— Этот корабль понесет человечество к звездам! — торжественно, но не слишком точно сообщил громоподобный голос из динамиков.

Бесплотный голос я узнал: он принадлежал диктору из отдела звуковых эффектов. Да и происхождение текста опознавалось безошибочно. Вечно Тильди Мэтис набирает к себе в отдел безграмотных девиц, не способных отличить планету от звезды!

— Современный Колумб поведет этот корабль через океан пустоты, — продолжал диктор. — Шесть с половиной миллионов тонн стали и укрощенных молний: ковчег для восемнадцати сотен мужчин и женщин, готовых сделать новый мир своим домом. Кто же решится на это? Кто те счастливые первопроходцы, кому предстоит сделать плодородные земли нового мира своим владением? Знакомьтесь: супружеская чета, двое бесстрашных…

Диктор вещал дальше, а ракета на экране поблекла, уступив место просторному жилому отсеку в пригороде. Раннее утро. Отец убирает в стену кровать и складывает ширму, отгораживающую детскую, мать раздвигает стол и набирает на пищевом автомате код завтрака. За соком и детской кашей (и, разумеется, перед тремя дымящимися чашками кофиэста на первом плане) семья говорит о том, как смело и мудро они поступили, взяв билеты на Венеру. И под заключительный вопрос младшенького: «Мама, мама, а когда я вырасту, мы с моими маленькими сыночками и доченьками тоже полетим на Венеру?» — трогательная семейная сцена сменяется впечатляющими панорамными снимками Венеры будущего, тех далеких лет, когда вырастет этот малыш: изумрудные долины, хрустальные озера, белоснежные горные вершины.

Того, что на Венере нет воды, что ее атмосфера непригодна для дыхания, что от зеленых долин и горных озер первопроходцев отделяют десятилетия жизни в герметически закрытых клетушках и на гидропонике, диктор не отрицал, но особенно на этом не задерживался.

С началом ролика я инстинктивно нажал на часах кнопку таймера. Когда ролик закончился, взглянул на циферблат: девять минут! В три раза дольше, чем разрешено законом, — и на одну минуту дольше наших обычных рекламных роликов.

Лишь после того, как зажегся свет, все потянулись за сигаретами, а Фаулер Шокен снова заговорил, я начал понимать, как такое стало возможно.

Свою новую речь Фаулер начал, как принято в нашем деле — издалека. Заговорил об истории рекламного бизнеса, о том, какой долгий путь прошла реклама: от простых, написанных от руки объявлений о продаже готовых товаров до нынешних рекламных империй, тех, что создают новые области производства и переделывают мир под свои коммерческие нужды. Снова упомянул и о славном пути нашей компании, «Фаулер Шокен ассошиэйтед». И наконец сказал:

— Джентльмены, есть старинное изречение: «Пусть устрицей мне будет этот мир!» [Слова разбойника Пистоля из комедии У. Шекспира «Виндзорские насмешницы» (прим. пер.).] Так вот, мы съели эту устрицу. Да, съели, — повторил он, старательно гася окурок в пепельнице. — Мы покорили весь мир — буквально, и теперь, подобно Александру Македонскому, скорбим о том, что нет иных миров, чтобы завоевать и их. А здесь, — Шокен махнул рукой в сторону экрана у себя за спиной, — здесь раскинулся перед нами первый из этих новых миров!

Вы уже, наверное, поняли, что я терпеть не могу Мэтта Ранстеда. Мерзкий проныра, всюду сует свой нос. Подозреваю, что он расставил «жучки» даже у нас в компании. И, должно быть, о проекте «Венера» узнал заблаговременно — трудно поверить, что его патетическая речь была порождена приливом вдохновения. Мы все еще переваривали слова Фаулера Шокена, а Ранстед уже вскочил на ноги.

— Джентльмены, — вскричал он, — это поистине гениальный замысел! Не просто Индия, не просто новый континент — нет, целая планета на продажу! Приветствую вас, Фаулер Шокен — Клайв [Роберт Клайв (1725–1774) — английский генерал, утвердивший господство Британской Ост-Индской компании в Индии (прим. пер.).], Боливар [Симон Боливар (1783–1830) — руководитель Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, национальный герой Венесуэлы (прим. пер.).], Джон Джекоб Астор [Джон Джекоб Астор (1763–1848) — первый американский мультимиллионер, основатель клана Асторов, внесший существенный вклад в освоение территории США (прим. пер.).] нового мира!

Как я и сказал, Мэтт успел первым, но за ним и все мы вскочили на ноги, восклицая примерно то же самое.

Вскочил и я. Ничего сложного, если тренируешься много лет. Кэти никогда этого не понимала, а я объяснял ей шутя, что это что-то типа религиозного ритуала: вроде как разбить о борт корабля бутылку шампанского или принести в жертву девственницу, чтобы посевы лучше росли. Впрочем, даже в шутках я старался не заходить слишком далеко. Вряд ли кто-нибудь из нас (быть может, кроме Мэтта Ранстеда) согласился бы подсаживать людей на наркотик только ради наживы. Но сейчас, гипнотизируя друг друга собственными возгласами, все мы чувствовали, что в самом деле готовы на любую жертву ради Святых Продаж.

Не поймите меня превратно: мы не преступники. Харви же пояснил, что алкалоиды в кофиэсте совершенно безвредны!

Когда все высказались, Фаулер Шокен нажал другую кнопку и показал нам план работы — обстоятельно, пункт за пунктом. Листал перед нами таблицы, графики, диаграммы, поступающие в ведение нового отдела «Фаулер Шокен ассошиэйтед» — отдела, который будет заниматься освоением и эксплуатацией Венеры. Рассказал о долгих переговорах с сенаторами, о закулисных сделках, давших нам эксклюзивное право на богатства планеты, — тут я начал понимать, почему он рассчитывает выйти сухим из воды с девятиминутной рекламой. Объяснил, что правительство (кстати, странно, что мы по-прежнему думаем и говорим об этой бирже сделок и взаимных услуг как об отдельном институте, наделенном собственной волей) хочет видеть Венеру американской планетой и обращается ради этого к истинно американскому искусству — рекламе. Своим энтузиазмом Шокен заразил и нас. Я слушал и завидовал тому счастливчику, что возглавит отдел Венеры: такой работой любой из нас мог бы только гордиться.

Рассказал Фаулер и о проблеме с сенатором от «Дюпон кемикалз» и его сорока пятью голосами, и о том, как легко удалось справиться с сенатором от «Нэш-Келвинейтор», обладателем всего шести голосов. С гордостью поведал, как организовал фальшивую акцию консов против самого себя — и тем склонил на свою сторону министра внутренних дел, фанатичного антиконсервациониста. Визуальный отдел подготовил прекрасную презентацию, однако нам понадобился почти час, чтобы выслушать рассказ Фаулера и разобраться в планах и графиках.

Наконец Фаулер выключил проектор.

— Теперь вы знаете все. Вот наша новая кампания — и начнем мы ее немедленно. Прямо сейчас. Сделаю лишь еще одно объявление, а потом за работу!

Фаулер Шокен знает, как держать интерес аудитории. Неторопливо, очень неторопливо достал он листок бумаги и зачитал одну фразу — фразу, которую любой, самый мелкий клерк из отдела копирайтинга мог бы произнести и без шпаргалки.

— Руководителем отдела Венеры, — прочитал он, — назначаю Митчелла Кортни!

Вот так сюрприз! Ведь Митчелл Кортни — это я.

Глава вторая

Пока остальные члены правления расходились по своим кабинетам, я на несколько минут задержался у Фаулера. Прошло еще несколько секунд, пока лифт доставил меня из конференц-зала вниз, в мой кабинет на восемьдесят шестом этаже. Так что, когда я вошел, Эстер уже собирала вещи со стола.

— Поздравляю, мистер Кортни! — воскликнула она. — Теперь вы переезжаете на восемьдесят девятый. Вот здорово! У меня тоже будет отдельный кабинет!

Я поблагодарил ее и снял телефонную трубку. Прежде всего следовало собрать сотрудников и передать бразды правления отделом Тому Гиллеспи, моему заместителю. Впрочем, сначала я позвонил Кэти.

И снова она не взяла трубку.

Так что я собрал ребят и объявил о своем повышении. Провожали меня с подобающей грустью, но и с нескрываемой радостью — ведь теперь каждый из моих подчиненных тоже продвигался по служебной лестнице.

Было время обеда, и все вопросы по Венере я решил отложить до конца перерыва.

Я позвонил еще раз, затем наскоро перекусил в кафетерии компании, спустился на лифте в подземку и проехал шестнадцать кварталов на юг. Здесь, впервые за сегодняшний день, вышел на открытый воздух — и сразу потянулся за носовыми заглушками, однако, подумав, надевать их не стал. Моросил дождь, так что дышать можно было и открытым носом. Стояло лето, жаркое и влажное; по тротуарам сновали толпы народу, всем, как и мне, срочно требовалось куда-то попасть. Я плечом проложил себе путь через толпу, пересек улицу и вошел в здание.

Лифт доставил меня на четырнадцатый этаж. Дом был старый, система кондиционирования не отлаженная, и в мокром костюме меня пробила дрожь. На секунду я задумался о том, чтобы отказаться от заранее приготовленной легенды и сослаться на озноб, но решил, что лучше не стоит.

Я вошел в офис. Девушка в накрахмаленном белом халате подняла голову.

— Моя фамилия Силвер, — сказал я. — Уолтер П. Силвер. Я по записи.

— Да, мистер Силвер. Вы говорили, что случай у вас неотложный, что-то с сердцем.

— Совершенно верно. Не знаю, конечно, может быть, это что-то психосоматическое…

— Да, разумеется. — Она указала мне на стул. — Доктор Нейвин примет вас через пару минут.

Однако прошло десять минут. Сначала из кабинета вышла девушка, за ней вошел мужчина, ожидавший в очереди, и только после него медсестра объявила:

— Мистер Силвер, пожалуйста!

Я вошел. Кэти в белом докторском халате, строгая и очень красивая, сидела за столом и заполняла карточку пациента. Она подняла голову.