга доктор погладил Джейн по плечу, сказал:

— Давайте присядем.

Джейн не заметила, когда успела встать с дивана, не помнила, когда врач представился ее родителям, которые вели вежливый разговор — заполняли словами пропасть между неведением и страшной правдой. В следующий миг Джейн осознала: ее уже усадили обратно на диван, она тупо смотрит в окно (какой это этаж? — неважно), на продрогшие, оголенные ветки, трепещущие под зимним ветром; такого холода не припомнят с двадцатых годов. Казалось, ветки молят небеса о снисхождении. «Пожалуйста, Господи, пусть он очнется», — вместе с ветками молилась Джейн. Но доктор Харрис — или как там его? — не оставлял попыток достучаться до ее сознания.

— Джейн, я должен вам объяснить суть произошедшего с Уиллом. Очень важно, чтобы вы поняли все до конца.

— Он умирает — это вы хотите сказать? — услышала Джейн собственный голос. Взглянула на доктора с вызовом. Нет, она не даст этому эскулапу порвать кокон, плетением которого занималась последние несколько часов. Однако доктор Харрис и бровью не повел, вообще никак не выдал своего волнения.

— Он уже мертв, — сказал он, и жуткие слова прозвучали в его устах неестественно нежно. — Простите мою прямоту, мне показалось, вы из тех, кто не терпит обиняков.

Харрис оглядел перекошенные ужасом лица, но не стал ни извиняться, ни откашливаться, ни поправлять свой огненного оттенка галстук с мелким и частым узором, от которого у Джейн кружилась голова. Очевидно, Харрис давно привык к подобным ситуациям, потому что продолжал излагать факты:

— Такой удар называется королевским. Подозреваю, что мерзавец, напавший на вашего жениха, отлично сознавал, что делает.

— Но нельзя же убить человека одним ударом? — вмешался отец Джейн.

Харрис изобразил напряженную работу мысли.

— Вообще-то можно, правда, в данном случае было не так. От королевского удара Уилл только потерял сознание. Реальный ущерб он понес, когда ударился головой о колонну, а затем — о плиточный пол. Имели место три фактора, а их сочетание стало роковым.

— У него пятый дан по карате, — заявила Джейн. Она старалась скрыть ярость, но видела: не получается. Это все равно что спорить с инспектором, который уже выписал штраф за парковку в неустановленном месте. Харрис казался непреклонным — железный аргумент Джейн насчет бойцовских качеств Уилла не произвел на него впечатления. — Ничего не понимаю, — Джейн качнула головой. — Он ведь жив?

На сей раз Харрис откашливался в кулак целую минуту.

— Да, жив — но лишь потому, что мы подключили его к аппарату. Однако, Джейн, мне кажется, необходимо принять решение, когда…

— Нет! Ни за что! — Джейн беспомощно оглянулась на родителей. — Даже не говорите. Уилл обязательно очнется.

— А вот в этом я очень сомневаюсь. По крайней мере, в обозримом будущем даже не ждите, — мягким своим голосом заверил Харрис, и Джейн захотелось и ему нанести королевский удар. — Мой личный опыт показывает, что, если даже каким-то чудом ваш жених и очнется, человеком он будет считаться только номинально. Подумайте, сможете ли вы выдержать шок от его состояния. Подумайте о родителях Уилла; наконец, о нем самом. Вы говорили, он активный, деятельный, энергичный. Неужели вы хотите, чтобы Уилл вел существование овоща — ибо именно такие у него перспективы, неважно, сам ли он будет дышать или посредством нашего аппарата?

Даром что Джейн обещала себе больше не плакать — слезы делали ее слабой, когда силы были особенно нужны, — от слов Харриса две предательские слезинки покатились по ее щекам. «Ситуация вышла из-под контроля», — шепнул внутренний голос. Джейн торопливо вытерла глаза.

— Не вздумайте отключать Уилла — это я вам говорю, — жестко заявила Джейн. Стряхнула руки родителей, легшие ей на плечи. — А мне нужно подышать воздухом.

И Джейн распахнула дверь прежде, чем раздались протесты.

За спиной Харрис говорил родителям что-то утешительное, но уже через минуту Джейн перестала его слышать. Она торопливо шла по коридорам, затем — вниз по лестнице, миновала несколько дверей. Глоток ледяного воздуха был ей необходим — только воздух мог вывести Джейн из мерзкого отупляющего ступора, дать уверенность, что Уилл поправится. Джейн выскочила в больничный сад, задышала часто, глубоко и жадно, рукой держась за стену. Сверкнул бриллиант в кольце, и стало чуточку легче. Уилл явно сам разработал дизайн. Надо же, ученый — а сколько креативности, сколько художественного вкуса. Геофизик, который жаждет поверить в волшебство, в магию! Джейн тряхнула головой. Пусть в то утро, у статуи Эроса, она испытала шок и растерянность — но кольцо ей понравилось сразу. Возможно, в тот миг Джейн и полюбила своего жениха — за тревогу во взгляде, за лукавую улыбку. Теперь она вспомнила — с той же хитрой и блаженной улыбкой Уилл надел кольцо ей на палец, когда она играючи приняла его предложение, не понимая, насколько все серьезно. А теперь врач говорит, Уилл мертв. Глупости. Бред. Джейн рассмеялась бы в голос, если бы Смерть не стояла так близко. Сомнения улетучились. Джейн поняла: она может полюбить Уилла; она научилась бы любить его. Со временем. Он забавлял ее, заставлял вскрикивать от наслаждения и дарил чувство безопасности. Их встреча была предрешена, совместная жизнь — тоже. Если они будут вместе, Джейн привыкнет к Уиллу и полюбит его, как любят удобные старые джинсы — прилегающие плотно-плотно, но не стесняющие движений. И только одна Джейн виновата, что не сказала Уиллу, как сильно она его любит. Но ведь она вообще всегда колеблется; нерешительность — ее отличительная черта. Это каждый из ее знакомых подтвердит. Зато теперь Джейн совершенно уверена. Она хочет замуж за Уилла. Она хочет быть с ним всегда, жить с ним, путешествовать по магическим линиям лей.

— Доченька… — раздался над ухом дрожащий голос.

— Мама, оставь меня.

Мать, как всегда элегантная, собранная, волевая, только кивнула.

— Джейн, мы тебе пока ничего не будем советовать.

Слово «пока» мать произнесла еле слышно, так что оно не слишком резануло по ушам. Вероятно, Харрис определил некий временной промежуток для принятия решения и озвучил его родителям. Джейн проигнорировала фразу.

— Максвеллы приехали, — продолжала мать.

Джейн кивнула. Сердце ее сжалось, заныло.

— Где они?

— Пошли сразу к Уиллу. Хочешь с ними увидеться, или, может, лучше я им скажу…

— Нет, нет. В смысле, да, я хочу с ними увидеться. Наверно, им так же больно, как и мне.

Мать обняла Джейн, и от этого к горлу подкатил предательский комок.

— Мы должны поддерживать друг друга, девочка моя. На осознание произошедшего тебе необходимо время. Обещаю: лишь когда ты оправишься, и ни секундой раньше, мы соберемся вместе и обсудим наши дальнейшие действия. Так? Никаких скоропалительных решений не будет.

На заднем плане маячил отец Джейн. Она поняла: родители чувствуют себя не в своей тарелке, потому что, подобно Джейн, привыкли контролировать ситуацию. Никогда прежде она не видела отца таким растерянным; впрочем, когда он приблизился, Джейн усомнилась в этом обстоятельстве.

— Пойдем, дочка. Покажи всем, что у тебя железная воля. Впереди тебя ждет целая полоса испытаний, но ты справишься. Крепись. У тебя все получится, милая.

Джейн шмыгнула носом, кивнула. Именно такие слова были ей необходимы. От соболезнований становилось только хуже. Отец правильно выбрал тон — знал, как действует на дочку бравада.

— Все так быстро произошло… я его обнимала, а в следующую секунду он упал без сознания. Знаешь, папа, ведь Уилл мог убить того типа одним приемом карате. Я не имею права отключать его от аппарата.

— Не думай сейчас об этом, дочка, иначе с ума сойдешь. Мы будем молиться… — Отцовский голос дрогнул, но выражение лица оставалось твердым, как и ожидала Джейн. — Молиться за выздоровление Уилла. — Ветер донес до Джейн запах отцовского одеколона «Олд спайс», и она воспрянула духом. — Но сейчас, в первые дни, когда ты еще пребываешь в шоке, наша задача — привести тебя в чувство, чтобы твой разум прояснился для правильного решения.

Джейн подумала, не Харрис ли выдал столь цветистую фразу — отец так никогда не выражался. Впрочем, какая разница. С проясненным разумом или с затуманенным, Джейн никогда не позволит отключить Уилла от аппарата, который поддерживает в нем жизнь. Потому что Уилл обязательно поправится. Джейн обязательно отыщет способ заставить его открыть глаза и позвать ее по имени своим чудесным, глубоким голосом.

* * *

Почему они все шепчут — сама Джейн в том числе? В конце концов, медперсонал дружно советовал побольше разговаривать с Уиллом.

— Это помогает, — сообщила медсестра, стиснув локоть Джейн. Перед этим она сменила Уиллу повязки. На бейджике значилось имя девушки — Эллен. С виду она была ровесницей Джейн, а больничная униформа не скрывала природной привлекательности. Милое круглое лицо так и светилось добротой, то и дело сверкали в улыбке белоснежные зубы. Кожа была смуглая, и это обстоятельство странным образом прибавляло Эллен внешней доброжелательности.

— Он кажется совсем юным, — всхлипнула миссис Максвелл, и слезы ручьями заструились по ее лицу. — Точь-в-точь как на фотографии, что стоит у нас на рояле.

Джейн проглотила предательский комок, отвела глаза от Эллен и взяла за руку свою несостоявшуюся свекровь — надеялась поддержать ее.