Профессор смотрел на нее, подперев голову ладонью, и улыбался. В изгибе тонких губ не было и следа доброты, модные очки в пластиковой оправе ничуть не смягчали пристальный взгляд.

Не зная, что еще сделать, Кади снова извинилась:

— П-простите за опоздание. Такого больше не повторится.

Профессор Хайнс скрестил руки, продолжая улыбаться.

— Ну? — вскинул он брови на широкий простор лба.

Кади понятия не имела, что он хочет от нее услышать или увидеть. Она перевела взгляд на однокурсников: знакомых лиц не было.

— О, прошу простить, — продолжил Хайнс. — Предположил, что раз уж вы столь важная персона, чтобы заставлять нас всех ждать, то хоть скажете нечто, стоящее ожидания.

— Я не считаю себя важной. Я просто заблудилась по пути, — едва выдавила Кади.

Профессор Хайнс нарочито надул губы.

— Ну конечно же. Вы ведь новенькая. — Он сделал паузу. — Не то что эти первокурсники.

Кади ощутила вспышку обжигающего стыда.

— Кстати, о ваших однокурсниках: вы пропустили представление, когда мы по очереди называли имя, место рождения и так далее. Теперь вы наверняка не запомните их имена, и никто не станет вашим другом. Все, разумеется, запомнят вас, Каденс Арчер, потому что вы войдете в историю курса как девушка, опоздавшая в самый первый день. Какая ирония!

Стыд в щеках поднялся куда-то к глазам, но Кади знала, что слезы только раззадорят профессора. Раньше она не могла так легко расплакаться — до Эрика.

— Такого больше не повторится.

— Да, обычно не повторяется. — Профессор Хайнс встал и повернулся к аудитории, словно актер на сцене: — С первокурсниками такое бывает. Вы приезжаете сюда полные самомнения, гордости. Вы привыкли считаться самыми умными в классе, лучшими учениками, первыми в бог знает какой старшей школе. Что ж, детишки, вы больше не в Канзасе. Это место поставит вас на место, хотите вы того или нет. Или, по крайней мере, — он положил руку на сердце, — поставлю я.

Студенты беспокойно заерзали.

— Так о чем это я? Ирония, верно. Тема, которую мы в этом семестре тщательно изучим. Отличный пример того, как поэт прибегает к иронии, — драматические монологи Роберта Браунинга. Пожалуй, самым знаменитым был «Моя последняя герцогиня»…

Следующие сорок пять минут Кади провела, склонив голову к тетради, не осмеливаясь поднять даже взгляд, не говоря уже о руке. Она пыталась конспектировать, но могла думать лишь о том, что ни одна написанная работа, ни одно высказывание по теме, никакое отсутствие опозданий уже не изменят первое впечатление этого человека о ней. Кади с таким нетерпением ждала этот предмет; все семинары для первокурсников требовали предоставить на рассмотрение работу, и Кади корпела над сочинением, чтобы сюда попасть. И это был единственный предмет с маленькой аудиторией, остальные — лекции. Так что единственный преподаватель, который действительно знал, что Кади существует, считал ее высокомерной соплячкой. Фу, скривилась она про себя. И как только так вышло?

Когда часы милостиво пробили три и профессор Хайнс отпустил студентов, Кади ринулась к двери. Коридор и свобода были уже рукой подать, как вдруг сзади раздался голос:

— Мисс Арчер, — позвал профессор Хайнс и поманил ее пальцем. — На пару слов. Не хотел бы вынуждать вас опаздывать и на следующую пару.

Набрав в легкие воздуха, Кади шагнула к нему против потока выходящих студентов.

— Я хочу снова извиниться за опоздание. На меня совсем не похоже, я обычно очень пунктуальна и думаю, что у вас могло создаться ложное впечатление…

— Мне плевать, — перебил ее профессор Хайнс. — Честно, я не нуждаюсь в истории вашей жизни. Когда вы заявляетесь на мое занятие с опозданием, вы проявляете ко мне неуважение. А когда вы проявляете ко мне неуважение перед аудиторией, вы ставите меня в неловкое положение. Так что все просто: всякий раз, как вы ставите меня в неловкое положение, я проделываю то же самое с вами. И поверьте, я в этом хорош.

«Да неужели?» — подумала Кади.

— А что касается впечатлений, то либо ваша работа на занятиях меня впечатлит, либо нет. Все в ваших руках. Ясно?

Кади кивнула.

— Вот и умница. Увидимся на следующей неделе.

И Кади ушла. Спускаясь по ступенькам Север-холла, она клокотала от злости. «Вот и умница». Какое право он имел так с ней разговаривать? Да кто он вообще такой? Плевать, нравится она ему или нет, пусть валит ее сколько угодно, у нее для него было всего два слова, и точка. Пошел н…

— Привет!

Кади подняла голову за секунду до того, как столкнуться с высоким парнем, и сообразила, что произошло, еще через мгновение.

— Прости… что?

— Ты в порядке? Жестко там вышло. — Парень вскинул брови, такие же светлые, как и его короткостриженые волосы, выжидающе глянул на Кади, потом добавил: — Виноват, забыл, что ты пропустила знакомство. Я Алекс, мы на семинар вместе ходим.

— А, точно, прости…

— Хватит уже извиняться. Хайнса тут нет.

Она рассмеялась:

— Спасибо. А меня зовут Кади.

— О, твое-то имя я запомнил. Это Хайнс подметил точно.

Кади застонала.

— Да ну, брось, шучу. Я все равно бы запомнил. — Алекс оглянулся через плечо. — И Хайнс кажется полным ушлепком.

Кади тут же расслабилась.

— И не говори!

— Ага, конченый. Ты же на каких-то пять минут опоздала.

— Э-э… скорее на одиннадцать.

— Нет, никто даже не рассчитывает, что мы появимся в аудитории раньше семи минут после начала — негласное правило Гарварда. Я пришел буквально за минуту до тебя, так Хайнс и слова не сказал. Понятия не имею, почему он так психанул.

— Ну спасибо. Рада узнать, что его ненависть ко мне исключительно личная.

Алекс рассмеялся. «У него прекрасный смех», — подумала Кади. Они поболтали, спускаясь на первый этаж. Вкупе со стрижкой ежиком и голубыми глазами Алекс выглядел так, будто вырос на свежем воздухе и каждый день выпивал по стакану молока. Кади с трудом поверила, когда он сказал, что родом из Бруклина.

На первом этаже народу было значительно больше, люди выходили и входили, кружили вокруг, и на середине фразы их вдруг разделило столпотворение у дверей. Наконец выбравшись наружу, Кади сощурилась против солнца и попыталась найти Алекса среди моря рюкзаков и голов.

— Каденс!

Она развернулась, увидела машущего ей Никоса. Улыбнулась и шагнула к нему, радуясь встрече с еще одним дружелюбным человеком.

Когда Кади подошла, Никос положил ей ладони на плечи:

— Ну что, дорогая, выжила?

Она открыла было рот для ответа, как рядом вдруг возник Алекс.

— Увидимся, — произнес он, кивая.

— Ой… — повернулась к нему Кади, но Алекс уже быстро удалялся. — Увидимся, — отозвалась она все равно.

Никос перехватил ее руку и внимание.

— Дай-ка мы тебя осмотрим. — Он оттащил Кади от толпы и повертел. — Целая и невредимая? Хвала небесам.

— Ты удивлен?

— Ну, ты опоздала на занятие к профессору Хайнсу. А он известный мудак. Я беспокоился. Но рад видеть тебя без потерь.

— Не совсем. — Кади закатила глаза и пересказала случившееся. — А потом тот парень сказал мне, что тоже вообще-то опоздал и Хайнс ему ничего не сказал. Почему тогда сорвался и наехал на меня?

— Который парень?

— Алекс, который, ну, просто на тот же семинар ходит.

— Он тоже опоздал? — Никос скрестил руки поверх красного пиджака. — Было бы неплохо с его стороны вступиться за тебя, м-м?

Кади нахмурилась. Об этом она не подумала.

— Скоро ты узнаешь, что здесь полным-полно подхалимов. Изредка появляется теплое и уютное чувство, мол, мы здесь все в одном окопе, но это хитрая уловка, чтобы усыпить твою бдительность и спереть у тебя конспекты.

Кади надеялась, что Никос шутит. Она плотнее запахнула стеганую куртку.

— Ты все это время ждал?

— Нет, боюсь, что не настолько предан, милая, — пока что. Мы же только познакомились.

Кади не сдержалась и хихикнула. Никос был не похож на ее знакомых парней. Он казался уверенным и сообразительным, его мозг работал будто бы в три раза быстрее, чем у нее. Или, может, все дело в британском произношении.

— Правда, я-таки вернулся сюда после собрания по поводу дипломной, что, наверное, тоже считается.

— Весьма. Я ценю.

Кади была тронута: друг Эрика так старается, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Ей пришлось одернуть себя от мыслей, что его интерес к ней, вероятно, выходит за пределы около-братской заботы. То, что Никос — любитель пофлиртовать, было видно невооруженным глазом. Единственное, что Кади не могла понять, — как они с Эриком, такие разные, оказались близкими друзьями. С девушками Эрик был застенчивым, Кади никогда не видела, чтобы он с ними заигрывал, по его части скорее взращивать чувства издали.

— И раз уж тогда ты так спешила, мне не удалось показать тебе наилучшую часть Север-холла.

— Нет, спасибо. Я туда теперь без особой надобности не вернусь.

— Внутрь заходить не придется. Поверь.

Гарвард-ярд опустел, среди зелени бродило всего несколько студентов; еще оставались туристы — как группы с экскурсоводами, вооруженными маленькими флажками или зонтиками, так и одиночки с фотоаппаратами. Кади предстояло привыкнуть, что она учится в заведении, куда люди приезжали через полмира лишь бы сделать фото, и винить их в этом было сложно. Сейчас над Кади возвышалась Мемориальная церковь, великолепное строение красного кирпича, с мраморным ступенями, круглыми колоннами и снежно-белым шпилем, устремленным в небеса. А напротив нее — громадная библиотека Уайденера с бесконечной лестницей, поднимающейся к величавым римским колоннам. Кади пока что слишком уж благоговела, чтобы туда заходить.