Седовласый, благосклонно кивнув мне, делает быстрое движение рукой к потолку: тотчас же начинается дождь — нет, ливень! Я стою прямо в комнате под сгустившимися тучами и промокаю до нитки.

Ладно. Я всё понял, Вотан!

Глава 6

Очень сложная история и никакой пиццы с тунцом

— «Папина пицца» — это на самом деле маскировка для агентурной сети? — на всякий случай переспрашиваю я: может, у меня тут всё в голове перемешалось. День получается совсем не таким, как я представлял его себе сегодня утром. Всё-таки я не в полиции спокойненько сижу с заявлением на трёх громил, а в компании Хильды и Вотана в дальней комнате ресторана — завёрнутый в полотенце для просушки. Навострив уши, чтобы ничего не пропустить в невероятной истории, которой меня потчует шеф богов.

— Именно так. «Папина пицца» — это штаб моей агентурной сети. Здесь мы не только выпекаем пиццу, но и тренируем моих агентов и снабжаем их всем, что необходимо для успешной охоты за золотом Рейна, — объясняет Вотан.

— Точно. Золото Рейна. Только я так и не понял — оно ведь лежит на дне Рейна?

Хильда смеётся:

— Да, и мы так думали. Давай ещё раз с самого начала. В седую старину дочери Рейна охраняли золото на дне реки. Это были довольно симпатичные нимфы — ну, что-то вроде русалок, немного глупые и чересчур игривые, но очень милые. Так считал и старый пень — король карликов Альберих, который как-то вознамерился пригласить этих трёх девчонок на обед. Но три дочери Рейна, поблагодарив, отказались, поскольку считали Альбериха слишком старым и помятым. Тот так разозлился, что, во-первых, поклялся никогда больше не назначать свиданий ни одной женщине, во-вторых, украл у девчонок сокровище, а в-третьих, сковал из золота Рейна кольцо, с помощью которого мог завоевать господство над целым миром.

— Папа мне как-то рассказывал эту историю. Но он ещё говорил, что после этого много чего случилось и кольцо опять оказалось на дне Рейна. Так зачем твоему отцу теперь агенты, чтобы его найти? Ведь для этого нужен всего один ныряльщик.

— Видишь ли, с помощью кольца Альберих вынудил свой карликовый народец, так называемых нибелунгов, двадцать четыре часа в сутки добывать золото. То есть было кольцо, а кроме того — громадные сокровища: золото нибелунгов. В Рейне оказалось только кольцо. Остальное золото разошлось по всему миру. А поскольку золото очень долго хранилось вместе с кольцом, волшебная сила кольца в некоторой степени передалась и ему. А значит, из этого золота можно теперь выковать новое кольцо и получить мировое господство.

— Ага, — больше ничего мне в голову не приходит. Чёрт, как всё сложно! Но один вопрос у меня всё-таки остаётся: какое отношение к этой истории имеет Вотан? И я уточняю: — А что с этим делом связывает вас, господин Вотан? Пока что я не совсем понимаю, почему именно вам пришлось создать агентурную сеть. Вам-то что за дело до этого Альбериха?

Вздохнув, Вотан теребит оправу очков:

— Оставь уже это дурацкое «господин», Генри! Вполне достаточно называть меня просто Вотан. — Поглаживая бороду, он, похоже, задумывается над моим вопросом, а затем откашливается. — Ну, кольцо ведь не сразу снова попало в Рейн. Одно время оно было у меня. Тогда-то все неприятности и начались. Когда я раздобыл его у Альбериха. Ладно, признаться, не только кольцо — я прихватил и остальные сокровища.

— То есть вы тоже украли. Вот не знал, что и боги такими делишками промышляют! — возмущаюсь я и тут же ловлю на себе злобный взгляд шефа богов — если я правильно истолковал подёргивание уголков губ.

— Украл — это несколько преувеличенно. Скажем так: я очень хорошо провёл переговоры. И кроме того, возникла чрезвычайная ситуация: у меня резко сократилась ликвидность.

О чём говорит этот человек? Я не понимаю ни слова! Я вопросительно смотрю на Хильду, которая верно трактует мой взгляд:

— Отец хочет сказать, что был на мели и срочно нуждался в деньгах. Только что достроили Вальхаллу, замок богов, и строившие его великаны требовали оплаты. И здесь Вотана ожидал довольно неприятный сюрприз: Вальхалла оказалась в десять раз дороже, чем он рассчитывал! То есть понятно, что это внушительный дворец — он должен быть представительным и там должно хватать места для всех павших героев. Но в десять раз дороже?! Счёт буквально сразил его наповал. Для начала он оставил великанам в залог богиню Фрейю. Но проблему это не решало: ведь Фрейе и её яблокам мы, боги, обязаны своим бессмертием, и нам срочно требовалось её вернуть. Вот тут Локи и пришла в голову мысль о золоте Альбериха.

Я качаю головой:

— Стоп-стоп, не так быстро! А Локи ещё кто такой? — Я, конечно, хорошо помню названное в его честь земляничное мороженое, — но какую роль он играл у древних германцев?

— О, ты с ним уже знаком, — ухмыляется Хильда.

— Да?

— Господин с залысинами. Наш бог огня. А Фарбаути, великан, кстати, его отец.

— Что-что?! Этот недомерок в никелированных очках — бог огня?! А великан — его отец?! Как это?!

Хильда пожимает плечами:

— Не надо ко всему подходить с людскими мерками. В любом случае Локи — блестящий изобретатель, вот только его идея с сокровищами Альбериха, как выяснилось позже, оказалась пшиком.

— Пшиком?

— Ну да. Ничего из этого не вышло.

— Вот именно, — снова берёт слово Вотан. — Мы с Локи пообещали великанам сокровище в качестве оплаты. За это они должны были вернуть нам Фрейю. В общем, мы отправились к Альбериху и хитростью выманили у него сокровища вместе с кольцом. И тогда карлик проклял кольцо. Всем, кто будет иметь с ним дело, оно принесёт несчастье.

— Так, собственно, и случилось, — вставляет Хильда. — Появилась куча проблем и горы трупов, Вальхалла сгорела, а кольцо снова очутилось в Рейне.

Вотан, тяжело вздохнув, приглаживает седые волосы, а затем даже снимает солнцезащитные очки.

Теперь я понимаю, по какой причине он их носит: у шефа богов только один глаз! Левый глаз у него отсутствует! Веко кажется плотно прикрытым, а правый глаз смотрит на меня довольно устало.

От этого жуткого зрелища я нервно сглатываю.

— Глаз, да? — усмехается Вотан.

Уставившись в пол от стыда, я чувствую себя пойманным с поличным.

Но он хохочет:

— Да всё в порядке. Так реагируют большинство людей, поэтому я и ношу очки с тёмными стёклами. Левый глаз я отдал за то, чтобы испить из источника мудрости. Но как подумаю, в какого старого хрыча после этого превратился, — то лучше было мне его тогда сохранить.

— Да ну, бросьте, — пытаюсь я подбодрить его. — Все когда-нибудь ошибаются.

Он качает головой:

— Все люди — возможно, но мне как богу такое не пристало. А всё из-за этой дурацкой стройки. Замок спокойно мог быть немного меньше, тогда и расходы бы так не выросли. Но нет — надо ведь всё самое лучшее! — Ещё один вздох, и он опять надевает очки. — После всех неприятностей с Альберихом и кольцом я решил удалиться на покой. Кольцо ведь там, где ему и положено быть, — на дне Рейна. Альберих сидел у себя, надувшись, разве что напишет порой какой-нибудь злобный читательский отклик в нашу божественную газету, а дворец Вальхалла сгорел. Да ещё и МОИ германцы обратились к другому богу. Тот оказался вдруг для людей самое то, просто невероятно! Не наводил громом и молнией порядок среди своих овечек, а выскочил из-за угла со всеми этими новомодными штучками — любовью, прощением и терпимостью. Тут уж я действительно не мог конкурировать — вообще не мой стиль.

Покопавшись в кармане пиджака, Вотан вытаскивает что-то похожее на сигару. И действительно — он закуривает, задумчиво пуская в воздух колечки дыма. Мне от дыма тут же становится нехорошо, но я полон решимости не подавать виду. Слишком уж увлекательная история!

— И тогда я заставил всех поверить в то, что сумерки богов [Распространённый, но ошибочный перевод термина «Рагнарёк» из германо-скандинавской мифологии. Рагнарёк — гибель богов и всего мира, следующая за последней битвой между богами и чудовищами, изначально олицетворявшими собой дикую природную мощь земли.] действительно состоялись и меня вообще больше не существует. Фарбаути потихоньку восстановил Вальхаллу — само собой, поменьше размером и на этот раз при блестящем управлении расходами. Я без всякой помпы тайно поселился там с оставшимися героями, богами и моей женой Фриккой. Спустя несколько столетий я даже начал играть в гольф, — выпустив пару колечек дыма, он улыбается. — Сейчас у меня уже гандикап десять [Гандикап — это показатель мастерства гольфиста.]. Довольно внушительно для тех, у кого всего один глаз, да?

Я, правда, в гольфе совсем не разбираюсь, но старательно киваю, чтобы поддержать у Вотана желание рассказывать дальше.

— Итак, моя жизнь на пенсии могла бы сложиться великолепно. Ну ладно, за мной бдительно следила Фрикка, и горе мне, если в спальне валялись мои носки или я забывал завинтить крышку на тюбике с зубной пастой… ну да, в общем, всякие мелочи. Но по большому счёту я был доволен. И оставался бы до сих пор, если бы не… — сделав глубокую затяжку, он замолкает. Эй, так нечестно! Мне хочется немедленно узнать, что было дальше! Но Вотан не говорит больше ни слова, только глядит в пространство. Я хочу уже подёргать его за рукав, но Хильда удерживает меня:

— Оставь. Когда у отца такое настроение, он витает где-то в иных сферах. Мы видим здесь лишь его человеческую оболочку. Но если хочешь, я могу рассказать тебе, что случилось потом.