— Я звоню в лабораторию, — сказал Адамберг.

Он отошел в сторону позвонить, а Марк попросил Люсьена поменьше греметь тарелками, которые тот расставлял по местам.

— Да, — говорил Адамберг. — Вы закончили? Как называется, вы говорите? Господи, прочтите по буквам!

У себя в блокноте Адамберг написал букву N, затем О, потом остановился, не зная, как продолжить. Марк взял у него карандаш и дописал начатое слово: Nosopsyllus fasciatus. В конце поставил вопросительный знак. Адамберг кивнул.

— Все в порядке, я записал, — сказал он энтомологу.

Марк приписал: «носители болезнетворных бактерий».

— Отправьте их на бактериологический анализ, — добавил Адамберг. — Пусть ищут чумную бациллу. Скажите, чтобы получше закупорили пробирки, у меня уже один укушенный есть. И бога ради не дайте им разбежаться по лаборатории! Да, по тому же номеру. Всю ночь.

Адамберг спрятал телефон во внутренний карман.

— В одежде моего заместителя найдены две блохи. И они не человеческие, а…

— Nosopsyllus fasciatus, крысиные блохи, — подсказал Марк.

— В конверте, изъятом в квартире убитого, была еще одна, мертвая блоха. Той же породы.

— Так он их и подбрасывает.

— Да, — сказал Адамберг и тоже зашагал по комнате. — Он вскрывает конверт и выпускает блох в квартиру. Но я не верю, что эти чертовы блохи инфицированы. Я думаю, что это тоже всего лишь символ.

— Однако он увлекся символами настолько, что даже раздобыл крысиных блох. А это не так-то легко.

— Я думаю, он блефует, поэтому и убивает сам. Он знает, что его блохи безобидны.

— Это неизвестно. Вам бы следовало собрать всех блох из квартиры Лорьона.

— И как я это сделаю?

— Проще всего принести в квартиру одну или двух морских свинок, пусть погуляют там минут пять. Они соберут всех блох, какие есть. Суйте их в мешок и несите в лабораторию. А после сразу продезинфицируйте помещение. Но не оставляйте свинок надолго. Укусив, блоха запросто может убежать. Надо поймать их во время пиршества.

— Хорошо, — сказал Адамберг, записывая. — Спасибо за помощь, Вандузлер.

— Еще две вещи, — сказал Марк, провожая его к двери. — Имейте в виду, что ваш сеятель чумы не такой уж большой знаток, как кажется. В его знаниях есть пробелы.

— Он в чем-то ошибся?

— Да.

— В чем?

— Уголь, «черная смерть». Этот образ возник из-за неправильно понятого слова: pestis atra означает «жуткая смерть», а вовсе не «черная смерть». [«Черная» — прямое, а «жуткая» — переносное значение латинского слова «atra».] Тела зачумленных никогда не были черными. Это поздний миф, очень распространенное заблуждение. Все в это верят, но это неправда. Напрасно ваш убийца мажет тело углем. Он совершает большую промашку.

— Вот как, — задумался Адамберг.

— Не теряйте голову, комиссар, — сказал Люсьен, выходя из комнаты. — Марк ужасно дотошный, как все, кто изучает Средневековье. Он копается в мелочах, а главное упускает.

— А что главное?

— Насилие, комиссар. Человеческое насилие.

Марк улыбнулся и посторонился, давая Люсьену пройти.

— Чем занимается ваш друг? — спросил Адамберг.

— Его первейшее призвание — раздражать окружающих, но за это не платят. Он это делает добровольно. А его вторая профессия — современная история, он специалист по Первой мировой войне. Иногда у нас бывают серьезные стычки.

— Понятно. А что за вторая вещь, которую вы мне хотели сказать?

— Вы ищете типа с инициалами С.Т.?

— Это серьезная зацепка.

— Не утруждайтесь понапрасну. СТ — это всего лишь аббревиатура двух наречий — «cito» и «tarde», вырванных из известного изречения.

— Извините, не понял.

— Практически во всех средневековых трактатах о чуме наилучшим средством спасения называется следующее: «Cito, longe fugeas et tarde redeas», что значит: «Уйди скорей и не спеши обратно». Это знаменитое «cito, longe, tarde» — «быстро, далеко и надолго» — у убийцы превратилось в «cito, tarde» — «быстро и надолго».

— Вы можете мне это записать? — попросил Адамберг, протягивая блокнот.

Марк нацарапал несколько строк.

— «СТ» — это совет, который убийца дает людям, в то время как защищает их с помощью четверок, — сказал Марк, возвращая блокнот.

— Я предпочел бы, что это оказались инициалы, — сказал Адамберг.

— Понимаю. Вы не могли бы держать меня в курсе? Насчет блох?

— Вас так интересует расследование?

— Да нет, — улыбнулся Марк. — Но на вас, возможно, есть Nosopsyllus. А значит, они могут оказаться на мне и на остальных тоже.

— Ясно.

— Вот другое средство от чумы. Поймай их скорей и хорошенько помойся. ПСП.

Выходя, Адамберг столкнулся с высоким блондином и задержался, чтобы задать ему вопрос.

— Одна пара была бежевая с серой изнанкой, — ответил Матиас, — а другая голубая с ракушками.

Покидая дом на улице Шаль через запущенный садик, Адамберг чувствовал себя немного ошеломленным. На земле жили люди, которые знали много удивительных вещей. Сначала они внимательно слушали на уроках в школе, а потом продолжали приумножать свои знания и накапливать их целыми тоннами. Знания, выходящие за пределы привычного бытия. Эти люди проводили время, изучая сеятелей чумы, мази, латинских блох и чудодейственные наречия. Совершенно очевидно, что все это лишь малая толика той тонны знаний, что хранилась в голове Марка Вандузлера. В обычной жизни эти знания вряд ли бы когда-нибудь понадобились. Но сегодня они пригодились, и жизнь зависела именно от них.

XX

В уголовный розыск пришли новые факсы из лаборатории, и Адамберг быстро с ними ознакомился: на всех «странных» посланиях были только отпечатки Жосса и Декамбре.

— Я бы удивился, оставь сеятель свои пальчики, — сказал Адамберг.

— Зачем ему такие дорогие конверты? — спросил Данглар.

— Чтобы соблюсти правила церемонии. Каждый поступок в его глазах — священнодействие. Простые конверты тут не годятся. Ему нужна драгоценная оправа, потому что его деяния в высшей степени утонченны. Это не деяния первого встречного, вроде нас с вами, Данглар. Вы же не можете представить, чтобы искусный повар подал вам слоеный пирог на пластмассовой тарелке. Так и здесь. Конверт под стать той цели, которой он служит, он — изыскан.

— Отпечатки Ле Герна и Дюкуэдика, — сказал Данглар, кладя факс на стол. — Оба побывали за решеткой.

— Да. Но недолго. Девять месяцев и полгода.

— Но этого достаточно, чтобы обзавестись полезными знакомствами, — сказал Данглар, яростно расчесывая подмышку. — Научиться вскрывать замки они могли уже после тюрьмы. За что они сидели?

— Ле Герн за побои, телесные повреждения и попытку убийства.

— Так-так, — присвистнул Данглар, — уже теплее. Почему ему не дали больше?

— Смягчающие обстоятельства: судовладелец, которого он избил, не ремонтировал свой траулер, тот весь прогнил и затонул. Двое матросов погибли. Ле Герна подобрал спасательный вертолет, и на суше он в ярости набросился на хозяина.

— Хозяина наказали?

— Нет. Ни его, ни чиновников из управления портом, которые его покрывали, — по словам Ле Герна, тот их подмазал. Все судовладельцы сговорились между собой, и его вышвырнули из всех портов Бретани. Ле Герн больше никогда не командовал кораблем. А тринадцать лет назад он без гроша прибыл на вокзал Монпарнас.

— У него веские причины ненавидеть все человечество, вы не находите?

— Нахожу. Он вспыльчивый и злопамятный. Но Рене Лорьон, похоже, никогда не бывал ни в одном портовом управлении.

— Может, он выбирает, на ком отыграться. Такое бывало. Все-таки Ле Герну удобнее всего посылать письма самому себе, разве не так? Хотя с тех пор, как мы наблюдаем за площадью — а Ле Герн первый узнал об этом, — «странных» записок больше не приходило.

— Он не единственный, кто знал о присутствии полицейских. В девять вечера в «Викинге» уже все это почуяли.

— А если убийца не из их квартала, откуда он узнал?

— Он совершил убийство и прекрасно понимает, что его ищут. Он заметил полицейских на лавочке.

— Значит, наша слежка впустую?

— Это слежка из принципа. И не только.

— А за что сидел Декамбре-Дюкуэдик?

— За попытку изнасилования несовершеннолетней в школе, где он преподавал. На него тогда набросилась вся пресса. В пятьдесят два года его чуть было не линчевали на улице. Полиции пришлось охранять его до суда.

— Дело Дюкуэдика, припоминаю. Нападение на девочку в туалете. А ведь, глядя на него, ни за что не подумаешь.

— Вспомните, что он сказал в свою защиту, Данглар. Трое пятнадцатилетних подростков набросились на девочку двенадцати лет, когда все ушли обедать. Дюкуэдик здорово поколотил тех парней и взял малышку на руки, чтобы унести оттуда. Одежда на девочке была разорвана, и она рыдала у него на руках в коридоре. Это и видели остальные ученики. Трое молодчиков представили дело по-другому: якобы Декамбре насиловал девчонку, они вмешались, Декамбре их избил и пытался забрать девочку с собой. Его слово против показаний троих. Декамбре осудили. Подруга его сразу бросила, коллеги от него отвернулись. Потому что сомневались в его правоте. Сомнения опустошают, Данглар, но они очень сильны в нас. Поэтому он и сменил фамилию на Декамбре. В пятьдесят два года жизнь этого человека кончилась.