И вот этот час настал.

Мейпс вставила лезвие в ножны и сказала:

— Этот клинок нефиксированный, миледи. Держите его на теле. Если вы снимете его на неделю, нож начнет разлагаться. Он ваш, этот зуб Шай-Хулуда. Ваш до конца жизни.

— Ты вложила в ножны клинок, что не вкусил крови, Мейпс!

Судорожно охнув, Мейпс выронила ножны и крис в руку Джессики и распахнула на груди коричневое одеяние.

— Бери воду моей жизни!.. — закричала она.

Джессика обнажила нож. О, как он блестел! Направив его острие на Мейпс, она увидела, что женщину охватила не паника, не смертельный ужас — нечто большее.

«Острие отравлено?» — подумала Джессика. Подняв кончик ножа, лезвием она осторожно провела над левой грудью Мейпс. Из царапины обильно выступила кровь, сразу же остановившаяся. «Сверхбыстрая коагуляция, — поняла Джессика, — мутация, способствующая сохранению влаги».

Она вложила крис в ножны и сказала:

— Застегнись, Мейпс.

Мейпс, дрожа, повиновалась. Синие глаза без белков смотрели на Джессику.

— Ты наша, — пробормотала она, — ты — та самая.

У входа вновь застучали, разбирая новую партию груза. Мейпс схватила вложенный в ножны клинок и спрятала его в складках одежды Джессики.

— Того, кто увидит этот нож, следует убить… или очистить, — оскалилась она. — И вы знаете это, миледи.

«Да, теперь знаю», — подумала Джессика. Грузчики вышли, не заходя в Большой зал. Мейпс взяла себя в руки и произнесла:

— Тот, кто видел крис, но не прошел очищение, не может оставить Арракис живым. Никогда не забывайте этого, миледи. Вам мы доверяем крис. — Она глубоко вздохнула. — И пусть свершится должное. События нельзя торопить. — Она глянула на штабеля ящиков и другое добро вокруг них. — У вас хватит работы здесь, пока не настанет наше время.

Джессика заколебалась. «Пусть свершится должное» — это была особая фраза из набора заклинаний Миссионарии Протективы, означающая: «Преподобная Мать грядет, чтобы освободить вас».

«Но я же не Преподобная Мать, — подумала Джессика, и вдруг ее осенило: — Преподобная! Они использовали здесь эту легенду! Значит, Арракис — поистине ужасное место!»

Повседневным тоном Мейпс сказала:

— С чего мне следует начать, миледи?

Инстинкт велел Джессике поддержать этот тон. Она произнесла:

— Вот портрет старого герцога, его надо повесить на стену столовой. Голова быка должна быть закреплена напротив портрета.

Мейпс подошла к голове.

— Такую голову носил на своих плечах громадный зверь, — сказала она и нагнулась. — Должно быть, сперва придется счистить вот это, не так ли, миледи?

— Нет.

— Но здесь же грязь на рогах.

— Это не грязь, Мейпс, а кровь отца нашего герцога. Эти рога обрызгали прозрачным фиксирующим составом через несколько часов после того, как этот зверь убил старого герцога.

Мейпс выпрямилась:

— Вот как.

— Просто кровь, — сказала Джессика, — засохшая. Пусть кто-нибудь поможет тебе повесить вещи. Эти отвратительные штуки тяжелы.

— Вы думаете, меня обеспокоила кровь? — спросила Мейпс. — Я из пустыни и видела достаточно крови.

— Я… заметила это, — согласилась Джессика.

— В том числе и собственной, — добавила Мейпс. — Куда больше, чем от вашего крошечного пореза.

— Было бы лучше, если бы я порезала глубже?

— Ах, нет! Воды тела и так слишком мало, чтобы попусту выпускать ее в воздух. Вы поступили правильно.

Джессика, следя за тоном и словами, подметила глубокий подтекст в выражении «вода тела». Вновь ее охватило уныние при мысли о важности воды на Арракисе.

— Как следует разместить эту прелесть на стенах зала, миледи? — спросила Мейпс.

«Практичная женщина», — подумала Джессика и сказала:

— На твое усмотрение. Большой разницы нет.

— Как вам угодно, миледи. — Мейпс нагнулась, начала снимать остатки упаковки и холста с головы.

— Ты убил старого герцога? Надо же! — нараспев сказала она.

— Прислать грузчика в помощь тебе? — спросила Джессика.

— Я управлюсь, миледи.

«Да, она управится, — подумала Джессика. — Что в ней заметно, в этой фрименке, так это привычка управляться самостоятельно».

Ощутив на груди холодок криса, Джессика подумала о долгой цепи планов Бинэ Гессерит, звено которой было здесь, перед ней. Эти планы позволили ей избежать смертельной опасности. «События нельзя торопить», — сказала Мейпс. Однако само течение их словно бы затягивало Атрейдесов на Арракис, и это рождало в душе Джессики дурные предчувствия. Все приготовления Миссионарии Протективы, все тщательные проверки этой, слагающейся в дом груды камней, не могли ослабить дурные предчувствия.

— А когда ты повесишь портрет и голову, начни распаковывать ящики, — сказала Джессика. — У входа дежурит человек, отвечающий за груз. У него все ключи, он знает, как разместить вещи. Забери у него ключи и список. Если будут вопросы, ищи меня в южном крыле.

— Как прикажете, миледи.

Джессика отвернулась с мыслью: «Пусть обход Хавата и показал, что резиденция безопасна, — сейчас это не так. Я чувствую это».

Желание немедленно увидеть сына охватило Джессику. Она направилась к сводчатому проходу в обеденный зал и семейные покои. Она шла все быстрее и быстрее, наконец почти побежала.

Позади нее в зале Мейпс приподняла голову и поглядела в удаляющуюся спину.

— Конечно, та самая, — пробормотала она. — Бедняжка.

...

— Юэ! Юэ! Юэ! — повторяем мы. — Тысячи смертей мало для этого Юэ!

Принцесса Ирулан. «История Муад'Диба для детей»

Дверь была распахнута настежь, и Джессика влетела в комнату с желтыми стенами. С левой стороны оказался покрытый черной шкурой небольшой низенький диван, два пустых книжных шкафа. Справа, обрамляя другую дверь, помещались такие же книжные шкафы, стол с Каладана и три кресла. У окон спиной к ней стоял доктор Юэ, внимательно рассматривавший окрестности.

Джессика еще раз неслышно шагнула вперед.

Она заметила, что пиджак Юэ помят, у левого локтя белеет пятно, словно он прислонился к мелу… Как будто на скелет из палочек напялили великоватое черное одеяние, так что со спины доктор казался карикатурной фигурной марионеткой в руках кукольника. Только голова с длинными эбеновыми волосами, перехваченными на плече кольцом школы Сукк, казалась живой и слегка шевелилась вслед каким-то движениям за окном.

Не найдя сына, она снова оглядела комнату. Закрытая дверь справа, она знала, вела в спальню, которая понравилась Полу.

— Добрый вечер, доктор Юэ, — спросила она, — где Пол?

Он словно бы кивнул кому-то за окном и, не поворачивая головы, отсутствующим тоном проронил:

— Ваш сын устал, Джессика. Я послал его в эту комнату отдохнуть.

Тут он вздрогнул и резко обернулся, усы свисали по бокам пурпурных губ:

— Простите меня, миледи! Я оговорился… я… не хотел быть фамильярным…

Она улыбнулась, подала ему правую руку. На мгновение ей показалось, что он рухнет на колени.

— Пожалуйста, Веллингтон.

— Так назвать вас… я…

— Мы знакомы уже шесть лет, — сказала она. — Все эти формальности с глазу на глаз давно можно было отбросить.

Юэ выдавил легкую улыбку с мыслью: «Кажется, сработало. Теперь она все необычное, что сумеет еще заметить во мне, отнесет на счет смущения. Она не станет докапываться до более глубоких причин, если ответ уже известен».

— Боюсь, я замечтался, — сказал он. — Когда я… особо сочувствую вам, извините, в мыслях я называю вас… ну, Джессика.

— Сочувствуешь мне? Почему?

Юэ пожал плечами. Он давно уже заметил, что у Джессики не было дара полного ясновидения, как у его Уанны. И все же, когда это было возможно, он оставался правдив с Джессикой. Так безопасней.

— Ну и дыра, ми… Джессика, — споткнувшись на имени, он продолжил: — Сущая пустыня в сравнении с Каладаном. А люди! Горожанки под покрывалами причитали на нашем пути. И как они глядели на нас!

Она охватила себя руками, ощущая кожей прикосновение ножа-криса с лезвием из зуба песчаного червя, — если в отчетах чего-то не напутали.

— Просто мы чужие для них, незнакомцы с неведомыми обычаями. Они знали лишь Харконненов. — Она глянула мимо него в окно. — Что это ты разглядываешь?

Он вновь обернулся к окну:

— Людей.

Джессика подошла к нему, глянула влево на фасад дома, куда было обращено внимание Юэ. Там в ряд росло двадцать пальм, в песчаной почве под ними не было ни травинки. Сплошной невысокий забор отделял их от дороги, по которой двигались люди в бурнусах. Джессика заметила, что воздух между ней и людьми слегка подрагивал, — значит, большой щит дома включен, — и вновь принялась изучать идущих, недоумевая, чем же они столь привлекали Юэ.

Вдруг она заметила общее во всех этих людях и скорбно приложила руку к щеке. Прохожие глядели на пальмы! Кто с завистью, кто с ненавистью… некоторые даже с надеждой. Но каждый оборачивался к деревьям.

— Знаете, о чем они думают? — спросил Юэ.

— Хочешь сказать, что читаешь мысли? — спросила она.

— Их мысли, — отвечал он. — Они глядят на эти деревья и думают: «Перед нами сотня людей». И ничего другого не приходит им в голову.

Она озадаченно нахмурилась:

— Почему же?