— Быть может, она злоумышляет не против сына. И вчерашнее покушение всего лишь ловкий обман…

— Такой обман невозможен.

— Сир, считается, что ей неизвестно собственное происхождение… но что, если на самом деле она его знает? Может быть, она сирота и в этом виноваты Атрейдесы?

— Отомстить мне она могла бы давным-давно. Подсыпать яду в питье, или воткнуть в бок стилет. У кого еще было для этого больше возможностей?

— Но Харконнены хотят погубить вас, милорд, — не просто убить. В канли это разные вещи. Такая месть будет шедевром рядом с прочими.

Плечи герцога поникли. Он закрыл глаза, лицо сразу стало усталым и старым. «Не может быть, — подумал он. — Эта женщина открыла мне все свое сердце».

— Как можно вернее погубить меня, если не посеять в моей душе подозрения к любимой? — спросил он.

— Это объяснение я учел, — сказал Хават. — И все же…

Герцог открыл глаза, поглядел на Хавата и подумал: «Пусть подозревает. Подозревать не мое — его дело. И если будет казаться, что я поверил этой лжи, быть может, выдаст себя кто-то другой».

— Что ты предлагаешь? — прошептал герцог.

— Пока неусыпный надзор, милорд. За ней следует наблюдать постоянно. Я пригляжу, чтобы все было незаметно. Для такого дела идеально подходит Айдахо. В его группе есть молодой человек — мы обучаем его, — который может оказаться идеальным послом к Вольному народу. У него дар дипломата.

— Не следует ставить под угрозу наши связи с фрименами.

— Конечно же, нет, сир.

— А как насчет Пола?

— Быть может, разбудить доктора Юэ?

Лето повернулся спиной к Хавату:

— Оставляю это на твое усмотрение.

— Посмотрю по обстановке, милорд.

«По крайней мере, на него можно рассчитывать», — подумал Лето и произнес:

— Пойду пройдусь. Если я потребуюсь, ищите меня внутри периметра. Охрана может…

— Милорд, пока вы не вышли, я хочу передать вам некую видеоленту. На ней результаты анализа религии Вольного народа в первом приближении. Я исполнил — вы не забыли? — вашу просьбу.

Герцог остановился и проговорил, не поворачивая головы:

— Подождать эта лента не может?

— Безусловно, милорд. Вы спросили тогда, что там кричат. Это было слово «Махди». Им они называли молодого господина. Когда они…

— Называли Пола?

— Да, милорд. Здесь бытует легенда, точнее, пророчество, что однажды они обретут вождя, сына Дочери Гессера, который поведет их к истинной свободе. Обычная легенда о Мессии.

— И они думают, что Пол и есть… этот…

— Всего лишь надеются, милорд. — Хават протянул ему капсулу с видеолентой.

Герцог взял ее и сунул в карман.

— Прогляжу попозже.

— Как вам угодно, милорд.

Герцог глубоко вздохнул и вышел из комнаты. В зале он повернул направо. И пошел, заложив руки за спину, не слишком обращая внимание на окружающее. Он шел коридорами, поднимался и опускался по лестницам, выходил на балконы… повсюду были люди, молча приветствовавшие его.

Наконец он добрался до конференц-зала. Было темно, и Пол уже спал на столе, прикрытый плащом часового, с воинским ранцем под головой вместо подушки. Герцог прошел по комнате и вышел на нависающий над летным полем балкон. Часовой в углу балкона, завидев в неясном свете посадочных огней герцога, вытянулся.

— Вольно, — пробормотал герцог и оперся о прохладный поручень балкона.

Впадину в пустыне охватила предутренняя тишина. Он глянул вверх. На темно-синей шали неба поблескивали золотые цехины звезд. Склонившись к югу, вторая ночная луна просвечивала сквозь тонкую туманную дымку — ехидный недоверчивый диск, заливающий Лето своим циничным светом.

Пока он глядел, луна спустилась за Барьер, посеребрив голые скалы. И во внезапно сгустившейся тьме его пробрал озноб. Тело затрясла дрожь.

«Я терплю эти козни барона. Харконнены гонят меня, травят, и эта стычка с бароном — последняя! Вечные козни этого Дома, — думал он. — И кто эти людишки? Дерьмо с умишком палача. Все до единого! Здесь я стою! — И печаль коснулась его. — Придется править и оком, и когтем, как ястреб правит птицами». Непроизвольно его рука потянулась к вышитому гербу. На востоке медленно загоралась заря. Сперва небо посерело, звезды незаметно растаяли в перламутровом свете, наконец колокол зари зазвенел над зубчатым горизонтом.

Невиданная красота рассвета захватила его. «Все-таки есть что-то общее в зорях на разных мирах», — подумал он.

Он не мог даже представить себе ничего прекраснее зубчатого багрового горизонта, пурпурных и охряных утесов вокруг. У края посадочного поля, где слабые капли росы вливали жизнь в торопливые растения Арракиса, он заметил большие клумбы красных цветков, а между ними четкую фиолетовую линию… словно отпечатки чьих-то гигантских шагов.

— Прекрасное утро, сир, — произнес часовой.

— Да, ты прав.

Герцог кивнул, размышляя: «Может быть, мы приживемся. Эта планета еще станет хорошим домом для моего сына…»

А потом он заметил людей, скользнувших в цветочные поля со странными косами — устройствами для собирания росы. Вода на этой планете была так дорога, что здесь туземцы не пренебрегали даже каплей росы.

«… Впрочем, она может оказаться и ужасным местом».

...

Возможно, самый ужасный момент в жизни — когда ребенок впервые осознает, что его отец тоже человек, сотканный из простой человеческой плоти.

Принцесса Ирулан. «Избранные изречения Муад'Диба»

Герцог произнес:

— Пол, я собираюсь сделать мерзость… Я не хочу этого, но обстоятельства заставляют.

Он стоял возле портативного ядоискателя, доставленного в конференц-зал перед завтраком. Руки-сенсоры устройства застыли над столом, напоминая Полу лапки какого-то странного дохлого жука.

Герцог стоял, обратившись к выходящим на посадочное поле окнам, в утреннем небе клубились облака пыли.

Перед Полом был портативный проектор с коротким фильм-очерком о религиозных обрядах Вольного народа. Составил его кто-то из экспертов Хавата, и Пол невольно смущался, читая печатные комментарии штабиста, относящиеся к нему лично.

«Махди».

«Лисан аль-Гаиб».

Закрыв глаза, он припомнил крики толпы. «Так, значит, вот на что они надеются! — подумал он. — А как называла меня та старуха — Преподобная Мать? Квизац Хадерач». Вызванное воспоминаниями предчувствие ужасной судьбы копошилось в сознании, а странный мир вокруг казался знакомым, но почему — он не мог понять.

— Мерзость, — повторил герцог.

— Что вы хотите сказать, сир?

Лето обернулся и поглядел на сына:

— Харконнены пытаются одурачить меня, они думают, что я поверю в предательство твоей матери. Откуда же им знать, что я скорее перестану верить самому себе?

— Не понимаю, сир.

Лето вновь заглянул в окно, утреннее белое солнце успело уже подняться достаточно высоко. Молочный свет лился на пылевые облака, клубящиеся над глухими каньонами Барьера.

Медленно и тихо, чтобы сдержать гнев, герцог рассказал Полу о таинственной записке.

— С равным основанием ты мог бы не доверять и мне, — сказал Пол.

— Но им должно казаться, что замысел удался, — сказал герцог, — они должны поверить, что я именно такой дурак, каким они хотят меня видеть. Все должно быть убедительно. Нужно, чтобы даже твоя мать не заметила этой хитрости.

— Но почему?

— Твоя мать может выдать себя поступком. О, она способна на благороднейшие жесты… но сейчас решается слишком многое. Я надеюсь, это предатель выдаст себя. Посторонним должно казаться, что я совсем перестал ей доверять. Придется ей претерпеть эту боль, чтобы не пришла бо́льшая.

— Почему же тогда ты, отец, рассказываешь это мне? А если проговорюсь я?

— За тобой не будут следить, это бессмысленно, — сказал герцог. — И я уверен, ты будешь молчать. Ты должен. — Он отошел к окну и проговорил, не поворачивая головы: — Вот что, если со мной что-нибудь случится, ты расскажешь ей правду, что я не сомневался в ней… ни на миг. Я хочу, чтобы она тогда все узнала.

Ощутив дыхание смерти в словах отца, Пол быстро проговорил:

— Что может с тобой случиться? Ведь…

— Помолчи-ка, сын.

Герцог стоял к сыну спиной, и Пол заметил усталость во всем его облике: в наклоне головы, в постановке плеч, в замедленных движениях.

— Ты просто устал, отец.

— Да, я устал, — согласился герцог. — Я морально устал. Должно быть, меня наконец поразила меланхолическая дегенерация Великих Домов. А когда-то в нашем роду были крепкие люди.

Внезапно рассердившись, Пол воскликнул:

— Да не в упадке наш Дом!

— Разве нет? — Герцог обернулся, глянул на сына. Под глазами его чернели круги, рот кривился в циничной усмешке. — Я должен был жениться на твоей матери, сделать ее своей герцогиней. Пусть… Но сам знаешь, отсутствие жены давало мне возможность породниться с другими Домами и заключить союз. — Он передернул плечами. — Поэтому я…

— Мать объясняла мне.

— Ничто не обеспечивает вождю преданность подданных больше, чем хвастовство, — сказал герцог, — а потому я и бравирую.

— Ты хороший вождь, — запротестовал Пол. — Ты умеешь править. Люди с охотой следуют за тобой и с любовью…

— Мои пропагандисты одни из лучших, — согласился герцог и вновь глянул на котловину. — Арракис предлагает нашему Дому больше возможностей, чем считает сам Император. Но все же я иногда думаю, что лучше для нас было бы бежать, стать ренегатами. Иногда мне хочется затеряться среди людей, скрыться из вида…